Приехав из Токийского офиса вместе с господином Эдо в префектуру Нагасаки, чтобы осмотреть предлагаемые апартаменты, Тахоми увидела фактически пустую квартиру. Никакой мебели, лишь обустроенные на европейский манер туалет и ванная комната, а также светлая кухня с новейшим оборудованием. Темно-каштанового оттенка полы и голые побеленные стены визуально расширяли пространство. При въезде для сохранения простора было решено расставить мебель по минимуму. Непривычным для детей было панорамное остекление гостиной, с появлением Эваллё его пришлось завесить шторами, дабы уберечь племянника от головокружения.

Оказавшись в кипучей атмосфере приближения нового года, Тахоми предложила справить по истине яркий и так любимый японцами праздник согласно местным традициям. Конечно, не обошлось без кадомацу , как некого символа наступающего года, в японском понимании – приветствия Божеству Тосигами, олицетворяющему Новый год. Связку из веточек сливы, сосны и побегов бамбука, перевязанную жгутом из рисовой соломы симэнава, Тахоми вывесила за дверь квартиры, чтобы снискать удачу в новом году. Составлением букета занималась Янке, она обогатила связку ветками папоротника, которые считались символом чистоты и плодовитости; мандаринами – символом долгожительства для семьи в целом; водорослями – символом счастья. К букету Янке привязала высушенную креветку, символизирующую долгую жизнь представителей текущего поколения. В целом составленный букет представлял благопожелание и оберег от злых духов.

Кухню и гостиную украсили традиционным новогодним угощением – моти, хлебными лепешками-караваями из клейких сортов риса, что считалось приветствием Божеству Нового года, от благосклонности которого зависело процветание семьи. Хлеба моти в форме птиц и цветов – пожелание счастья и удачи в наступающем году – подвесили к ивовым букетам, наполнив полутемные комнаты душистым запахом. Эваллё оживил мотибана розовой краской и повесил над входной дверью, другие шарики моти раскрасил зеленой краской и поместил в гостиной.

Тахоми, Фрэя и Маю повеселились на кухне, лепя хлебные лепешки и составляя коронное новогоднее угощение – осэти рёри, состоящее из трех наборов блюд, подаваемых каждое в своей коробочке.

Натертую тушенную рыбу сваляли в красные (удовольствие) и белые (священность) колобки, кохаку камабоко. К ним добавили сансю сакана: гарнир из черных соевых бобов, сушенные анчоусы в соевом соусе и икру селедки, и всё это уложили в первый коробок. Во второй завернули овощи: морковь и кирибоси дайкон, что означает шинкованный дайкон – своего рода японский редис, который отличает мягкий сладкий вкус – и многое другое. К маринадам в третью тару – жареные креветки, онигараяки. Там же уместились редкие овощи, сварив их в большой кастрюле.

Совместив европейские блюда и традиционную японскую кухню, не забыли купить японскую хурму каки и огромное количество маленьких мандаринов. Тахоми принесла из ближайшего супермаркета ароматическое сакэ тосо в пяти крошечных бутылочках по 150 миллилитров каждая. К праздничному сакэ, удобренному специями, японка приобрела и специальный набор посуды из фарфора.

В остальном угощения не отличались от тех, что были год назад, когда семья справляла приход Нового года в Хямеенлинне.

Услышав дверной звонок – тонкий мелодичный звук колокольчиков совсем не походил на прежний гонг, – Тахоми направилась в прихожую.

Основной стол было решено устроить в гостиной. Ближе к стене подвинули низкий стол и разложили вокруг несколько ватных подушек. Из окон гостиной открывался вид на гавань и противоположный берег. На пляже то и дело мелькали детишки с бумажными змеями в руках – этим всё было нипочем, даже холодное веяние с воды. Вдалеке виднелись голубые шапки холмов. Под окнами разбредались плотно застроенные улочки.

С момента переезда дети заметно ожили и повеселели. Фрэя и Маю вертелись перед телевизором, опробуя новое караоке. Их голоса разносились по всей квартире.

– Янке, давай попробуй!

– Что, я должна петь?

– Я тебе подыграю! Бери микрофон!

– Постой, я не знаю, о чем спеть.

Приняв поздравления по случаю новоселья и пожелания счастья, женщина столкнулась с Эваллё. Парень вышел из комнаты для того, чтобы запустить жабу в террариум.

Момент был вполне подходящим.

– Родной, обожди минутку…

Решив, что пора начинать их историю с чистого листа, Тахоми опустила ладонь на плечо Эваллё, привлекая его внимание.

– Я не проявляла к тебе чуткости. Могу представить, насколько тебе было трудно. Думала, ты совсем не хочешь со мной общаться, но сама-то даже не пыталась поговорить с тобой. Поэтому я дам нас с тобой еще один шанс. Как считаешь, мы справимся?

В глазах парня зажегся видимый интерес.

Она хотела наладить их отношения и вернуть в семью утраченный мир. Тахоми надеялась, Эваллё способен оценить всё то, что она делает для своих племянников.

– Мне кажется, я должен извиниться перед тобой за свое поведение. Я постараюсь, чтобы у тебя больше не возникало повода ворчать на меня.

– Ох, Валюш… Я знала, что ты умный парень и сможешь меня понять. Как чувствовала. – Состроив хитрое выражение лица, прибавила: – Ну, немножко, думаю, поворчать иногда можно.

Поджав губы, она похлопала племянника по плечу и собиралась уже вернуться, как Эваллё тронул её за руку.

– Еще я хотел бы попросить извинений у Янке. Раз уж наш отец занялся благотворительностью, наиболее верным решением было бы продолжить его дело, но я повел себя в корне неправильно. Если ему удалось увидеть в Янке положительные стороны, видимо, и я смогу.

– Я так рада, что ты переосмыслил свое отношение к Янке, – только и смогла выговорить тетя, с увлажнившимися глазами глядя на Эваллё. – Ведь раньше ты постоянно нападал на неё и не хотел ни в чем разбираться.

Маю плюхнулся на подушку и вернулся к угощению. Его сестра пританцовывала у телевизора, Янке пробовала подпевать.

– Тихо-тихо! Фрэя… – Отложив только что врученный ей сверток на праздничный стол, