Леонард улыбнулся: с прежним восхищением. Бережно взяв Феодору за плечи, он поднял ее со скамьи.

- Мне пора, - сказал он. – Можешь вывести детей наверх… только сидите с ними в беседке, здесь достаточно солнца.

Феодора серьезно кивнула. Конечно. Еще столкнуться с каторжниками им не хватало! А Вард такой неугомонный… нет, он просто живой и смелый мальчик, каким и следует быть в его возрасте. Пока дети сидят с нянькой внизу, Вард не убежит, потому что не проберется к лестнице незаметно. Но наверху дело другое - можно себе представить, как ее мальчику наскучила эта дорога!

Слава богу, что Вард не знает, как плавают корабли, которые он так красиво рисует… Так же, как не знает о жизни своей матери.

Феодора быстро спустилась к остальным и, подойдя к Магдалине, приказала итальянке сопровождать ее наверх – на прогулку с детьми. Магдалина с улыбкой поклонилась. Но Феодора вдруг подумала, что одной няньки недостаточно… и, заглянув к Феофано за занавеску, пригласила с собой и госпожу.

Феофано нечасто вызывалась сама, но, когда требовалось, всегда хорошо помогала подруге справляться с детьми. Она сразу согласилась пойти с ними.

Магдалина взяла на руки Александра, Феодора завладела Вардом, своим главным сокровищем, а Феофано осталась девочка, Анастасия, которая уже была когда-то на ее попечении. Впрочем, со стороны Анастасии не предвиделось ничего опасного. Это была уже маленькая женщина - тень и эхо мужчин и старших!

Или так только казалось – и за этим скромным фасадом прятался целый великий мир, который, возможно, навеки останется непознанным и невостребованным? Как у стольких женщин…

Они поднялись на палубу и прошли в беседку, где Анастасия тут же села. Вард последовал примеру сестры с явной неохотой, болтая ногами и оглядываясь. Он уже насиделся там, внизу! Каково будет с ним справиться на земле, да еще в незнакомых местах, среди чужих людей?

Феодора, взглянув на столик, с улыбкой заметила, что комес распорядился принести им поднос с прохладительными напитками и сладостями, которыми могли угощаться все, кроме малыша. Взрослым, женщинам, оставили кувшин вина и воду в другом кувшине, чтобы разбавлять вино, по эллинскому обычаю. Сам комес пил мало – он, будто мусульманин, сознательно воздерживался от опьянения, испытывая отвращение к этому скотскому состоянию.

“Как и Фома”, - подумала Феодора с болью в сердце.

Вард и Анастасия уткнулись в свои кубки с шербетом, слишком большие для их ладошек; впрочем, на солнце часто хотелось пить. И благословен был тот, кто мог позволить себе утолять жажду, когда пожелает.

Феофано села за стол напротив подруги и няньки – лакедемонянка внимательно смотрела на Магдалину, которая тетешкала Александра, подбрасывая его на колене.

Мальчик смеялся – он привык к няньке больше, чем к собственной матери; впрочем, иначе и не могло сложиться в их положении.

- Магдалина, хватит, - сказала Феофано: спокойным, но непреклонным тоном. – Ты его потом не уймешь.

Итальянка подняла глаза – и Феодора ощутила вдруг сильнейшую враждебность между этими двумя женщинами. Даже больше, чем между Феофано и Евдокией Хрисанфовной, чей сын был искалечен при участии Феофано…

- Как скажете, госпожа, - сказала кормилица кротко через несколько мгновений; она ссадила мальчика с колен, придерживая одной рукой. Другой рукой налила себе в кубок вина, смешав с водой, по примеру своих хозяек.

Феофано подняла кубок и чокнулась с Феодорой. Феодора знала, откуда пошел этот обычай знатных господ, - вино, выплескиваясь из одного кубка в другой, убеждало равных в своем положении сотрапезников в миролюбии друг друга. По крайней мере те, кто ударил кубком о кубок, не пытались друг друга отравить…

Нянька выпила свое вино одна – впрочем, конечно, она не могла считаться ровней или товарищем своим госпожам. Жены почти никогда не бывают товарищами друг другу: между ними все слишком сложно для этого, подумала Феодора.

