Скрестив руки, она уперлась ими в живот и привалилась к дверце. Кислород освежил голову. Внутри всё скручивало, от тех таблеток, которые передала хозяйка, естественно толку ноль.
Захотелось включить печку, но Фрэя понятия не имела, как это делается. Пытаясь вспомнить, на какую именно кнопку нажимал Моисей, она расстегнула пальто. Долго изучала ключ в зажигании. Может навернуть кружок вокруг ресторана? В управлении всё понятно, но Моисея, наверное, хватит удар, если он не обнаружит на месте свой мажорный автомобиль.
Если общение с Моисеем продолжится, купят ли ей спорткар?
Внедорожник ехал под гору, по двуполостной дороге в старой части города, где машин было меньше всего.
– А почему бы нам не съездить в театр? Мне кажется, это хорошая идея – сводить вас с Химэко в театр.
– А как же ваша дочь будет смотреть представление? По поводу театра… вы говорили с Тахоми?
– Нет, Фрэя, не смотрите на меня так, идея всецело принадлежит мне.
– Ну… может, в традиционный кукольный театр?
– Папа, я хочу в кукольный театр!
– Тогда решено. К весенним праздникам открывается много театров. Вам понравится «нингё дзёрури». [Бунраку, или японский кукольный театр, – это название, используемое для нингё дзёрури («нингё» – означает кукла и «дзёрури» – разновидность напеваемого рассказа)]. Я знаю одно место неподалеку.
– Моисей, эта дорога слишком опасная, – заговорила Фрэя тише, чтобы не тревожить ребенка.
Но Химэко услышала её и повторила как попугай:
– Опасная.
Колеса провернулись, кромсая осколки льда, и, похоже, автомобиль перестал двигаться вперед.
– Не переживайте, я хороший водитель, приноровился уже ко всяким дорогам. Фрэя, мы поедем на машине, потому что вы на каблуках не поднимитесь вверх по улице. Химэко, не бойся.
– Моисей, автомобиль сейчас поедет назад, прямиком с горочки на автотрассу… Нет, Моисей! Черт с вами, поворачивайте! Я не могу позволить вам угробить собственного ребенка!
SsangYong завернул на боковую улочку. Колеса покатили по ровной дороге. С обеих сторон улица была плотно застроена трехэтажными домами.
– Вам будет спокойней, если мы поедем в объезд?
Девушка перевела дыхание и обхватила живот руками.
– Чокнутый.
– Фрэя, не выражайтесь при моем ребенке. И перестаньте отвлекать меня от вождения.
– Папочка, не кричи на Фрэю.
*Судьба; олицетворение неизбежности, необходимости; в греческой философии — рок, аналог римского Фатума.
========== Глава II. Покушение ==========
Mä nään eessäni kastuneet laudat,
Osa niistä jo katkennut pois.
Joen kuohuissa kuolleiden haudat,
Niiden luonako paikkani ois?
Silmät suljen, en katsoa saata,
Kun ei rannalle toiselle näy.
Eikä jalkojen alla oo maata,
Minun askeleet orpoina käy.
Ja nyt välissä synkän taivaan ja virran
Pyydän sua auttamaan.
refrain
Ja kun silta se tuulessa keinui,
Olin valmis jo luovuttamaan.
Tunsin, kuinka sun sormesi tarttui
Käsivarteeni voimattomaan.
Ja kun köydet mun sillan alta pois sortuu,
Päästänyt et silloinkaan.
Refrain
(Отрывок из песни Pidä Kädestä (с) Indica)*
Театр кукол находился за латунными воротами, на месте старой усадьбы.
– Веселенькое место… Я говорю, Моисей, вы привели нас в одно веселенькое место. – Следующую фразу она вынуждена была шептать: – Теперь я, пожалуй, рада, что Химэко этого не видит.
За чугунными воротами на расхлябанных петлях, среди голых деревьев вилась невразумительная дорожка, которая уводила прямиком к деревянному строению с темно-серыми стенами и черепичной крышей. Вот кому пришло в голову устраивать детский кукольный театр в этом жутком месте, как для декорации к фильму ужасов?
