Во дворе осмотрел поленицу: не густо, – большая часть дров хранилась на кухне и огороженной террасе, там, где стояла бадья. Подобрал детскую игрушку. Когда-то его умиляли подобные вещицы, сделанные с любовью из камня, глины либо дерева. Не замечая, как пачкает ладони в грязи, очистил от земли игрушку – не то лошадь, не то собаку – вырезанную из дерева. Это какой-то бред! Абсурдность происходящего сводила с ума. Моисей – отец, так какого хера ему понадобилось от Фрэи?! На молоденьких потянуло?! Сука! Если Икигомисске рассчитывает, что забота о слепом ребенке компенсирует похищение… Если эта тварь вообще на что-то рассчитывает!

Кожа на руках пылала, казалось, от неё исходил пар. В голове шумела кровь.

– Ни черта не понимаю!

Ответов не было. Взглянул на толстую зверюшку, зажатую в грязных пальцах. За день уже, наверное, в сотый раз провел по волосам.

Осмотрел заросли, пытаясь понять, куда Икигомисске парковал свой катафалк, если гаража нет. Ведь должно же быть хоть что-то рациональное во всем этом! Где хранил запчасти? А канистры с бензином? Автомобиль Икигомисске исчез – несомненно, Фрэю увезли на нем. Двор размыло дождями, и следы от шин теперь искать бессмысленно. Остались разве что неглубокие канавы на подъезде, во вмятинах застоялась жидкая зеленоватая грязь, делая это место еще более диким.

Поворачивая ключ в зажигании, захлопнул дверцу.

Круто развернулся, колеса с жужжанием прокрутились, разметывая вокруг хлопья земли.

Солнце проглядывало между соломенного цвета высокой растительностью, то утопая – и тогда дорогу застилали тени, – то выныривая на поверхность.

На обратном пути убил сразу двух зайцев: удачно срезал дорогу, проехавшись вдоль огородов, по протяженности напоминающих поля, и встретил семью японцев, идущих в сторону деревни.

Он снизил скорость почти до нулей и высунулся в окно:

– Комбан ва! [Добрый вечер]

На него сразу же устремились три пары глаз цвета корицы. Мать опустила ребенку на плечи свои надежные ладони.

Сатин улыбнулся и слегка кивнул. Незнакомый мужчина повторил его жест, только медленнее.

– Сумимасэн га… коно мусуме о минакатта? [Извините, вы не видели эту девушку?] – протянул фотографию.

Японец взял снимок и поднял на свет. После чего Сатин подробно расписал, как выглядят те, кого он ищет, и спросил напоследок с легким нажимом на слова:

– Икигомисске то иу хито о штэрру камо ширемасэн? [Быть может, вы знаете человека по фамилии Икигомисске?] – язык выдавал нетерпение, в салоне автомобиля бушевало солнце. Хотелось пить – и особенно есть. Сатин вглядывался в их лица в надежде, что они помогут ему.

========== Глава VIII. Агония ==========

Заперев дверцы в машине, Холовора оглядел двор рёкан. Ослепительное оранжевое солнце почти скрылось в черных зарослях жимолости, огибающих песчаную насыпь у кромки леса.

Если бы только он знал, в какую сторону двигаться, если бы только знал – не пришлось бы изнывать от неведения и собственной бесполезности. Ничего не поделать. По крайней мере, он сдержал обещание – вернулся до наступления темноты.

Подняв лицо, Сатин заметил курящего на террасе японца и неторопливо произнес:

– Ии кон’я. [Доброй ночи]

Тот отозвался по-английски, это могло означать, что японец не против иностранных постояльцев, что само по себе было приятно.

Пересек площадь и поднялся по ступеням. Двери-окно, которые обычно раздвигали душным днем, еще не были закрыты, и, переобув шлёпанцы, Сатин вошел в комнату, раздвинув сёдзи одной рукой. На стенах колыхались кустистые тени, в полумраке обрисовывались смутные очертания предметов мебели. В соседней комнате спал Тео, его тяжелое сонное дыхание было отчетливо слышно из-за тонкой перегородки.

Отодвинув сёдзи на длину ладони, Сатин заглянул в спальню. Поверх небрежно расстеленного матраса, отпихнув от себя тяжелую подушку, развалился Тео, вытянув смуглые ноги. Подмяв под себя простыню, парень лежал, зарывшись рукой в летнее одеяло. На белом фоне густой загар становился еще ярче, среди складок одеяла выделялась голая спина. Тео часто в жару ложился спать нагишом.

