Для нее это была крайняя мера, как и убийство Иоанна, - а для Флатанелоса расправа с рабами ничего не стоила: как и любой шаг к верховной власти, на котором не приходилось рисковать собственной жизнью.

Феофано осталась бы в Городе, несмотря на риск, - если бы не Фома. Брат был единственный в кругу знати, кто знал достоверно о происхождении Феофано и о том, где искать ее; и теперь Феофано вовсе не была уверена, что он устоит перед искушением попытаться ее раскрыть и захватить. Против жизни и свободы сестры он теперь мог поставить слишком многое: даже то, что она сама ему подарила. А Феофано очень опасна для его государя, с этим она сама соглашалась первая.

Но сейчас ей и ее сторонникам пора убираться.

И в прохладную мартовскую ночь из Константинополя выехал верховой отряд – отряд воинов, сопровождавших богатую повозку, точно охрана важного господина или госпожи. Фома Нотарас знал, как любила ездить его сестра, - и если они столкнутся на одной из бесчисленных дорог империи с ним или его людьми, которым тоже это известно, противники первым делом атакуют повозку. Но там только вещи и слуги, ценность которых не особенно велика.

Феофано ехала в числе верховых стражников, одетая и вооруженная так же, как они, под темным плащом. Отличить ее от мужчин, выделить из ее отряда, было нелегко даже при свете дня. Если на них нападут, они сумеют отбиться и уйти: кони, полученные от принца, были очень хороши.

Марк был с нею неотлучно, хотя она больше не спала с ним ни разу с дня раскола, - но он останется со своей госпожой, несмотря на это; он остался бы и так. Для мужчин, подобных ему, верность – часть их самих.

Будь она простой женщиной, - женщиной, которая радостно верит и подчиняется, - она стала бы его женой, зная, что этот солдат никогда не переступит с нею границ благородства, которые с легкостью переступали, овладевая женщинами, богатые и знатные. Но, кажется, Марку не суждено иметь семью. Он и сам понимает, что не пара своей госпоже.

Феофано скакала без оглядки, темный плащ вился за ее плечами, - а Марк скакал следом, не ведая в эту минуту, что может быть другое счастье, и не желая ничего другого.

Он понимал, что не пара своей госпоже, не хуже самой Феофано: но понимал также, что не отдаст ее никакому другому мужчине. Даже если это будет благородный человек, не чета Флатанелосу: но встретить такого ей едва ли суждено. Знатный господин не будет следовать за нею так преданно, как он, Марк, и равный ей по положению в конце концов непременно попытается сместить ее с трона, а этого его императрица не вынесет. Спартанец, сделавшийся рыцарем самозваной василиссы, понимал куда больше, чем думала Феофано, - и молчал из любви к ней.

Они остановились только на рассвете.

- Ты не устала, госпожа? – спросил Марк, подавая Феофано руку и помогая спрыгнуть с коня.

- Нисколько, - ответила она.

Марк восхитился. Не каждая женщина, даже привычная к воинским упражнениям, выдержит целую ночь скачки в доспехе.

Они развели костер, и Марк стал жарить мясо, подавая куски василиссе и с наслаждением глядя, как она ест. Феофано не спрашивала, почему он сам не ест: она знала, что охранитель позаботится о себе тогда и так, как сочтет нужным.

- Ты улыбаешься, - сказал эскувит. – Отчего?

Такой беззаботной он не видел ее уже очень давно.

Феофано потянулась - и вдруг опрокинулась в траву. Она покатилась по молодой траве со смехом, как девчонка, - или, вернее, мальчишка…

Потом упала на живот и посмотрела на Марка с шаловливым блеском в глазах, поставив подбородок на руки.

- Я только сейчас почувствовала себя как вы, мужчины, - свободной… Как это прекрасно, когда ты играешь, не задумываясь! Я бы, пожалуй, сейчас встала и померилась силой с богами, а потом взяла себе в жены прекраснейшую из дев, которая служила бы мне!

Марк вздрогнул, как будто не знал, что госпожа имеет склонность к женщинам. Потом засмеялся. Он один принимает ее как есть – и любит все, что есть в ней!

