Дитр приказал себе сосредоточиться, отбрасывая лишние воспоминания. Они тревожили его и вносили сумятицу в ту тишину, которая единственная могла служить ему щитом в сложившихся обстоятельствах. Слишком многое и слишком быстро менялось вокруг него, и Дитр не был уверен в том, насколько он сам готов к этим переменам. А любая неуверенность могла стать тем самым уязвимым местом, в которое и ударит враг, когда придет роковой миг.
Перемены царь Небо нес с собой, за своими плечами, как другие носили свой скарб. Перемены бурлили в его задумчивых зеленых, как весенние травы глазах, они путались в его густых волосах, которыми будто ребенок играл ветер, прорастали перьями из его крыльев. Перемены были во всем, но Дитр еще не до конца был готов их принять. Он знал, что должен был делать, он слышал все слова Тьярда и был уверен, что они правильные. Однако что-то внутри него шептало ему, что он не готов.
Мы давали обет не сражаться ни при каких обстоятельствах. Сила, что дана нам, превосходит все в этом мире, она не может быть использована во зло, потому что дана она не для этого. Нет чести в том, чтобы сражаться с тем, кто слабее тебя, с тем, кто не может противостоять. Нет чести в том, чтобы разрушать то, что не тобой было создано. Дитр чувствовал это так сильно внутри самого себя, чувствовал звонкой дрожащей нотой, чувствовал правильность этого. И долгие-долгие годы это было его единственным законом. Урок, который он получил от эльфов, не прошел зря. Каждый шрам на его теле, которые в последние дни немыслимо жгло от присутствия вокруг него бессмертных, каждый росчерк на его коже напоминали ему об этом. Эльфы были правы: тот, кто забыл свое прошлое, не в силах нести собственные ошибки, не достоин того, чтобы иметь будущее, тот, кто бежит от боли и несчастий, недостоин того, чтобы быть счастливым. Слишком много лет Дитр носил в себе эту истину, и теперь ему было мучительно сложно преодолевать ее.
Наверное, я просто боюсь. Боюсь стать таким, как Ульх. Боюсь уязвимости, которая присутствует в Источнике наравне с мощью. Дитра всегда поражал тот факт, что наряду со способной вращать миры мощью, заложенной в Источнике, в нем же есть и вечный подвох, крючок, на который попадались слабые. Это казалось ему нелогичным, ведь Боги создавали Источники своей энергии и наделяли смертных способностью управлять ей как раз потому, что хотели, чтобы эта энергия использовалась. Тогда почему же они, такие мудрые, такие всезнающие и сильные, наделили человека этим изъяном: возможностью подпасть под влияние Источника, пьяниться его мощью и повернуться к самым низким и темным сторонам своей натуры? Неужели же, отдавая в руки человека столь мощное оружие, они не подумали сразу же защитить его от тлетворного влияния, от соблазна? Или это тоже было испытанием для крепости духа смертного? И если да, то зачем нужно было такое испытание? Неужели же всеблагой Иртан не знал, что мощь Источника в злонамеренных руках может привести к последствиям гораздо более страшным, чем нож в руке убийцы?
Вот только ответов на эти вопросы Дитру никто так и не дал, и он уцепился за свой обет не причинять зла, не использовать силу как оружие, уцепился в детской слепой вере в то, что этот обет защитит его от соблазнов. А теперь царь Небо отобрал у него этот обет, вырвал из его рук последнюю ниточку к спасению, за которую Дитр так отчаянно цеплялся. И опоры для него больше не было, лишь шаткий мостик тоньше волоса, по которому он шагал вперед, словно по Грани между двумя мирами.
Естественно, это было не то состояние, в котором следовало выходить на бой с Ульхом, тем более на решающее сражение с ним. Однако Дитр чувствовал, буквально как собака, каким-то внутренним чутьем ощущал, что именно благодаря своим колебаниям и подходил на роль того, кто встанет против всей мощи Черноглазого. Поэтому и согласился на предложение Тьярда без споров, поэтому и пошел туда, в Бездну Мхаир. Он прекрасно знал, как соблазнительна мощь Источника, и прекрасно знал цену ошибки. Кто-то другой мог сделать что-то не так.