Некоторое время Холовора смотрел на спящего парня в зазоре между сёдзи, после чего перевел взгляд на наручные часы. Шорох отодвигаемой двери разбудил Шенг, и Тео резко вскинул голову, уставившись на Сатина.

– Как я понимаю, ты забыл про ужин? – пробормотал Холовора устало. Заспанный растерянный вид Шенг разом смыл все тревоги дня.

– Тебя целый день не было… – и, не дождавшись ответа, китаец снова заговорил, укоризну в хриплом голосе затопил интерес: – Ну как? Узнал что-нибудь?

Сатин растянул губы, не улыбаясь, и навалился локтем на дверную створку.

– Еще одна деревня, в которой про них никогда не слышали. – Стараясь не моргать, чтобы не выдать огорчение, быстро взглянул в лицо парня.

– Мне жаль, – ответил Тео не сразу и нахмурил лоб. Шенг сел на матрасе, сгибая длинные конечности. – В скольких деревнях мы еще не были?

– Не знаю, может быть, уже не осталось деревень поблизости, где мы не искали бы. Ладно, давай на сегодня закончим. До утра вряд ли что изменится.

– Послушай, а что если Лотайра держит Фрэю в академии? Он ведь долгое время был главой Театральной академии.

– Нет, я чувствую, они где-то здесь, в Японии, – но голос прозвучал неуверенно. Такой вариант, что Фрэя может находиться сейчас в другой стране, даже в голову не приходил, хотя, что странно, был наиболее предсказуем. – Все равно… Это очень далеко и займет много времени, мы не можем сейчас оставить поиски здесь и направиться в Финляндию, чтобы проверить твое предположение.

У него не было уверенности, что Моисей привез Фрэю сюда. Нельзя сказать ни о чем с уверенностью. За ту неделю с небольшим, как Тахоми и Фрэя расстались, Икигомисске мог спрятать девушку где угодно, в любой части мира. Однако хотелось верить, что Моисей привязан к родине, точно так же как к своему господину, Лотайре.

Сатин направился прямиком на кухню, где в задней комнате он видел телефонный аппарат.

Вернулся ли его сын в Японию или до сих пор на Гонолулу? Послушался ли и не стал вмешиваться в его дела, не стал принимать никаких рискованных решений? Был только один способ проверить. Сатин нуждался в этом телефоном звонке, хотел еще раз услышать голос Маю.

Если он и мог дозвониться до Маю, то только через Тахоми. Сейчас меньше всего хотелось говорить с ней: пришлось бы объяснять ситуацию, врать, как он здесь оказался, куда пропала Фрэя, что он делал всё это время… Ни на один из перечисленных вопросов он не мог ей ответить. Узнав, что племянница в опасности, Тахоми бы примчалась сюда, но он не собирается рисковать свояченицей. Ни Маю, ни Тахоми он даже близко не подпустит к дому Икигомисске.

Слегка дрогнув в руке, трубка опустилась на рычаг.

Он не знает, как объяснить своё исчезновение. Не знает, что сказать о смерти жены! Похоронил на острове Маэ?! А чернокожий священник пропел псалмы на песчаном берегу? Но почему же он ничего не сообщил – Тахоми имела право знать! Ему плевать на то, как нелегко ей пришлось! Конечно, она будет винить его во всём. Боже… Ей пришлось заботиться о его детях, кормить, одевать, обувать! А он скрывался… Постойте-ка, что это? Он упомянул Бога? Пускай, даже мысленно… Увы, это не поможет, он не верит в Господа Бога.

В темный коридор, освещенный лишь крохотным светильником прямо над телефоном, вышла немолодая хозяйка рёкан, облаченная в узкое домашнее кимоно цвета печенного яблока. Узнав гостя, женщина расплылась в любезной, ничего не значащей улыбке и кивнула. Сатин оперся ладонью о стену и снова поднял трубку.

– Мы будем вас ждать, – отрывисто прошептала хозяйка по-английски, слишком мягким голосом, чтобы не обратить внимания на её акцент. Странная привычка здешних женщин – говорить шепотом в пустом коридоре. – Не начнем без вас ужин.

Седые пряди на гладком лбу и на висках выделялись яркими брызгами в волосах цвета вороного крыла. Маленькие руки покрывала проступающая под тонкой кожей венозная сеть. Худые пальцы крепко держали бутылку сладкого соуса «Мирин». Через мгновение хозяйка скрылась в кухне, задвинув за собой дверь.