- Но ведь ты свободна сейчас, - сказал он Феофано.

Та, смеясь, покачала головой.

- Нет, любовь моя, - женщины никогда не бывают свободны. На их плечах всегда тяжелый, тяжелый груз: на их плечах лежат мужчины… Даже если это не мужья… И мы всегда боимся сделать шаг.

Марк подобрался к ней - и вдруг схватил, упав в траву и подняв госпожу высоко в воздух. Он держал ее, как будто она вовсе ничего не весила. Василисса хохотала и брыкалась.

- Вот теперь ты можешь лететь, а не только шагать, куда угодно, - сказал Марк, улыбаясь и слегка задыхаясь.

- Пусти! – крикнула она.

Марк разжал руки, и Феофано упала на него. Они обнялись и стали целоваться, смеясь и задыхаясь.

Потом упали рядом, держась за руки. Василисса все еще улыбалась.

- И все-таки я не желаю другой доли… и никому не отдам моего бремени, - пробормотала она.

Марк перестал улыбаться. Он это знал.

Эскувит пожал госпоже руку.

- Иди, сними доспехи и поспи, - сказал он. – Я тебя постерегу.

Феофано взглянула на него – и не возразила ни словом.

- Хорошо, только обещай, что ляжешь спать, как только тебя сменят, - приказала она.

Марк с улыбкой кивнул. Сейчас он не чувствовал никакой усталости – он бы померился силой с богами и поборол их. Вот только взять в жены хотел только одну смертную женщину, рядом с которой меркли все богини.

Феофано ушла в палатку, которую для нее раскинули слуги. Они тоже на что-то годились.

Марк остался размышлять, сидя у входа в палатку. Он мог размышлять и караулить сразу, в полной готовности, – это не получится ни у одной женщины.

Марк думал о том, куда им направиться дальше, - и так ли разумен был приказ отступить в Мистру. Не лихачество ли это, в котором госпожа вечно обвиняет мужчин? Еще не поздно передумать и направиться в любой из городов Мореи, которые им пока еще подвластны. В конце концов, жизнь госпожи намного дороже, чем быстрота сообщения с шпионами и слугами.

И большая власть ушла из ее рук – теперь ей останется только поддерживать те связи, которые она имеет. Хотя Марк не мог сказать, сколько власти на самом деле осталось в ее связях, - это знала только Феофано, которое многое от него таила. Сейчас будет достаточно дернуть за одну только нить, чтобы рухнул весь Рим, державшийся до сих пор бог весть на чем.

Когда госпожа проснулась, Марк сумел убедить ее направиться в Корон. Остальные присоединятся к ним позднее: Феофано бежала из Города самая первая, чтобы слуги, если успеют, перехватили и принесли ей последние вести о Константине.

Феодора ехала в повозке, волей-неволей, - патрикий в свите своего государя. А ее одиночество скрашивали Аспазия и Олимп. Только с ним Феодора могла поговорить содержательно: удивительно, насколько быстро ей стало скучно с простыми людьми, насколько быстро она, дворовая девушка московской боярыни, приобщилась к жизни византийских аристократов и стала разделять то, что волновало их.

Феодоре казалось, что ребенок в ее животе толкает ее к этому, побуждает учиться больше, больше. Когда к ней вернулся возлюбленный, вернулось и вдохновение: Феодора написала несколько больших сочинений, которые сейчас везла с собой, вместе со статуей, которую переправляли в обозе. Она воспротивилась было этому, забеспокоившись, что статуя замедлит передвижение армии; в ответ патрикий засмеялся и сказал, что Феодора не имеет представления, с какой пышностью путешествовали римские императоры и сколько всего перевозили с собой.

И несметное число рабов для развлечения…

Феодоре казалось, что она повисла в воздухе вместе с Новым Римом, - повисла между двух миров, один из которых отторг ее, а другой никак не мог принять.

- Что ты будешь делать, Олимп, когда турки возьмут Константинополь? – спросила она художника.

В самом деле: что скажет ей скульптор, а не воин?

- Я погибну, сражаясь на его стенах, - с улыбкой ответил старый грек. Феодора вздрогнула и схватилась за живот.