Моисей разрешил взять Химэко на руки и пройтись с ней по внутренней галерее, а он обещал купить билеты, уверяя, что с местами проблем не будет, однако все его увешивания насчет билетов казались сомнительными.
Разминувшись с Икигомисске, Фрэя с девочкой на руках направилась по коридору. Девушка читала вслух подписи к фотографиям, правила поведения во время землетрясения и пожара, надписи над стрелками-указателями – всё, что могла прочитать.
– Папа раньше водил тебя в театр? – спросила она, разглядывая темные снимки, где фигуры кукол с бледными лицами были изображены на черном фоне, иногда за спинами кукол мелькали лица актеров.
– Нет. Папа говорит, что покажет тебе театр, – девочка идеально прямо держала спинку и крепко сжимала пальчиками плечи Фрэи.
Холовора медленно продвигалась по коридору.
– А он знал, что мы поедем именно в этот театр?
– Папа сказал, что мы больше не вернемся в этот театр.
– Наверное, Моисей имел в виду, что он больше не поведет такую вредину, как я, в японский театр. Я бы точно не повела.
Химэко засмеялась.
Навстречу им вышел человек в широких штанах. Девочка обняла её за шею.
– Какая молодая мама, – донесся до них незнакомый голос.
– Нет… – Фрэя обернулась и, смахнув волосы с лица, потерла лоб. – Вы заблуждаетесь.
Японец в штанах посмотрел на неё и ухмыльнулся.
– Папа считает, что театр – это обман. А что такое «обман»?
– Обман – это совсем как когда ты ешь жаб, обманывать значит съедать гору бородавчатых жаб.
– Фу-у! Я никогда не буду обманывать!
Они заняли свои места в третьем ряду. Моисей усадил девочку между ними. Весь спектакль молчал, наблюдая за игрой кукол, мыслями он пребывал явно в другом месте. Девочка слушала, иногда переспрашивала у Фрэи, которая краем глаза отмечала реакцию Моисея. Его глаза внимательно следили за представлением, но точно также он мог бы смотреть, если бы перед ним доказывали теорему Фалеса.
На сцене разворачивалось действо. «Взрослая» кукла ростом в две трети человеческого управлялась тремя операторами, усатым драконом руководило четверо, каждый из которых отвечал за свой сегмент тела: голову, длинное туловище и хвост. Поначалу Фрэя еще видела мужчин и женщин, одетых в черные балахоны с капюшонами, но потом они растворились на темном фоне. Только лишь один не закрыл своё лицо капюшоном, хотя разглядеть его все равно не было возможности – он постоянно вертелся, нагибался, приседал, склонял голову, а когда всё же на мгновение поднимал лицо, то на глаза падали черные волосы. Фрэе упорно чудилось, что это парик. Многие актеры надевают парики, в этом нет ничего странного. И всё-таки кто это? Известный артист? Представление проходило под голос певца-сказителя гидаю, говорившего от лица всех персонажей, он мог изменять свой голос от детского тончайшего фальцета до низкого утробного баса. Музыка – ритмичный аккомпанемент на трехструнных сямисэнах и барабанах. По барабанам только слегка постукивали, струнные же, наоборот, разрывались, заставляя сердце биться чаще. Иногда слова тонули в музыкальном стоне.
История о драконе, который влюбился в японскую девушку. Конечно, легко догадаться заранее, чем закончится сказка.
Всякий раз, когда их отпускали, натянутые струны дребезжали. Перезвон колокольчиков, барабанная дробь. Неожиданный финал, немного запутанный, немного печальный, немного шокирующий… В японских произведениях реальность часто смешивалась с мифом, духи жили в деревнях, в воде плавали драконы, женщины умели превращаться в ярких птиц, а рабы становились императорами.
Завершилось представление оглушительным трезвоном, после чего вспыхнул свет. От Моисея было сложно отвести взгляд: мужчина сидел, откинувшись на деревянную спинку и широко раздвинув ноги. Его глаза фанатически блестели, в точности такой же взгляд девушка видела и у своего младшего брата Маю, когда он говорил о театре. Только она этого восторга не разделяла. Театр бывает разный, и иногда просто раздражает.