– Мне так хорошо с тобой, Маю…
Чувствуя под щекой гладкие волосы Эваллё, с наслаждением отдался полету. В тот момент точно два духа слились воедино.
Когда брат, похоже, начал уставать, он осторожно опустил Маю.
Подошвы коснулись пола.
– Пойдем, – парень потянул младшего за собой в кухню.
У Тахоми была идея, проделать в гостиной арку, чтобы та вела прямиком на кухню, соответственно увеличить площадь кухни и сократить коридор. Что ж… неплохая идея!
– Ты так и будешь без рубашки?
– Мешает?
– Да.
Эваллё положил на кухонный стол салфетку, поверх неё опустил мензурку с перекисью водорода.
– Как раз я собирался переодеться.
Во время приготовлений Маю смотрел через отверстия жалюзи на улицу, изредка встречаясь с парнем глазами. Ослепительный солнечный блеск заполнил кухню, отражаясь в темно-русых волосах брата.
– В какое делаем?
– В левое.
Мальчик уселся на гладкую поверхность стола. Одной из фантазий о них с братом, был как раз быстрый перепихон на столе, и парень, если заглянуть в его плутовские глаза, вполне себе догадывался об этом.
Осторожные пальцы Эваллё легли на затылок.
– Обопрись мне на плечи и не двигайся, – посоветовал он, аккуратно протирая мочку ватным тампоном, смоченным в спирте.
– Две снизу и одну сверху. – Маю потер ладони друг о дружку, чтобы слегка унять нервы.
– Вздрогнешь – толкнешь меня – и я проткну не в том месте.
– Хорошо, комарик, я уже успокоился.
Придерживая его лицо, Эваллё чуть отодвинулся и с усмешкой повторил:
– Комарик? Господи, Маю!.. Не зови меня больше так.
– Хорошо, альфа-самец. Тебя вызывает твоя бета.
Маю чувствовал, как у него холодеют руки. Бегло взглянув на сосредоточенное лицо брата, мальчик тяжело вздохнул.
– Тяжко? – улыбнулся парень.
Игла вошла в кожу уха, Маю закусил губу и зажмурился, мысленно вспоминая народный гимн.
– Ты сам этого хотел, помнишь?
Губа, должно быть, от столь усердного укуса побелела.
– Ну, вот и всё. Осталось еще два прокола. – Эваллё протер мочку и прикоснулся губами. – Ведь совсем не страшно, да?
Маю вдохнул глубже.
– Вздыхаешь тут. Продолжать или передумал?
Не желая казаться для брата слабаком, он ушел от прямого ответа на вопрос:
– Твои руки творят чудеса.
– Я всего лишь проткнул тебя иголкой. Сначала разберусь с нижними проколами и вдену тебе серьги, а после тогда, – погладил завиток уха, – займусь верхней дыркой, – Эваллё пробежался ногтями по ёжику обрезанных волос Маю и мягко зажал губами его правую мочку. – Дезинфекция, на всякий случай.
– Ты же не будешь прокалывать мне то ухо, – напомнил мальчик, закрывая глаза и с готовностью подставляя брату шею. Отклоняясь, Маю попал в полосу света. Глаза под опущенными веками приятно закололо солнечным теплом.
– И губы я тоже не буду прокалывать… – поцеловал младшего брата, прикусывая верхнюю губу. – И веки… и брови…
Мальчик отвел взгляд от начищенной дверцы подвесного шкафа, в которой они с Эваллё отражались.
Обратив внимание на длинную иголку в руке брата – видел такие много раз, но не знал, для чего их используют, – Маю вернул взгляд на загороженное окно – в голову пришла спонтанная мысль(что-то было не так), но в этот же момент его отвлек укол.
Второй оказался больнее предыдущего. Отдав Маю крохотный кубик с игральными костями и кольцо, Эваллё развернул лицо брата таким образом, чтобы на него падал свет. Пока тот вертел в руке украшение, парень промыл свежий прокол средством из аптеки.
– Ты такой обаятельный… – Эваллё обхватил его лицо ладонями, поглаживая большими пальцами.
Их поцелуй намеренно затянулся.
Множество раз во сне случалось быть завоеванным. Хотелось воплотить в жизнь хоть бы одно украденное у Морфея мгновение.
