Старомодное телефонное кольцо с нарисованными на нем цифрами отозвалось негромким жужжанием.

В трубке пошли гудки, долгие и пустые, как октябрьские выходные. Возможно, стоило дождаться утра. Но остановиться мешала уверенность, что он поступает правильно, невыразимое чувство подсказывало, что, быть может, этот звонок окажется самым значимым событием за прошедший день.

Разница во времени между Гавайями и Японией – пять часов. И, если Тахоми сейчас на Гонолулу, то, скорей всего, уже успела лечь в постель.

Зачем он это делает? Сейчас? Из-за нелепого предчувствия? Ни один его шаг теперь не должен быть напрасным. Позволять себе прожить еще один бесполезный день – немыслимая роскошь.

– Да, я вас слушаю, – наконец зашелестел недовольный голос. Нет, трубку подняла не сестрица Тахоми, а… в голову пришел только один возможный вариант – Провада Саёри.

– Прошу прощения, что звоню вам так поздно, я бы хотел поговорить с Маю.

Как это убого! Приходиться просить о разговоре с собственным ребенком!

По-английски Саёри стрекотал отменно, вскоре в словах японца начала сквозить хорошо знакомая учтивая холодность, в ответ на которую Сатин мог лишь улыбнулся.

– Боюсь, я не могу его позвать. С кем я говорю? – спросил более уверенно сухой мужской голос, пока Сатин собирался с мыслями.

– Знакомый Маю.

– Что?.. – в трубке раздался громкий треск, который почти сразу сошел на нет, и собеседник заговорил тише, вместе с тем как будто ближе. Сатин догадался, что Саёри перешел в другую комнату. – Что вы сказали, повторите, пожалуйста? – проблеял напряженный суховатый голос.

– Что я хотел бы услышать Маю. Прямо сейчас. Это срочно, – отрывисто бросил Сатин, стараясь сохранять спокойствие.

– Да?.. – неуверенно пробормотал Провада, и его голос опять подскочил вверх: – А в чем дело? Маю сейчас не может подойти к телефону.

– Я знаю, где сейчас находится его отец. Полагаю, Маю будет интересно это знать. Вы так не считаете?

– Я вас не понимаю, – тон неуверенного голоса японца упал до отметки ноль, и Сатину показалось, что тот сердито поджал губы.

– Провада-сан, будет лучше, если вы прекратите этот цирк как можно быстрее, – резко гаркнул Холовора, начиная терять самообладание. Вероятно, японец не ожидал подобной перемены настроений, и поэтому зачастил с удвоенной скоростью:

– Постойте, этого не может быть. Сатин Холовора мертв. Он числится без вести пропавшим. Понимаете… Мне очень жаль, но Маю… Маю уже спит. Прошу вас, не звоните больше на этот номер.

– Это номер Тахоми Холовора. Отчего вы не передадите трубку ей?

– Послушайте, уже очень поздно…

– Могу я тогда поговорить с братом Маю?

Тут Саёри судорожно выпустил воздух и зло процедил:

– Эваллё здесь нет!

– По какому номеру я могу связаться с ним? – чуть мягче спросил Холовора, нутром ощущая, что за недовольной интонацией злополучного японца кроется что-то еще.

– Такого номера не существует!

У Сатина брови поползли вверх.

– И где же по-вашему находится Эваллё?

– Я не хочу ничего знать об этом! До свиданья!

Что? Они даже не догадываются о том, что произошло?.. Ничего не знают… Думают, что Эваллё в спорт-лагере или в общежитии при университете Спорта?

Что там вообще происходит?! Почему взрослые закрыли глаза на исчезновение Эваллё?

Сатин представил, как Провада, утирая пот со лба, сгибается над трубкой, нервно оглядывается в пустой комнате, судорожно прислушивается к шорохам, доносящимся из-за закрытой двери. Наблюдает за отсветами ламп, отражающихся в окнах, не занавешенных гардинами.

– Больше никогда не звоните нам! – напоследок прошипел Саёри, и мужчина решил, что всё, конец их разговору, как трубку точно обо что-то ударили. Пластмасса заскрипела, и над ухом раздался взволнованный хриплый голос:

– Говорите! Не молчите, пожалуйста! – выкрикнул Маю.

Душа словно запела. Сердце тяжело заколотилось, но Сатин не мог вытолкнуть из себя ни звука.

– Это я – Маю! Вы хотели поговорить со мной! Пожалуйста…

Он оставил Маю наедине с тревогами.

– Прошу…

Оставил Маю одного. Велел дожидаться его. Велел набраться терпения.

