Этого момента я ждал всю свою жизнь. Лейв еще раз вдохнул ледяной воздух, на миг прикрыв глаза и наслаждаясь ощущением разгоряченной крови, пульсирующей в жилах. А потом развернул коня и оглядел выстроившееся войско.
С востока на запад тянулись тысячи и тысячи всадников, построившихся большими квадратами по тысяче человек в каждом. Сейчас корты вооружились длинными копьями, которыми удобнее всего было бить с седла пеших врагов, и копья эти они держали вертикально под точно выверенным углом. Тысячи древков с острыми будто зубы макто наконечниками скалились в серое зимнее небо, и на ветру отчаянно дрожали маленькие треугольные флажки, крепящиеся к древкам для того, чтоб всадникам еще издали было видно приказы командования.
Конек затанцевал под Лейвом вбок, и он хорошенько сжал его бока коленями, останавливая пляску. Животное сразу же запрядало ушами, затрясло из стороны в сторону косматой головой, хрипя и выкатывая глаза. Лейв наклонился и похлопал конька по гнутой шее. Он тоже знал это чувство: невыразимо тонкую грань между ослепительным дыханием жизни и опьянением кровавой ярости, тот миг перед самой битвой, когда воздух еще свеж и холоден, а кровь уже начинает закипать, тот самый миг, когда в последний раз ты смотришь на небо, пожирая его глазами, чтобы запомнить каждую черточку, а потом бросаешься навстречу своей смерти, в страхе и вожделении оскалив зубы в ее искривленное иссохшее лицо.
Слегка пристукнув лошадь каблуками, Лейв направил ее вперед быстрым шагом, осматривая войска. Слева от него за невидимой для его глаз стеной чернела армия Сети’Агона. В небо поднимались чернильно-черные знамена, развевающиеся на ветру, ровные ряды дермаков натужно ревели, колотя в землю древками своих копий и поджидая конницу врага, хрипло каркали рога Псарей, подбадривая черных тварей, и одноглазые псы, ощетинив черную шерсть, пригибаясь поджарыми телами к земле и рыча, бродили вдоль самой стены, мешающей им наброситься на людей, скалили зубы и ждали. Лейву казалось, что само небо над этой армией чернее черного, что тучи сгущаются над ними, как будто вместо белого дня на землю ложится ночь. А на самом горизонте, так далеко, что глаза едва могли разглядеть, то и дело мелькали зарницы молний. Это означало, что анай уже вступили в бой, значит, пришло и его время.
Лейв обернулся через плечо, глядя на свой эскорт. Сразу же за его спиной ехали двое молодых узкоглазых кортов в легких кольчугах, обшитых металлическими бляхами на груди, держа в руках боевые рога, что будут передавать его приказы. Двое ведунов вельдов, – Черноглазый Райто и Белоглазый Крайд, – невозмутимо сидели в седлах, готовые отдать приказ своим людям, чтобы те выставляли щиты. Следом за ними ехало трое престарелых седовласых каганов. Лица их были испещрены морщинами, длинные усы по обеим сторонам рта и тонкие бороды, свисающие на грудь, высеребрила седина, а в черных глазах не было никакого выражения, кроме спокойного ожидания. Вот эти-то прекрасно знали, как нужно воевать, и это еще больше пьянило Лейва ощущением жизни.
- Усиль мой голос, Райто, – бросил он через плечо, разворачивая конька и останавливаясь перед громадной лавиной кортов.
Здесь сейчас собрались все воины всех каганатов, способные держаться в седле. Никогда еще такая сила не выходила биться в степи вместе, и от осознания того, что Лейва поставили командовать всей этой мощью, сердце в груди колотилось, едва не выпрыгивая из горла. Я не подведу тебя, Тьярд! Клянусь, я не подведу тебя!
- Сделано, милорд Ферунг, – послышался за спиной спокойный голос Черноглазого, и Лейв втянул носом ледяной воздух, а потом выдохнул облачко пара.
