- Пойдем учить латынь, брат Мардоний.

Друг кивнул, и они пошли заниматься.

- Комес, вам никогда не бывает страшно? – спросила Феодора, шевеля носком сапожка раковины, ограничивавшие дорожку, по которой они шли.

Комес быстро взглянул на нее.

- Очень часто, - с улыбкой сказал герой. – А почему вы спрашиваете?

- Я боюсь, что в Стамбуле нас ждет засада, - прошептала Феодора. – Я боюсь того, от чего не уберечься. И ведь нам придется ждать.

Дойдя до скамьи, оба сели.

- Муж ни за что не хочет везти Александра, пока ему не исполнится хотя бы год, - а я уже согласна и на это! Только бы бежать от Валента и от всех его турок!

Леонард вздохнул.

Он подсел к ней ближе и взял за руку. Стрела, выпущенная Феодорой давным-давно, оказалась как раз над его головой, - будто хозяйка дома целилась в него и чуть-чуть не попала!

- Дорогая, я не могу ничего предсказать, - произнес флотоводец. – И вы тоже не можете. Вы знаете, что мне каждый раз, когда я выходил в море, приходилось вверять себя Богу! Думаю, что ваш муж разумно пережидает, пока малыш не окрепнет, - потому что от всех лихорадок, которые накидываются на путешественников в портах, городах и морях, и взрослые люди гибнут во множестве. Вы не знаете, сколько моих людей унесли болезни… а перемена мест еще ослабляет тех, кто слаб.

Феодора странно улыбнулась.

- Это правда.

Они посмотрели друг другу в глаза.

- Все меняется каждый день, - тихо сказал Леонард. – Когда я, много месяцев назад, повернулся к Риму спиной, я уже тогда не мог сказать, как он назавтра встретит меня! Я не знаю, каков он сейчас! Успокойтесь…

Она встала, и на ее щеках появился румянец; слова замерли на его устах.

- Я спокойна, комес, - сказала хозяйка.

Она подошла к нему, и Леонард опять взял ее за руку, глядя так, точно ожидал приказаний. Феодора глядела на поклонника в упор, сверху вниз.

- Вы знаете, что муж до сих пор… не живет со мной как муж? – спросила московитка. – Он заботится обо мне! Боится… сделать мне ребенка! Я восхищена его стойкостью.

Леонард кивнул.

- Я тоже, - серьезно сказал он.

Комес поднес к губам ее руку и поцеловал. Феодора усмехнулась; потом выдернула свою ладонь и ушла.

Комес прислонился к дереву, прикрыв глаза рукой. Потом изрыгнул какое-то морское ругательство и со всей силы ударил по стволу кулаком; дерево вздрогнуло, вместе со стрелой, оставленной по приказу Фомы Нотараса.

Леонард схватил стрелу и вырвал ее.

* На самом деле эта конфискация (по причине предполагаемого мошенничества Димитрия) произошла на десять лет позже, в 1467 году.

* Мардоний (др.-перс. “Мардуния”, др.-греч. “Μαρδόνιος”) – храбрый персидский полководец, приближенный царя Дария I, а после и Ксеркса: погиб в битве с греками.

========== Глава 112 ==========

- Нет, Феофано, - сказал Дионисий. – Нет, моя василисса.

Феофано, побледневшая и даже осунувшаяся от тревоги за своего родича и любимого боевого товарища, коснулась его могучего плеча – и тут же убрала руку.

Она отвернулась к окну, откуда в сумеречный обеденный зал сквозь занавеси просачивался свет.

- И тебя уже бесполезно уговаривать, - сказала царица тусклым голосом. – Я знаю: чем больше уговариваешь, тем больше человек упорствует… А особенно ваше семейство!

Дионисий повел искусно причесанной головой.

- Ты полагаешь, что я хочу остаться, чтобы сцепиться с Валентом? – усмехнулся он. – Или что нас с братом опять сведет судьба, к общему несчастью? Если это суждено, то мы бессильны, моя царица.

Дионисий помолчал – потом сказал:

- Нет, причина в другом, Феофано, - я слишком прочно врос в эту землю, и в моей семье слишком много женщин. Ты сама понимаешь, как даже одна женщина обременяет корабль…

Видя ее лицо, он поспешно прибавил, улыбнувшись и подняв руку:

- Конечно, речь не о тебе и не о Феодоре! Но моей жене и дочерям, и моим внукам… нет, это невозможно.