Но Дитру были нужны гарантии, потому он и пришел сюда вместо того, чтобы прямиком идти в Бездну Мхаир. Ему нужен был еще один, тот, кто удержит его в тот момент, когда его собственных сил у него уже не будет. У макто два наездника. Эта старая пословица подходила не только к воинам, и Дитр повторял ее про себя сейчас, когда шел по гудящему, словно разворошенный муравейник, огромному лагерю кортов.
Нужная палатка отыскались довольно быстро, ему даже не потребовалось останавливать кортов и задавать вопросы. Лошадники всегда относились к вельдам с почтением и страхом, как к богам, а потому их шатры тоже стояли отдельно. Как только Дитр разглядел впереди среди приземистых юрт кортов свободное пространство, он прибавил шагу, уверенно направляясь туда.
Приземистая юрта из белоснежного войлока стояла одна посреди большого пустого места, и вокруг нее не было ни одного корта. Все они старались держаться от нее на почтительном расстоянии, непроизвольно кланяясь, когда приходилось проходить мимо. С какой-то стороны такое поклонение кортов вельдам было удобным, и Дитр слегка улыбнулся, уверенно пересекая пустое пространство перед юртой в поисках того, за кем он пришел сюда.
Внутри было просторно и почти пусто. Простую обстановку из топчана и нескольких подушек для сидения на полу дополняли разве что свернутые рулонами карты, в беспорядке разбросанные по коврам. Над одной из них сидел усталый Хан, потирая пальцами глаза. Плечи его были низко опущены, как и голова, а волосы взъерошены: несколько прядей выбилось из тугого хвоста на затылке.
Когда Дитр шагнул внутрь юрты, отодвинув в сторону входной клапан, Хан тяжело вскинул голову, и Черноглазый в который раз уже поразился, как сильно тот был похож на Кирха. Словно отражения друг друга с одинаковым задумчивым выражением синих глаз, со странной манерой держать голову чуть-чуть набок, к правому плечу.
В глазах Белоглазого промелькнуло удивление, однако он церемонно поклонился Дитру, склонив перед ним голову.
- Небесный змей, Черноглазый Дитр, – его густой голос тоже был точной копией голоса Кирха, но в нем приятно растекался тягучий, растягивающий гласные акцент. – Чем могу быть полезен тебе в такой час?
- У меня есть дело к тебе, Ведущий, – отозвался Дитр. – Я могу войти?
- Конечно! – кивнул Хан. – Располагайся, как тебе удобно. Позволишь угостить тебя чаем?
- Нет, – покачал головой Дитр, присаживаясь напротив Ведущего на подушку и сбрасывая с плеч узелок с провизией и вещами. Хан смотрел на него настороженно и выжидающе, глаза у него были красными и опухшими, а лицо серым. Судя по всему, Белоглазый не спал уже несколько суток. – Времени у меня не слишком много, так что чай будем пить, когда вернемся. – Дитр взглянул в глаза Хану и проговорил: – Мне нужна твоя помощь, Ведущий. Один я не справлюсь.
Он принялся рассказывать все, что им было известно про Ульха и Бездну Мхаир, и Ведущий внимательно слушал его, не прерывая, и взгляд его становился все тяжелее и тяжелее. Когда Дитр закончил, просто пояснив, что отправляться нужно немедленно, Белоглазый кивнул и поднялся на ноги, оглядываясь по сторонам в поисках вещмешка.
- Дай мне пять минут, Черноглазый Дитр, и мы отправимся туда, куда ты скажешь, – негромко сообщил он, принявшись рыться в большом походном сундуке у стены.
Дитр ощутил некоторую неловкость и удивление. Лицо Хана никак не изменилось, когда тот сказал ему, что им предстоит отправиться в саму Бездну Мхаир и бороться там с обезумевшим Ульхом. Ведущий кортов принял это просто и легко, словно очередной приказ командования или волю своих Богов, странных и чуждых для Дитра богов кортов. Ни сомнения, ни страха, ни нежелания не промелькнуло в его синих глазах, только спокойная уверенность и покорность тому, что должно свершиться. И на его фоне Дитр вдруг ощутил неловкость оттого, что сам он мучился и терзался тысячью разных вещей, находя какие угодно оправдания для того, чтобы не идти туда прямо сейчас и одному.