Феофано взяла с блюда горсть изюма и миндаля, и Феодора последовала ее примеру. Нянька, повинуясь знаку московитки, насыпала изюму в руки старшим детям, и те с удовольствием стали есть. Что значит – не избалованы!

- Завтра мы причалим, так сказал Леонард, - произнесла Феодора после нескольких мгновений стесненного молчания.

Орешек щелкнул на крепких зубах царицы, и она кивнула.

- Вот и прекрасно. Меня уже мутит от этого корабля.

- Лаконцы всегда были мореходами по необходимости, а не из любви, - усмехнулась Феодора, - это и сейчас не изменилось…

- Много что не изменилось, - заметила лакедемонянка.

Феодора протянула к ней руку, и Феофано взяла ее за руку, посмотрев в глаза с ласковым недоумением.

- Что, моя дорогая?

- Наверное, ты первое время будешь жить с нами, - сказала Феодора.

Феофано пожала плечами, будто услышала глупость.

- Где же еще, моя милая Феодора! Конечно, первое время мы все будем в одной свалке, пока не разберемся между собой!

Феодора усмехнулась. Прямота и грубость Феофано были восхитительны, как ни в одной другой женщине.

- Верно, госпожа, и дай бог эту свалку скоро раскидать.

Тут вдруг снаружи послышался шум, и в дверях беседки появились двое – женщина увлекала за собой мужчину.

- Можно к вам?

Валентова дочь улыбалась так, точно имела право влезать в любое общество. “Мардоний никогда себе такого не позволял”, - подумала Феодора.

Но Мардоний юноша, а скоро и мужчина – он всегда чувствовал себя в своем праве; София же только что, как говорится, дорвалась. Это она за бедную сестру отыгрывается, и за всех плененных гречанок!

- Проходи, - приветливо сказала Феодора, прежде чем Феофано произнесла хоть слово. – Выпей с нами.

София в этот раз улыбнулась искренне и приветливо, и обернулась к мужу.

- Распорядись, чтоб принесли еще пару кубков и вина, нам не хватит.

Артемидор кивнул и тут же ушел.

Валентова дочь вошла и села рядом с московиткой, даже немного потеснив ее со скамьи.

- Как я рада, что мы завтра приплывем, - громко сказала она, оглядывая всех остальных женщин. – До смерти надоела эта качка!

“Как она счастлива, что вырвалась от отца и турок, - подумала Феодора. – И думает, что все будет прекрасно, что все опасности остались за океаном! Хотя нет, конечно, София умна, она женщина… и не может так думать: просто бодрится, как все мы…”

Что будет, если Валент узнает, с кем спуталась его дочь, кому она отдалась, - ведь Аммоний богат и могущественен, действительно богат и могущественен, и положение его прочно! Не то, что у Леонарда, который никогда не имел твердой почвы под ногами!

Леонард щепетилен – Валент же никогда не был щепетилен…

Вернулся Артемидор, который сам принес еще кувшин вина и пару кубков для себя и супруги; он сел рядом с ней и приобнял ее за талию. София снисходительно улыбнулась в ответ на ласку, не поворачиваясь к мужу.

“Из нее выйдет чудная итальянка… синьора, - подумала Феодора со странным чувством. – Интересно, муж уже учит ее по-итальянски… или она заставила кого-нибудь другого?”

София чокнулась с госпожами как равная; а выпив из своего кубка, вдруг произнесла, посмотрев на Феодору:

- А мой брат нашел в своей книге кое-что про твое ожерелье, - македонка без стеснения подцепила пальцем амулет на шее Феодоры, с которым московитка не расставалась ни днем, ни ночью. – Они с вашим ев… с его скифским другом уже много чего прочитали из того, что Дарий подарил!

Феодора быстро поднялась:

- Нашел про ожерелье?.. Что нашел?

София махнула рукой.

- Я не слушала. Хочешь, иди спроси сама!

“А до свадьбы она ведь очень любила книги, - подумала Феодора. – Как у женщины переменяется вся жизнь, все влечения, когда она выходит замуж!”

Сама Феодора до того, как стала жить с Фомой, даже читать не умела – но увлеклась книгами потому, что ее хозяин был ученый человек; а будь он вроде Артемидора, она бы так и не приохотилась к чтению! Мужчина наполняет жизнь женщины содержанием, оплодотворяет ее и в духовном смысле тоже.