Удобней всего было обозревать кухню со стола. Маю повел плечами, когда тонкая струйка прохлады прокралась вниз по спине, за пояс джинс. Пальцами брат забрался под резинку плавок. Помял ягодицы, отчего, казалось, стало тесно в собственной коже.
– Эваллё, остановись… – свой голос смешался с прерывистым дыханием парня. – Не так.
Брат пристально наблюдал за ним, провел по его губам мизинцем, облизнулся.
– Тебе что-нибудь препятствует? Позволь мне устранить причину.
В ответ Маю помотал головой.
Крошечная родинка на правой мочке на миг приковала внимание. Эваллё уже множество раз доказал, что не собирается отталкивать его, но Маю по-прежнему колебался. Немного боязно…
– Я хочу сразу.
*
На обход Парка Мира ушла уйма времени. Танцующие струи фонтанов и каменные статуи на фоне заросших зеленью садов возвращали в то время, когда повсюду здесь привлекали взгляд одни лишь развалины.
Янке безропотно продолжала участвовать в симулировании крепкой семьи, понимая, как это важно для Фрэи и её братьев. Похоже, они приехали сюда с преднамеренной целью скупать всякие тряпки, ходить по паркам, кататься на колесе Обозрения.
Сегодня она оделась в стиле «уличный» унисекс: замшевые куртка, брюки и перчатки цвета крем-брюле и водолазка из люрекса, как результат их сегодняшнего похода по магазинам.
За спиной шумели струи фонтана.
– Устала? – спросила Фрэя. – А я вымоталась.
Сколько бы она не ссылалась на усталость, а побеситься всегда была готова. Поразительная энергия. Живое тепло Фрэи разгоралось как огненный светлячок в туннеле. Очень слабый посыл издали, но стоит подойти – жгучий. В замкнутом пространстве по мере приближения пламя разгоралось сильнее, опаляя неосторожных.
– Еще бы, столько скакать.
Без какого-либо умысла Янке смочила кожу рук в холодной воде и, хитро глянув на девушку, черпнула из фонтана.
– Перестань! – девушка с визгом отскочила, закрываясь от брызг. – Перестань, Янке! Вода ледяная! – увидев в её горстях очередной запас воды, Фрэя вновь, со смехом и визгом, отбежала, спеша убраться из-под встречного шквала.
– Кто это тут усмехается?!
Пытаясь схватить подругу за руку, Янке по неосторожности наскочила на Тахоми. Женщина лишь махнула рукой, прогоняя их с дороги.
Какое-то время они с Фрэей валяли дурака, бегая друг от друга, брызгаясь, хохоча, пока Тахоми снимала ландшафт.
Часом позже Янке взбиралась по канатной дороге в парк Инасаяма вместе с другими желающими. Сонм огней вскрывал темноту вокруг.
Тахоми шла впереди, беседуя с японцами.
– Я бы на её месте давно переехала сюда, – пробормотала Янке, заглушив голос в воротнике.
– Тахоми уехала в Финляндию после колледжа. В университет она поступала уже у нас, а на время учебы перебралась к сестре. У тети двойная фамилия. До приезда к сестре, они жили порознь.
– Но твоя мать не была японкой. Они не родные сестры?
– Нет, они с Тахоми – единоутробные сестры. Моим дедом по материнской линии был саам, а бабушка – финка, которая после рождения моей матери переехала жить в Японию, где и встретила своего будущего мужа, японца. Мы хотим выждать год, прежде чем сообщим им о том, что произошло.
– Да, я понимаю.
– С точки зрения родных моего отца, саам – это кто-то наподобие свободных поселенцев. Просто… – девушка улыбнулась своим мыслям, – они очень дорожили культурным наследием и не хотели разрывать круг приемников.
– Борьба за чистоту крови?
– Ну что-то вроде того. У меня в роду были люди, которые тщательным образом следили за тем, чтобы в семье обязательно рождался наследник мужского пола, которому со временем должны будут отойти владения. Можешь представить, что началось, когда родился полумертвый мальчик?
– И кто это был?
– Ты его знаешь. Они не могли поверить своей удаче, когда удалось его спасти, все думали, он вырастет недоразвитым, или у него будут осложнения со здоровьем, но, по-моему, всё обошлось.
– Полумертвый?
– Да, кажется, плод расположен был неправильно, или пуповина сдавила… Мой отец не любил об этом вспоминать.