На его пальце замечаешь обручальное кольцо, когда мужчина передает тебе зонт, а сам открывает бумажник и вынимает несколько сотен.

Непроизвольно твой рот приоткрывается.

Мужчина отдает деньги водителю и поднимает на тебя глаза. В голове начинают метаться чужие голоса, сплошной монотонный гул, ты не различаешь слов. Узнаешь глаза, ты точно видела их раньше.

Кольцо на пальце. В уме не укладывается, что у источника силы может быть семья.

Водитель иномарки, вполне довольный собой и жизнью, залезает обратно в машину, на прощание оценивающе окинув взглядом щедрого незнакомца.

Он мог умереть, но остался жить, как и ты. Но он – кто? Обычный человек, и это сбивает с толку. Вряд ли он обладает такой же силой, что и ты, способной заживлять смертельные раны и видеть энергии других людей.

Он напоминает тебе саму себя: растерянный, с таким же выражением лица, полным удивления. Яркое пятно в серых сумерках. Загнанная, одинокая душа… Тебя тянет к нему, как металлические стружки – магнитом. В нем есть что-то… близкое, знакомое…

– Господин Холовора?

Мужчина снова поднимает на тебя взгляд и, забрав зонт, отводит от края дороги. Он – суомалайнен [финн]. Тебе по вкусу его светлая кожа и тебе нравится, когда на костях немного жировой прослойки, но это всё издержки твоей профессии, – белые люди всегда казались тебе нежнее и мягче.

Ниже тебя ростом, но глядит свысока, так, что у тебя не возникает сомнений – ваша разница в росте ему ничуть не доставляет дискомфорт – нет, она начинает доставлять дискомфорт тебе.

Ты пытаешься подобрать слова.

– Я вас знаю. Вы известны.

– Не сомневался. Как ты здесь оказалась? Разве ты не должна сейчас находиться в больнице?

Это вопрос, и ты вынуждена ответить:

– Если бы я задержалась там еще на некоторое время, скрывать тот факт, что я жива, стало бы труднее, и меня начали бы искать. Вам это тоже могло повредить.

Тебе о многом нужно его спросить, но ты даже не знаешь, как завести разговор о самом простом.

– Зачем вы сделали это? Зачем заплатили ему? – спрашиваешь немного резко, неуверенно, замечая его замкнутость.

– Потому что у меня есть деньги.

Забываешь о дожде, о городе, о том, в какой одежде сейчас мужчина рядом с тобой, остается только ощущение его присутствия – колебания тепла на коже, что приводит тебя в восторг.

– Это ведь вы оплатили моё лечение? Я стольким вам обязана. Я думала… – твой голос дрогнул, – что так и умру в больничной палате.

Твоё внимание может показаться ему невежливым, ты слишком пристально его разглядываешь, не зная, как нужно себя вести с тем, кто, считай, спас твою жизнь.

Ты надеялась, что когда-нибудь его обязательно увидишь, хотя бы издали.

*

Сатин снял номер в гостинице «Фетто Фраско». Это спокойное место, довольно унылое в дождливое время и слишком тихое в этот поздний час, но здесь царит приятная умиротворенность. Огромное фойе, с древесной плиткой, высоким потолком и окнами во всю высоту стен, украшенными конструкцией из решеток, на полах – ковры. Первый этаж «Фетто Фраско» больше подошел бы для картинной галереи, если бы только не выглядел так мрачно.

Сейчас в «Фетто Фраско» набился народ. И на вас глазели. Неудивительно, должно быть, Сатина здесь многие знали в лицо, а в компании тебя его положение было более чем прозрачно.

Согласись, сначала ты дурно о нем подумала. Слишком много ты перевидала людей, подобных ему. Решила, какой скользкий тип, глаза холодные, лицо непроницаемое, и держится весь так свысока.

До ключа он тебе даже дотронуться не дал, сам запер дверь на две щеколды и цепочку. У него было такое обеспокоенное лицо, словно ожидал увидеть за собой разгневанную жену… Если бы он собрался тумбочку или шкаф придвигать к двери, ты бы помогла без разговоров.

Мужчина распахнул окно, дав комнате проветриться. Всякий раз, когда Сатин пересекал комнату, ты не могла глаз отвести от его фигуры. Тебе стало интересно, каким представлялся этот мужчина другим людям, всем незрячим и глухим к той тайне, что он скрывал.