- СВОБОДНЫЕ ДЕТИ СТЕПЕЙ! – вскричал он на языке кортов, чувствуя, как колотится сердце, захлебываясь ощущением жизни. Никогда он еще не чувствовал себя таким живым, как сейчас. – ВЫ БЫЛИ РОЖДЕНЫ НА СВЕТ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ БЕСКОНЕЧНО ПЛЫТЬ ПО ТЕЧЕНИЮ СТЕЛЮЩИХСЯ К ЗЕМЛЕ КОВЫЛЕЙ ПОД СВЕТОМ СЕРЕБРИСТЫХ ЗВЕЗД, ЧТО НАПРАВЛЯЛИ ПО МЛЕЧНОМУ ПУТИ ЕЩЕ ВАШИХ ОТЦОВ И ОТЦОВ ИХ ОТЦОВ! ВЕСЬ РОУР ПРИНАДЛЕЖАЛ ВАМ, И КОПЫТА ВАШИХ КОНЕЙ ТОПТАЛИ ЕГО ДИКИЕ ТРАВЫ С САМОГО НАЧАЛА ВРЕМЕН, КОГДА ВПЕРВЫЕ НЕБЕСНЫЙ ЗМЕЙ ПОДНЯЛСЯ НАД ЗАТИХШИМ МИРОМ, ЧТОБЫ ОСВЕТИТЬ ЕГО И НАПОЛНИТЬ ЖИЗНЬЮ! СВОБОДНЫЙ НАРОД СВОБОДНОГО МИРА! НАРОД, КОТОРОМУ ПРИНАДЛЕЖИТ СТЕПЬ! – В ответ на слова Лейва над рядами кортов поднялся рев, они заколотили оружием по земле, их кони от возбуждения заплясали, вскидывая головы и разражаясь громким пронзительным ржанием, и в этом грохоте потонуло все, даже усиленный энергией Источника голос самого Лейва. Сейчас ему казалось, что этот грохот звучал прямо у него внутри, колотился в его сердце и ребрах, грохот мощи и ликования, голос правды и свободы. Лейв вскинул руку и закричал вновь, перекрывая многотысячный голос кортов. – НО В ВАШУ ЗЕМЛЮ ЯВИЛИСЬ ТЕ, КТО ЗАХОТЕЛ ОТНЯТЬ ЕЕ У ВАС! И ОНИ НЕ ОСТАНОВЯТСЯ НИ ПЕРЕД ЧЕМ, ПОКА НЕ ИЗВЕДУТ ВСЕХ ДО САМОГО ПОСЛЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА, ДО САМОГО ПОСЛЕДНЕГО ТОЛЬКО ЧТО НАРОДИВШЕГОСЯ ЖЕРЕБЕНКА! С ОГНЕМ И МЕЧОМ ОНИ ПОЙДУТ ПО НАШИМ ЗЕМЛЯМ, И СТЕПЬ ЗАПЫЛАЕТ, А ЗАКАТ ОКРАСИТСЯ АЛЫМ, И СКВОЗЬ СТЕНУ ЧЕРНОГО ДЫМА НЕ БУДЕТ БОЛЬШЕ ВИДНО РАСКАЛЕННОГО ГЛАЗА НЕБЕСНОГО ЗМЕЯ! ТАК НЕ ДОПУСТИМ ЖЕ ЭТОГО, БРАТЬЯ МОИ! – Ответный рев кортов стал еще больше, и Лейв ощутил, что едва не задыхается от нахлынувшего возбуждения. – НАШИ НАРОДЫ ДВЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ ЖИЛИ ВМЕСТЕ В МИРЕ И ПРОЦВЕТАНИИ! НО МЫ БЫЛИ НЕ ПРАВЫ, КОГДА ПРИНИМАЛИ ВАШЕ ПОКЛОНЕНИЕ И ПОЗВОЛЯЛИ ВАМ СЛУЖИТЬ НАМ! ЦАРЬ НЕБО ИЗМЕНИЛ ЭТО, И ТЕПЕРЬ НАСТАЕТ НОВОЕ ВРЕМЯ, ВРЕМЯ, КОГДА НАШИ НАРОДЫ СТАЛИ РАВНЫ! И ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЭТО ВРЕМЯ НАСТАЛО И ДЛЯ НАШИХ ДЕТЕЙ, МЫ СЕГОДНЯ СРАЖАЕМСЯ! – Конек под ним вновь шарахнулся вбок, затанцевал, вскидывая голову, но Лейву было уже не до этого. Он вскидывал вверх руку и кричал: – ТАК ВПЕРЕД ЖЕ, СВОБОДНЫЕ СЫНОВЬЯ РОУРА! ЗА БУДУЩЕЕ НАШИХ ДЕТЕЙ! ЗА СЧАСТЬЕ НАШИХ ЛЮБИМЫХ! ЗА НАШ ДОМ И МИР, КОТОРЫЙ ЖДЕТ НАС! ВПЕРЕД! В АТАКУ!
