Внутри царили полумрак и тишина, только из коридора доносилось неутомимое тиканье часов.
Стены были обклеены обоями рябинового цвета, украшенными деревянными панелями. Композиция из полок в форме «змейки» висела здесь с умыслом визуально расширить пространство. На каждой полке стояло по одному предмету.
Маю задержался взглядом на двухметровом зеркале рядом с желтым бра. Пожалуй, слишком быстро отвел глаза от потерянного двойника в тяжелой раме. Просто нужно расслабиться. Он вернулся домой. Он действительно дома. Вот на такой ноте, пожалуй, можно вздохнуть с облегчением.
Внутри оказалось не только тесно, но и жарко. В воздухе ощущался сладковатый запах цукатов и кардамона.
Фрэя стояла у напольной вешалки с верхней одеждой, давая Маю время осмотреться. На девушке была длинная рубашка и хлопковый кардиган с драпировкой. Глаза оттенка зеленого чая и слегка крупные черты придавали овальному лицу сестры почти детскую мягкость. Медно-каштановые волосы навевали мысли об осеннем листопаде.
– Еще до того, как начать ремонт, Сатин приглашал знакомого светотехника, чтобы тот создал подходящее освещение для каждой комнаты, – сказала девушка. – Дом больше чем кажется. Нам потребовалось два года, чтобы привести здесь всё к тому варианту, который ты сейчас видишь, – было видно, что сестре приятно говорить об этом месте.
За время пребывания в Театральной академии у Маю возникла привычка к роскоши. Еще до этого – в особняке Холовора, когда была жива бабушка Сатина.
– Вон за той аркой шоколадная лавка, прямо за ней – кухня, совмещенная со столовой, – быстро перечисляла Фрэя, уводя брата за собой. Она везде зажигала светильники. – С черного хода находится веранда и буфет.
Просторная комната в жилой части дома была отделана всё в той же красно-коричневой цветовой гамме с добавлением розового, что делало её больше похожей на спальню, чем на гостиную.
– Если идти по этому коридору, то можно, не встречаясь с посетителями, попасть прямиком в столовую. Всё очень хитро устроено, – объясняла девушка.
Коридор закончился глухой стеной, утопающей в тени, и неприметной дверью с гравировкой на стекле.
– В качестве основы для декора помещений и самого магазина Тахоми выбрала декаданс. Мы добавили гламура и смешали новые течения с «северным модерном»***. Получилась немного дерзкая и грубая романтика, – направляясь к лестнице, бросила на ходу сестра.
Девушка бегло показывала второй этаж, распахивая перед братом двери.
– С этого боку моя комната в стиле хай-тек – самая крайняя к лестнице. Так дальше… Тут ванная комната, внутренняя дверь – это туалет. Напротив моей спальня Рабии под арт-деко: увидели на картинке в каталоге и решили оборудовать точно так же. Следующая по счету – комната Тахоми, в дальней части коридора.
Пришлось отвечать на множество вопросов. Маю держался бодро, но сегодняшний день его порядком измотал. Заснуть в трясущемся вагоне было невозможно, а тамошняя еда казалась несъедобной, возможно, из-за нервного перевозбуждения. От волнения порой перешибало всякий аппетит. Не так легко влиться в чей-то давно устоявшийся круг и при этом остаться незамеченным.
Рабия приготовила мясо омаров в кляре под зеленью.
Не дав опомниться, женщина обхватила сына за плечи и повела за стол. Маю и забыл – Рабия на голову выше, впрочем, такая же худая, как и он. Он с сестрой не унаследовал «монгольскую складку», а вот у Эваллё глаза были точь-в-точь как у матери – черными и зауженными.
– Нормально доехал? – спросила Рабия, крепче обнимая его одной рукой, за него же всё решила и сама ответила. – Да? Ну, хорошо, я хочу отпраздновать твое возвращение.
– А может…
– Нам стоит запечатлеть этот день. И мы не отметили твой день рождения. Шестнадцать лет – ты у меня уже почти взрослый, – Рабия убрала с его лба волосы.
– Шестнадцать исполняется только однажды – событие, которое нужно отметить, – подхватила её сестра, украшая стол фамильным хрусталем. Сама тетя – полноватая и маленькая, в своем широком пончо похожая на облако.
– Да, но если оно бывает только однажды, зачем его повторять? Оно было в прошлую пятницу, уже несколько дней прошло.
