В какой-то момент он забылся, и перед глазами стало совсем темно. А потом…

…Золотыми пятнышками рассыпался солнечный свет на серебристой поверхности Хлая, и ветви старой ивы качались над его головой, похожие на длинные волосы русалов, о которых он слышал столько сказок. Ребристая тень от листьев укрывала его голову, пятнала его тело, и знойный полдень жаркого лета его детства укутывал его плечи, дыша раскаленным ветром в лицо.

- Однажды я стану великим наездником! – звенел и журчал, словно горный ручеек, высокий и сильный голос Лейва. Он сидел рядом с Бьерном, на большом валуне, опустив ноги в прохладные воды Хлая и болтая ими в воде. Сверкающие капельки воды разлетались брызгами во все стороны, падали на его худые ноги с выпирающими коленками, на его усыпанные веснушками щеки, и казались Бьерну сейчас едва ли не самоцветами из тех, что привозили с далеких гор торговцы. Лейв запрокидывал голову, щурился на солнце, будто маленький любопытный котенок, и мечтал, и ветер ласково перебирал его длинные волосы, оглаживал скулы и ложился в маленькие морщинки в уголках его глаз. – Когда-нибудь у меня будет собственный макто, самый быстрый и красивый из всех! – продолжал хвастаться Лейв. – И на его панцире будет играть солнце, а крылья будут сильнее ветров! Мы как стрела будем пронзать облака и обрушиваться на головы наших врагов! А еще, я буду вести армию, целую армию, в бой против проклятых отступниц! И боевые рога будут петь мне свои песни, благословляя на подвиг!

- О! – ухмыльнулся в ответ Бьерн, стараясь опустить голову пониже, чтобы Лейв не заметил, как он любуется каждым его движением. – Вот оно как! То есть ты собираешься стать царем Небо? А как же Тьярд?

- Зачем мне становиться царем Небо? – удивленно вскинул на него глаза Лейв. Ресницы у него были такие длинные, что в их тени Бьерн, казалось, мог укрыться целиком.

- Ну, ты же собрался вести в бой целую армию! – напомнил ему Бьерн с улыбкой. – А это может делать только царь Небо!

- Ничего подобного! – фыркнул Лейв, пожимая тощими плечами. – Ее может вести кто угодно! Тот, кто достоин!

- А ты считаешь себя достойным этого, Лейв Ферунг?

- А почему нет? – в подтверждение своих слов Лейв шлепнул пяткой по поверхности воды, вновь выбив из нее целый сноп золотистых переливающихся брызг. – Я буду самым достойным! И когда ты будешь ранен, истекать кровью, обессилен, истыканный стрелами анатиай, словно еж, я спущусь с неба на сверкающем в лучах рассветного солнца макто и спасу тебя от их грязных лап!

- Вот как? – Бьерн постарался говорить как можно веселее, чтобы Лейв не заметил, как предательски дрожит его голос. – Ты собрался это делать именно на рассвете?

- А как же иначе? – рассмеялся тот. – В сказаниях герои обязательно спасают всех на рассвете, когда восходит солнце. Иначе и быть не может. Так что жди моей славы, Бьерн! Этот день настанет, обязательно настанет!

Он широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, и солнце, светящее прямо из-за его затылка, окрасило его волосы золотым ореолом…

Бьерн резко дернулся, приходя в себя. Тело было разбитым и таким слабым, что он не мог и рукой двинуть. Перед глазами все мутилось, а во рту пересохло так, словно не пил он как минимум с момента появления на свет. Чье-то лицо все еще тревожно склонялось над ним, и в слабых отблесках жаровни ему показалось, что это…

– Лейв? – едва слышно пробормотал он, вяло моргая.

- Что? – человек над ним встрепенулся, придвинулся ближе, и Бьерн разглядел полные тревоги глаза Кирха. – Тьярд! Он очнулся! Он жив!

- Слава Иртану! – прозвучал приглушенный усталый голос откуда-то справа, и Бьерн с трудом повернул туда голову.

Царь Небо сидел на полу, привалившись спиной к ложу своего отца и устало свесив голову. Его черные волосы растрепались, упали ему на грудь, а плечи низко опустились, будто на них лежала пудовая тяжесть. Тяжело подняв глаза на Бьерна, он заморгал, словно даже слабый свет жаровен и свечей был слишком ярким для его покрасневших, опухших глаз.