Сила просачивалась сквозь кожу, по всей видимости, та служила проводником, даже одежда не являлась для неё преградой, и походила на нектар, вобравший в себя весь аромат и свежесть плода. Наверняка эту силу можно попробовать на вкус. Оставалось только гадать, насколько сочной и сладкой может та оказаться. От Сатина исходил её слабый, экзотический запах, смешанный с запахом тела. Загадка была глубоко внутри, и она искала путь наружу.

Он к тебе равнодушен. Ты можешь судить о настроениях людей по энергетике их тел. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что испытывает к тебе человек. Ты чувствительна к чужим эмоциям, так же, как твоя голая кожа – к летящим из окна брызгам.

– Говорите, что мне делать.

Ты остановилась у окна, зябко обхватив себя за талию. В комнате было темно, только зыбкий в потоках дождя свет гостиничных фонарей разгонял здесь тени. Этого было вполне достаточно, чтобы видеть выражения лиц друг друга.

– Что ты сказала?

– Что вы хотите, чтобы я сделала?

Ты опустила руки. По тому, с каким превосходством он держался, ты могла судить о том, что этот человек любит довлеть над партнером, вплоть до полного подчинения. Но отдельные мелкие детали выдавали в нем избалованного ребенка, которому нравится, когда его опекают, нередко такие люди отличаются жестокостью и эгоцентризмом. Ни то, ни другое не вызывало воодушевления. Тебе захотелось уйти.

Сатин остановился у двери в ванную комнату.

– Постойте… разве вы привели меня в номер не для этого?

Несколько секунд он глядел на тебя в упор, после чего рассмеялся.

– Выходит, я вас неправильно поняла.

Лучше бы тебе прикусить пока язык. Ты присела на диван, мечтая избавиться от промокших чулок. Сдвинула ступни вместе.

– На улице идет дождь и уже поздно. Полагаю, никто из нас не хочет оставаться на улице. Но если хочешь, сними одежду. Так ты можешь простудиться, лучше отойти от окна.

Мужчина зажег настенную лампу у трюмо, где, на гладкой деревянной поверхности, лежал телефонный аппарат.

– У тебя усталый вид, пока можешь отдохнуть здесь. – Сатин положил ключи на стол, поворачиваясь к тебе спиной. – Что ты хочешь заказать? – спросил мужчина и занес руку над телефоном, взглядом из-за плеча окидывая тебя с ног до головы. Всего лишь взгляд, так бестактно тебя изучающий, – словно твердил: «повернись, мне плохо видно».

Долго ли он собирался притворяться добреньким, но его неожиданная щедрость пугала тебя еще больше. Его спокойствие напускное, об этом можно было судить по нервозным движениям, выдававшим человека неуравновешенного и вспыльчивого. Даже прямая осанка казалась скорее напряженной позой собранности перед атакой.

Его внешний вид был безупречен, да и на вопрос, зачем он это делает, Сатин ответил, что у него есть деньги. Ты долго пялилась на его серебряные серьги, камни в них сверкали, как настоящие. Бесплатным этот сыр точно не мог быть.

– Мне не хотелось бы затруднять вас… – что-то ты там промямлила.

Вероятно, он всегда старается выглядеть надменно с незнакомыми людьми, и тебе отчего-то кажется, что в глубине души Сатин очень мягок, но ему приходится защищаться от других людей. Кого такому, как он, опасаться? Это тебе надо сваливать отсюда.

– Называй меня по имени, – попросил он, изучая твое потерянное лицо. – Никаких вы, вам, вас, ладно? Ты ведь проголодалась?

Ты опустила глаза на свой чулок, стараясь не смотреть на благодетеля. Ты не хотела, чтобы тебя поняли превратно. Ты в принципе не любишь лощеных типов, особенно не любишь быть им обязанной.

– Ну, хорошо… – наконец согласилась ты. – Выберите вы.

Вся еда была из местного ресторана.

Ты привыкла вести разговоры под музыку или, вернее, молчать, когда кто-то заполняет паузы своим грубым властным голосом. Возможно, ты ждала подобных действий и от своего молодого благодетеля.