Рабия ослепительно улыбнулась:
– Ты мне еще «спасибо» скажешь! Вот когда тебе стукнет лет сорок…
– Мам, я не доживу. – Маю совсем смешался.
Тахоми налила Маю сливового напитка, выключила плиту и уселась на один из четырех стульев.
– В среду, седьмого, состоится финальное выступление, завершающее концертную программу турне, и Сатин некоторое время будет свободен, – сообщила тётя.
Маю удивленно округлил глаза и взглянул на сияющее лицо Рабии.
– Я не знал. Значит, я тоже смогу пойти?
– Конечно, – согласилась она. – Мы уже выбрали для тебя новую школу. Завтра четверг, поэтому решай сам – пойдешь на этой недели или в понедельник. От тебя-то, собственно, требуется роспись, и ты зачислен. Но, на мой взгляд, лучше сначала обжиться немного здесь, – Рабия обвела глазами столовую, где расположилась семья, – а с началом новой недели приступишь к занятиям. Думаю, сейчас не самое лучшее время нагружать тебя уроками.
Отлично… новый класс да еще посреди семестра. Здравствуй, школьная жизнь! Фу, сколько пафоса!
– Тебе ведь нравилась академия! А может тебя выгнали? – с подозрением глянула на брата Фрэя. – С трудом верится, что ты добровольно захотел вдруг всё бросить.
Маю сидел, уставившись себе в тарелку, и жевал.
– Поначалу меня вообще не порадовало это место. Земли те выкупили, или сами хозяева разорились, короче, земля пошла с молотка. Прежний владелец оказался большим любителем искусства, выстроил театр. Жаль, что вы мало там пробыли. – Маю опустил взгляд в тарелку, обхватывая пальцами хрустящий кляр. – Нам еще повезло, что новый хозяин не стал сносить театр и открыл школу. А малый театр похож на цыганский балаган. Еще там поднимают шатры: каждый год к нам приезжал цирк с животными и акробатами. Короче, было круто. К нам даже иностранцы приезжали. Там попадаешь в такую атмосферу… словно оказываешься в далеком прошлом.
– Да, я помню, какое это захолустье, – ввернула Рабия, подперев голову кулаком, – особенно хорошо запомнилось, как мы встали посреди сельской дороги, где выгуливали коров.
– Уже давно за полночь, надо подумать, куда тебя можно заселить. – Тахоми навалила в крынку кузнечиков и опустила рядом жабу. – Единственное подходящее место – мансарда, – у тети на лице застыло крайне нелепое выражение, точно она неожиданно поняла, что перепутала кузнечиков с красной икрой.
– А что не так? – спросил Маю, засыпая на полуслове. По большей части всё было безразлично, так хотелось остаться в полном одиночестве и расслабиться.
Рабия поднялась из-за стола.
– Пойдем, покажу тебе.
Женщина взбежала по винтовой лестнице, уводя Маю в ту часть дома, которую он еще не видел.
Щелкнул выключатель, залив лестничный проем ярким светом. Выпрямившись в полный рост, Рабия надавила ладонями на квадратную дверь в потолке, расположенную под наклоном, и откинула ее куда-то вверх.
Поднявшись на мансарду, Рабия зажгла настенную лампу слева от входа, прямо у дверей стенного шкафа. Лампы хватало, чтобы осветить часть комнаты – дальняя стена и потолок были погружены в полумрак.
Несомненно, Рабия привела его в комнату брата. Чья еще это могла быть комната?
Маю прошел вперед и включил настольный светильник. На третьем этаже витал приятный мягкий запах ароматического масла, деревянных досок и пропитанной масляными красками холстины. Окно невероятных размеров занимало восточную и южную стены. В качестве освещения брат выбрал точечные потолочные светильники. Из мебели: деревянный комод, двухъярусная кровать, напротив окна – письменный стол. Вся мебель из темного дерева. Рядом с комодом висело зеркало в человеческий рост. На столе – засохшие кисти, пятна краски, въевшиеся в прочную деревянную поверхность стола, листы тонкой полупрозрачной бумаги – калька? – тюбики краски… Не обошлось без полинявшего несуразного ковра. У восточной стены, завешанной крупными полотнами, поместился второй стол, на котором стоял монитор, рядом – офисный стул на колесиках. Заваленное барахлом кресло-качалка, заскрипевшее от одного прикосновения Маю. Однако, несмотря на беспорядок, в комнате было чисто.
