Только после войны я поняла, почему все было именно так.

Северус смотрел на меня. Заметив в конце концов это, я повернула голову в другую сторону. Он рассчитывал, что я буду разыгрывать спектакль. «Вы еще увидите, мистер Снейп, может быть, я и переломаю все свои кости, но никто не посмеет потешаться надо мной, тем более вы».

— Чего ты молчишь?

— Слова подбираю…

— Какие?

— Цензурные, — фыркнула я. — Ты боишься быть живым.

— Я…

— Ты боишься жить. Ты — лицемер, ты — конформист. Ты — лжец. Я открылась тебе, а ты осуждаешь меня. И почему я умудрилась именно такую скотину полюбить, — не роняя достоинства, сказала я.

— Как мне жаль тебя, Анри, — ухмыльнулся Северус, и его губы слегка дрогнули. — Между нами не может быть никаких отношений.

— Ты не можешь этого отрицать, между нами что-то есть.

— Вражда, отвращение…

— Накал, желание, — возразила я.

— В этом нет никакого смысла. И никакого выхода из этого тоже нет.

— Ох, только без мелодрам, Северус! — Я встала с дивана. — И зачем так грубо?

— Разве я грубил? Я лишь констатировал очевидный факт.

— Но очень гадким тоном, — добавила я. — Поверь, где-то в глубине души я все та же восемнадцатилетняя девчонка.

— Значит, до такой глубины я еще не докопал, — саркастично ответил он. — Я знаю о тебе и твоем драгоценном уме.

Внезапно его звероподобное метание по комнате прекратилось, он повернул свое лицо ко мне и сел напротив меня. Его черные глаза сверкали, но уже не от ярости. В них был юмор, темнота, горечь и настороженность. Это был Северус Снейп, ужас подземелья.

Мы молчали, только изредка встречались глазами. Но тут Северус встал с кресла и, подойдя к окошку, выглянул в щель между занавесками, окинул взглядом пустынную улицу и снова плотно задернул занавески. Затем, нахмурившись, повернулся ко мне.

— Анри, — произнес Северус устало, — животное нападает, когда его ранят. Инстинкт сильнее рассудка, сильнее желаний. Ты постоянно загоняешь меня в угол. Постоянно меня торопишь. Ты и сейчас это делаешь. Ты не можешь меня оставить наедине с самим собой. Ты не можешь меня отпустить. Тебе не нужна доброта, тебе нужна голая любовь. Безоговорочная любовь. Я весь выдохся.

Голос Северуса становился холоднее, в нем все сильнее чувствовалось безразличие.

— Пойми, Анри. В моем сердце было любви на тысячу галлеонов. Золотом, а не в бумажках. И я все потратил на тебя, до последнего кната. Ты меня выжала, как тряпку.

— Я была неправа, Северус. Извини. Я лишь пытаюсь что-то вернуть.

Мысли завертелись в голове. «Я могу отдать ему свое сердце, — думала я, — и он бы снова полюбил меня. Если бы только ему все это было нужно. Я должна его заставить…»

— Анри! — продолжал Северус. — Нет возврата в прошлое. Не разрушай то немногое, что еще осталось. Пусть останется доброта. Мне от этого только лучше.

Я ухватилась за его слова.

— Да, конечно, Северус, пожалуйста, будь таким же добрым, как и прежде, пока я не разрушила все окончательно. Я не буду больше тебя терзать.

Я благодарила Мерлина за то, что в этой темноте он не мог разглядеть моего лица так же, как и я его.

— Это все, что ты хотела узнать? — сказал Северус, плохо скрывая облегчение. Я глотнула побольше вина, чтобы успеть обдумать, что ответить. Но я смогла лишь притворно засмеяться.

— Да, конечно, глупо. Я чувствовала, что мне не светит. Но казалось, нужно все-таки попробовать. Я больше не стану тебя терзать, — повторила я и поставила уже пустой бокал на стол.

Северус уставился на меня поверх бокала, затем медленно поставил его рядом с моим.

- Шах, - сказал он с перекошенной улыбкой, — я не учел непредсказуемость и мобильность королевы. Но еще не мат, Анри.

Он поднял ладони, вверх, временно сдаваясь.

Я не поняла, что он говорил, но его движение, тон его голоса показали мне что я выиграла, — что-то.