Он первым изо всех сил ударил пятками коня, разворачивая его в сторону стоящих напротив них бесчисленных полчищ дермаков. Всем телом, каждой своей порой Лейв ощущал накатывающий сзади рев тысяч и тысяч людей, которые точно также сейчас колотили пятками по бокам своих лошадей, посылая их вперед, следом за ним. Это было, конечно же, не так захватывающе, как если бы он летел на макто, однако все равно это было впечатляюще, и Лейв захлебывался этим ощущением, этим дрожащим, таким густым, таким сочным и сильным прикосновением жизни.
Если бы ты летел на макто, никто не дал бы тебе командовать армией, заметил внутренний голос, а так, вся эта сила – твоя. Лейв откинул голову и засмеялся, чувствуя дрожь земли под копытами своего конька. Это сорвались с места двести тысяч всадников кортов, устремляясь вперед в едином порыве уничтожить дермаков, стереть их с лица земли и навсегда изгнать из этих мест.
Конек под Лейвом буквально стелился по земле, он прижался к его спине, приник к шее, свободной рукой выхватывая из креплений седла свое копье. Рывками подпрыгивая, приближалась к нему вражеская армия, и Лейв заорал, не в силах больше сдерживать рвущий горло крик. За тебя, Бьерн! За тебя и наше будущее!
А потом первая вражеская молния вонзилась в землю прямо перед мордой его конька, расшвыривая во все стороны комья снега и мерзлой земли.
Лагерь царя Небо
- Бьерн! Бьерн, ты слышишь меня! Бьерн!!..
Чей-то голос кричал ему откуда-то очень издалека, пробиваясь сквозь глухую теплую тьму, забившую уши. Чьи-то руки отчаянно трясли его плечи, но тело было слишком тяжелым, чужим и неподатливым, словно и не его вовсе трясли и хлестали по щекам, пытаясь привести в сознание. Чье-то лицо наклонялось над ним, но перед глазами в тусклом свете жаровен и свечей все так плыло, что Бьерн даже не мог сказать, кто сейчас перед ним.
Ему не хотелось больше сражаться, не хотелось бороться. Ядовитая змея обвивала его руку, шипя, скалясь, она медленно ползла вверх, к его груди. Он чувствовал ее раскаленные будто головни клыки, что впивались в мясо, а потом толчки, когда проклятая гадина подтягивала свое тело вверх, вновь выстреливала головой вперед и впивалась выше, чтобы подтянуться еще дальше. Боль была уже какой-то далекой, чужой и незначительной, и Бьерн лишь устало вздрагивал, скорее по инерции, когда ее удары хлестали изможденное тело, сводили и без того до предела сжатые судорогой мышцы, обжигали притупленные нервы, которые уже просто не могли ничего чувствовать.
