— Да, но я имела в виду…

— Я понимаю, что ты имела в виду. Руфус — человек действия, большую часть своей жизни он провел, сражаясь с темными волшебниками, и потому не станет недооценивать лорда Волан-де-Морта.

Я ждала продолжения, но Альбус ничего не сказал о своих разногласиях со Скримджером, упоминавшихся в ‚Ежедневном пророке‘.

— И еще, Альбус… мадам Боунс…

— Да, — тихо ответил Дамблдор. — Ужасная потеря. Она была замечательная волшебница.

— Малоприятное известие, — печально заметила я. — Том показал истинное лицо, к сожалению, — это только начало. — Но ты ведь не поэтому хотел видеть меня?

— Ах да, конечно, я же тебе не сказал, — проговорил Дамблдор. — Так вот, я уже потерял счет, сколько раз я произносил эту фразу за последние годы, но у нас опять не хватает одного преподавателя…

— Ох! — забывшись, он задел раненую рукой.

— Твоя рука? — всхлипнула я. — Может, есть зелье?

— От старости зелья нет, — спокойно ответил Альбус и поддернул рукав, открывая кончики обгорелых, почерневших пальцев. От этого зрелища у меня по спине побежали мурашки. Рука у него почернела и сморщилась, как будто обгорела.

— Я, безусловно, уже не так быстр, как раньше. Но, с другой стороны…если бы ты работала в Хогвартс…

— Только не говори мне, что в этой треклятой школе у меня будет спокойная жизнь! Не сотрясай понапрасну воздух, Альбус!

— Ну что делать… В такие времена благоразумные волшебники стараются не высовываться.

— Тебе хорошо говорить, но для меня сейчас поступить преподавателем в Хогвартс — все равно, что публично объявить о своем союзе с Орденом Феникса! В Ордене, безусловно, прекрасные люди, отважные, благородные и так далее, но меня лично не устраивает их уровень смертности…

— Совсем необязательно вступать в Орден, чтобы преподавать в Хогвартсе, — сказал он. Ему не до конца удалось сдержать насмешливую нотку в голосе. — Большинство учителей не состоят в Ордене, и никого из них пока не убили — ну, если только не считать Квиррелла, но ему так и надо, ведь он сотрудничал с Волан-де-Мортом.

— Знаешь, пока я торчала у себя в доме, — перебила я более твердым голосом, — я поняла, что нельзя отгородиться от всех… нельзя сломаться. И вообще жизнь слишком коротка… Вот, например, мадам Боунс или Эммелина Вэнс… Кто знает, может, следующей буду я, верно? Но если и так, — сказала я яростно и взглянула прямо в голубые глаза Альбуса, блестевшие при свете настольной лампы, — я уж постараюсь захватить с собой столько Пожирателей смерти, сколько смогу, и самого Тома тоже, если получится.

— Северус сообщил мне, что ты приходила к нему и пыталась вразумить его.

— А твой зельевар не сообщил тебе, что заключил непреложный обет помочь сыну Люциуса убить тебя?

— И это он мне тоже сообщил, — сказал он без обычного добродушия. — Но ты мне обещала.

— Ну, не знаю насчёт этого, — протяжно произнесла я. — Я просто хочу мира.

— Но приготовилась к войне, — уточнил Альбус.

— Конечно. Но я не уверена, что мы победим.

— На войне стоит думать не о победе, а о том, кто готов умереть за нее, — ответил отец.

Я бросила взгляд на него, прежде чем вспомнила, что поклялась не иметь с ним никаких дел.

— Боже мой, отец! — я встала с кресла и подошла к окну. — Он еще такой ребенок! Это дети!

— Войн без потерь не бывает, и иногда победа приносит столько потерь, что больше похоже на поражение. Война всегда непредсказуема — твой противник может стать твоим союзником, если у вас двоих появляются общие интересы. Больше всего от войны страдают невинные, которые оказались втянуты в сражение против своей воли. Война — это путь обмана. И порой обманутым оказываешься ты сам.

— Это совет? — я повернулась и внимательно посмотрела на него. С удивлением заметила в глазах отца жесткость.

— Господи! Этот абсурд меня доконал! — Я взялась за виски и потерла их.