Феофано шагнула к своему военачальнику и сжала его в объятиях. Слезы текли по лицу лакедемонянки.

- Вы останетесь здесь, чтобы встретить полчища султана, - прошептала она. – Он скоро придет сюда, когда будет брать Мистру, - и наверняка с Валентом! Как ужасно, что мы не можем предсказать свою судьбу хотя бы на день!

- Слава богу, что не можем, - усмехнулся Дионисий.

Он погладил ее по голове.

- Думаю, царица, что полчищ не предвидится, - это ни к чему… Сдача Мистры теперь всего лишь…

- Условность, - подсказала Феофано. Дионисий кивнул.

- Ведь мы знаем, сколько сил Мехмед бросает против настоящих врагов, на запад… против Венгрии, Валахии, Австрии!

- Против Московии, - засмеялась лакедемонянка.

Дионисий блеснул зубами под полоской черных усов.

- Надеюсь, Московии еще нескоро предстоит бросать в бой амазонок…

- Нет, - серьезно сказала Феофано. – Московия выстоит.

Она помолчала.

- Но Мардония мы у тебя заберем – думаю, это уже решено.

Дионисий кивнул.

Они прошлись по обеденному залу, в котором были вдвоем; Феофано кусала губы и слегка пошатывалась, разволнованная окончательным отказом товарища. Дионисий подал ей руку, и царица оперлась на нее.

Заговорщики опять повернулись друг к другу лицом; Феофано оглянулась на тяжелый обеденный стол и, привскочив на сильных ногах, уселась на стол напротив Дионисия, закинув ногу на ногу.

- Европейские женщины не могут так делать, - рассмеялась лакедемонянка. – Им мешают эти ужасные слои юбок, в которых они путаются и на которые собирают свою месячную кровь!

- Просто… это для них непристойно, - улыбнулся Дионисий, как всегда, восхищаясь манерой Феофано. Он оперся о стол рядом с ней.

- Стало быть, комес сказал, что вам лучше всего отплывать этой весной, ближе к лету.

- Да, - кивнула Феофано. – Именно тогда оживляется Золотой Рог и морская торговля… легче будет скрыться! И еще не наступит большая жара – но в Константинополе тоже будет яблоку негде упасть. Ты же знаешь, как Мехмед оживил Город всего за два года! А Александру будет десятый месяц отроду: мы с Фомой наконец сошлись на этом возрасте.

Она поджала губы.

- Хотя сдается мне, Дионисий, что брат тянет время просто потому, что боится. Как всегда.

Дионисий вздохнул.

- А кто из нас не боится? Только глупцу ничего не страшно!

Феофано провела ладонями по лицу и пробормотала:

- Ах, Леонард… Он столько наобещал мне! Мне кажется теперь, что эти обещания порождало опьянение любви! Он сам – преданный друг и храбрец: так думает, что и все вокруг такие же!

Дионисий приобнял ее и привлек к себе.

- До сих пор комес умел разбирать людей, - сказал он негромко. – А вино любви не только притупляет, но и обостряет чутье, как ты сама знаешь… Думаю, его итальянские банкиры его не подведут.

Феофано покраснела.

- Получается, что мой брат опять окажется в долгу перед комесом… мы все! Конечно, большую часть долга я смогу ему вернуть, и даже в скором времени; но Фома ведь не сможет расплатиться за себя и не простит такого одолжения.

Феофано усмехнулась.

- Фома уже задолжал здесь… и лучше бы ему сжечь мосты и уехать, пока с него не спросили!

Дионисий поцеловал ее в склоненное черное темя.

- Я хоть и не плавал в Европу сам, но со слов моих знакомых путешественников могу сказать тебе, что в таком положении живут очень многие европейские дворяне, - сказал он. – Они проедают свое будущее на годы вперед, живя на широкую ногу… или просто нищенствуя, закладывая и перезакладывая свои имения. А уж патрикиям империи должать не привыкать!

Старший Аммоний улыбнулся.

- В конце концов деньги и заклады остаются тем, чем должны быть, - грудой бесполезного металла или просто обещаниями, которые часто никогда не выполняются. Деньги сейчас обесцениваются… все обесценивается, василисса! Главное – то, как люди живут каждый день. И рассчитаться можно не только золотом… особенно благородным людям! Это крестьяне живут только тем, что дает им их земля, - благородные люди и получают, и дают намного больше!