Память медленно возвращалась, а вместе с ней – способность мыслить и говорить. С трудом разомкнув губы, Бьерн прошептал:

- У нас получилось?

- Нет, – Тьярд тяжело покачал головой, отводя глаза. – Он все еще спит.

Бьерн кивнул, отворачиваясь и стараясь дышать помедленнее: от каждого вздоха боль прошивала грудь насквозь раскаленной иглой. Перед тем, как потерять сознание, Бьерну показалось, что он видел, как шевельнулся на ложе Ингвар, да и Тьярд что-то выкрикнул, словно обращаясь к своему отцу и пытаясь привести его в себя. Вот только, судя по всему, этого все еще было недостаточно, чтобы перехватить контроль над всеми макто разом.

- Сейчас я отдохну немного, и мы попробуем еще раз, – с трудом шевеля языком, проговорил Бьерн.

Сил у него было так мало, что он сам не верил в собственные слова, однако что-то в нем уперлось и уперлось насмерть. Я должен спасти Лейва, любой ценой. И пусть это будет не так красиво, как он рисовал, не на рассвете и не на сверкающем макто, а вот так, в луже собственной блевотины без сил на грязном полу в походном шатре, но это будет. Это будет.

- Последняя попытка едва тебя не убила, – зазвучал рядом настойчивый голос Кирха. – Ты и так уже выпил все восемь склянок, а эффекта – никакого. Еще одна, и ты точно умрешь от боли.

- А если я этого не сделаю, умрут все остальные, – прохрипел Бьерн. Ему хотелось сказать другое, но он не стал этого делать. В конце концов, он делал это только ради Лейва, но говорить об этом другим не собирался. – Мы должны попытаться.

- Я против! – твердо проговорил Кирх. – Все это зелье не работает! Я сварил не то, и оно ничем нам помочь не может.

- Верго сказал, что может, – послышался негромкий, но уверенный голос Тьярда. – Верго сказал, что оно подействует, а я верю ему и его словам.

- Верго много чего говорит, – горько отозвался Кирх, отводя глаза. – Он говорил, что у меня все получится, что нужно работать, однако ты сам видишь, что это не так. Зелье не действует.

- Остался последний пузырек, Кирх. – Голос Тьярд звучал сухо и устало. – Последний. Вот как только он не сработает, тогда я сдамся. Но не раньше.

Несколько секунд они с Тьярдом смотрели друг другу в глаза, потом Кирх мотнул головой в сторону выхода из шатра и проговорил:

- Пойдем. Я хочу кое-что сказать тебе наедине.

- Я и так знаю, что не переживу этого, – криво ухмыльнулся Бьерн, стараясь говорить как можно тише, чтобы не беспокоить болящую грудь. Внутри, в легких, что-то клокотало так, словно там разлилась кровь, но он старался игнорировать это. – Можете говорить и при мне. Я уверен и готов идти до конца.

Кирх некоторое время молча смотрел на него, но перед глазами Бьерна все плыло, и он не мог сказать, какое у него было выражение лица. Потом сын Хранителя решительно повернулся к Тьярду и настойчиво проговорил:

- Выйди со мной, Тьярд. Я хочу сказать тебе два слова.

- Хорошо, – устало отозвался царь Небо.

Бьерн откинул голову на циновку пола и прикрыл глаза, слыша тихое шуршание тростника, когда царь Небо и сын Хранителя поднимались на ноги и выходили из шатра. По полу пробежал ледяной сквозняк, когда полы шатра за ними захлопнулись, и снаружи зазвучали их приглушенные голоса, но говорили они так тихо, что Бьерн не мог разобрать ни слова.

Растянувшись на полу и сберегая дыхание, он лежал и ни о чем не думал, глядя лишь на потолок над своей головой. Снаружи шумел ветер, его порывы колыхали шелковые стены шатра, и волны отсветов пламени бежали по ним, дрожа и пританцовывая. Тихонько потрескивала печурка, шипели угли в двух больших жаровнях по обе стороны от Бьерна, и воздух наполнял сладковатый дурман благовоний, перебивая кислую вонь, казалось, насквозь пропитавшую все тело Бьерна. Вот только сейчас ему было уже все равно, как он выглядит и пахнет. Все свои силы до самой последней капли он отдал, сражаясь с дикостью и болью, сражаясь с самим собой за будущее своего народа, и в раскаленном горниле боли сгорели стыд, раскаянье, глупость, гнев, сгорело все, кроме одного.