— Нельзя убежать от судьбы, моя дорогая, — ответил он. — Если бороться с судьбой, станешь несчастным. Нужно принять её и наслаждаться ею.

— Я каждое утро просыпаюсь с болью, хожу на работу с болью! Сказать, сколько раз мне хотелось послать все к черту, свести счеты с жизнью?

— Ты по-прежнему видишь мир не таким, как другие, но удивительным, каким видят его лишь те, кто верит в любовь и добро — восхитительным и немножко волшебным.

— Ты всегда говоришь какие-нибудь сумасшедшие штуки, — проворчала я. — Я и так делаю то, что необходимо. Стоит мне раз уступить обстоятельствам — и все рухнет.

— Ну что ж, если ты не хочешь принять мое предложение, тогда мне придется уговорить одного моего бывшего коллегу нарушить свое уединение и вернуться в Хогвартс.

— И кто же это? — удивилась я. — У тебя опять какой-то замысел?

— Слизнорта очень тяжело будет уговорить, — сказал Альбус. — Гораций очень любит комфорт. А еще он любит собирать вокруг себя знаменитостей, преуспевающих и влиятельных людей. Ему нравится думать, что они прислушиваются к нему. Он сам никогда не стремился восседать на троне, предпочитает занять место за его спинкой — там, знаешь ли, легче развернуться. В свое время в Хогвартсе он отбирал для себя любимчиков среди учеников — кого за ум, кого за честолюбие, кого за обаяние или талант, причем удивительно ловко определял именно тех, кто потом добился известности в той или иной области. Гораций даже основал своеобразный клуб своих любимчиков с самим собой во главе. Он знакомил их с нужными людьми, налаживал полезные контакты между членами клуба и всегда что-то с этого имел, будь то коробочка его любимых засахаренных ананасов или возможность порекомендовать своего человека на освободившуюся должность в Управлении по связям с гоблинами. Но сейчас Гораций, прячется от Пожирателей смерти или от меня, — сказал Альбус.

— Да зачем нужен Пожирателям смерти такой жалкий, измученный жизнью старикашка, как он? — воскликнула я.

— Полагаю, для того, чтобы обратить его весьма немалые таланты на запугивание, пытки и убийства, — ответил он.

— Значит, ты таки решил уговорить Горация Слизнорта вернуться на работу?

— Думаю, у меня есть один способ уговорить его снова преподавать у нас зельеварение, — ответил он.

— Зельеварение? — слово эхом разнеслось по кабинету.

— Да, ты правильно меня расслышала, Адрианна, — уточнил Альбус.

— А ты говорил…

— Тем временем Северус, — продолжил Альбус, — возьмет на себя обязанности преподавателя по защите от Темных искусств.

— Что? — сказала я так громко, что сразу несколько портретов в кабинете повернулись и обратили свой взор на меня. — Как можно после всего, что было, позволить Северусу преподавать защиту от Темных искусств?

— Я стараюсь верить не людям, а в людей. И неважно, чем он занимался, что он делал. Ты просто его принимаешь и всё. Со всеми словами, поступками и даже недостатками.

— А если недостатков больше? А если одни недостатки?

— Так у всех есть недостатки. Только это неплохо… Это нормально.

— Одно хорошо, — сказала я с бешенством, — эта должность проклята. Никто еще не продержался на ней больше года… Квиррелл так и вообще погиб. Я лично буду держать скрещенные пальцы — может, еще кто помрет…

— Адрианна! — укоризненно воскликнул шокированныйАльбус. — Там, где вера в добро, там и доброта. А доброта — это и есть волшебство.

— Отец избавь меня от необходимости высказать все это вслух, — ответила я подойдя к нему.

— Береги себя, — попросил он.

Я поцеловала его в щеку и удалилась.

Страх овладевает нами в тот момент, когда мы поддаемся ему. Иногда он скрывается в самых простых, самых обычных вещах. Говорят, что страх перед неизвестным — это непроизвольная реакция излишне

богатого воображения. Но наш повседневный страх перед подозрительным прохожим, звуком шагов на лестнице, страх перед насильственной смертью — естественное желание выжить пугает не меньше, чем мысль, что это может случиться и с тобой.

Блуждая по улицам Косого переулка, я решила заглянуть к мадам Малкин.