– Кто это? – выдохнул мальчик, и Сатин услышал в его надтреснутом голосе слезы.

Обрести, чтобы потерять. Вспомнить, чтобы забыть.

– Маю, Маю… – слово застряло в горле, – я только хотел узнать, что с тобой ничего не случилось.

И тут Маю прорвало, плач вырвался внезапно и затопил слух. Нельзя сказать, что Сатин был к этому не готов, но легче от этого не стало.

Мужчина слышал, как японец кричит на Маю, пытается угрожать его сыну.

– Со мной… со мной всё в порядке. Честно, – бубнил мальчик.

– Ты помнишь, что я просил тебя не делать? Помнишь хорошо? – резко бросил Сатин.

– Я помню. Я всё хорошо запомнил. Не волнуйся, всё в норме, – Маю позволил себе улыбнуться сквозь плач и резко смолк.

– Скажи мне свой номер, чтобы я мог позвонить тебе.

– Этот телефон скоро разрядится, – через секунду тихо вздохнул мальчик.

– Маю, я не могу оставлять тебя без связи!

– У меня нет мобильника, Саёри его выбросил…

– ЧТО?!

– Пап, это всё из-за меня! Я тебе уже говорил, но ты меня не слушал! Мне так жаль! Ведь это я во всем виноват! Я не должен был приезжать осенью, я сделал одну очень страшную вещь! Я боюсь, что ты пострадаешь из-за моей глупости! И не ты один… – слёзы снова полились градом, Маю даже начал заикаться. – Папа, не рискуй из-за меня… Я того не заслуживаю.

Сатин слушал, приоткрыв рот, и на ум не приходило ничего, что могло бы сейчас успокоить Маю.

– Маю, что бы ты ни сделал…

– Нет! Ты не понимаешь! Папа, Тахоми считает, что ты умер, и она, она хотела, чтобы Фрэя жила у Моисея… Но Моисей, он злой! Он – Зло! Хоть он и считает себя частью природы, они все так говорят, но он с самого начала следил за нашей семьей! Тахоми мне не верит! Мне больше никто не верит! Я… я во всем виноват! Моисей, это он мог убить Эваллё, по приказу, понимаешь?! Так, что даже костей не соберешь!

– Знаю, Маю, я знаю про Моисея, – с трудом вклинился в яростную тираду Сатин.

– Тахоми, друзья, даже парни из твоей группы – никто мне не верит! А Фрэя… Фрэя ведь с ним!

Столько вопросов, которые хотелось бы задать сейчас!

– Фрэя со мной, – вместо этого процедил Холовора, чувствуя, как желудок завязывается в сплошной узел.

– А-а…

– Всё хорошо, я нашел твою сестру. Ей не причинили вреда. Скоро ты сам сможешь её услышать.

– Она в порядке?!

Губы заледенели в безжизненной улыбке:

– Да. Она будет рада увидеть тебя.

– Это правда?! – воскликнул Маю с непередаваемым восторгом в голосе.

– Разве я не обещал тебе вернуться?

– Где ты? Где ты, папа?!

– В Японии.

– Но где?!

– Не отходи от тёти и Саёри. Потерпи, Маю. Пожалуйста, ради сестры.

– Х-хорошо… – запнулся мальчик, слишком быстро тараторя и всхлипывая. – Сатин…

Мужчина понял, что Маю хочет ему сказать что-то очень важное.

– Да, Маю.

В трубке снова задребезжало.

– Ты ведь будешь любить меня, что бы я ни натворил? – выпалил Маю, видимо, спеша сказать до того, как телефон совсем перестанет работать.

– Конечно!

– Ты не захочешь от меня-избавитьсяпрогнать?! – слова начали сливаться в одно слитное дребезжание.

– Что ты хочешь от меня услышать, Маю? – Сатин растерялся, боясь того, что сейчас их короткий диалог прервется, или Маю заплачет, или мир полетит в Тартарары.

– Ты ведь единственный человек, который мне доверяет, – неожиданно спокойно и четко произнес мальчик. – Все думают, я – мерзкий, испорченный… Тахоми и Саёри, они хотят… – заглох его звенящий мальчишеский голос в хрусте и дребезге помех.

Сатин застыл в коридоре одинокой тенью, сжимая немую трубку во влажной ладони.

Уже открывая заедающую сёдзи в кухню, вспомнил про разряженный мобильник дочери. Еще нужно будет просмотреть все бумаги, которые он захватил из дома японца, и хорошенько обдумать дальнейший план действий, чтобы не пришлось понапрасну терять время.