Женщина может куда больше мужчины. Ей под силу подорвать оборону целого города… Они никогда не признают своего поражения, даже если громогласно объявят о нём. Чтобы пользоваться таким острым оружием, как женская хитрость, нужны толстые перчатки, но я не знаю другого оружия, которое бы разило столь метко…

Он приблизил меня к себе так, что я откинулась назад, и пристально посмотрел мне в глаза.

Я попыталась освободиться, но он так меня тряхнул, что у меня отпала всякая охота. Он схватил обе мои руки своей одной, и я почувствовала себя, как в клетке.

— Нам не стоит это обсуждать дальше. Если что и имеет значение, так это то, что ты здесь, в моем доме. Я беспокоюсь о тебе, в данный момент я ничего не могу поделать с этим. Ты думаешь, что сможешь продержаться без моей помощи, не так ли?

— Именно так, — отрезала я.

Его ухмылка в ответ была мучительной.

Паршивый лицемер — а ведь порой бывает такой милый! Теперь я поняла, что он говорит это вовсе не для того, чтобы поддразнивать меня, а чтобы увериться, что я и правду его люблю. И однако же, он изводил меня, и оскорблял, и в жизни бы не сознался, скажи я напрямик, что разгадала его побуждения. Нет, никак его не поймешь. Неужели я действительно дорога ему — дороже, чем он готов признать? Или, может, у него что-то другое на уме? Скорее, последнее, решила я. Но кто знает. Он порой так странно себя ведет.

Мои глаза встретились с его глазами почти сразу. Гордость не позволила мне дать волю чувствам. «Он знал, что я буду его искать, — подумала я неожиданно с раздражением. — Да что он из себя строит, полагая, что можно так просто врываться в мою жизнь и спокойно дожидаться, когда я брошусь в его объятия? В Лондоне полно мужчин, да и в целом достаточно тех, кто подчеркнуто оказывает мне знаки внимания, вьется вокруг моей персоны, каждый день шлет мне корзины цветов, письма и даже драгоценности. Почему Его высокомерно-надменное Величество думает, что достаточно ему пошевелить мизинцем — и я сломя голову побегу за ним?»

— Если бы я тебя забыл, я бы жил в мире и спокойствии. — Северус взял мою голову и, притянув, поцеловал в губы.

Меня охватили разные чувства: радости, блаженства, изобилие счастья, переполняющее мое естество. Мысли были на пределе, все шло кругом. Сама того не замечая, я принялась теребить его волосы, которые оказались такими мягкими. Мысль о том, что сейчас сказал Северус, показалась мне истиной.

Страсть. Она дремлет в нас всех, спит, ждет, и хотя нежеланна, названа, она зашевелится, откроет свои челюсти и завоет… Она говорит с нами, направляет нас. Страсть правит всеми нами, а мы подчиняемся, а что, у нас есть какой-то выбор? Страсть — это источник и наших лучших моментов: радости любви, ясности ненависти и экстаза горя. Иногда это так больно, что мы не в состоянии вынести. Если бы можно было жить без страсти, может, тогда мы бы знали хоть какой-то покой, но были бы пустыми. Пустыми комнатами, куклами, и тёмными. Без страсти мы были бы действительно мёртвыми.

Не могу вам передать, что я чувствовал в тот момент. Казалось, жизнь остановилась, и этот миг сладостного блаженства будет длиться до конца моих дней.

Внезапно Северус грубо оттолкнул меня от себя.

— Почему, Северус? — недоумевала я. — Ты же хочешь меня!

Он отпрянул назад, попятился. Я никогда его не видела таким беспомощным и не владеющим собой.

— Да, Святой Годрик! Я хочу тебя. И мне плохо без тебя. Ты, как наркотик для меня, Анри. Я видел людей, которые не могли достать опиум и мучились. Это почти то же самое. Я знаю, что случается с наркоманами. Они становятся рабами, затем гибнут. Это почти случилось со мной. Но я избежал. И не хочу рисковать опять. Я не хочу гибнуть из-за тебя.

— Северус, — всхлипнула я. — Я…

— Не смей, — зверски процедил он. — Несносная девчонка…

Решительным шагом Северус подошел ко мне и жадно припал к моим губам.

Я не сопротивлялась, меня завораживали его действия.

— Ты даже не дал мне рта открыть, — возмутилась я.

— Не ври, ты его раз пятнадцать открывала, — отрезал он и опять жадно припал к моим губам.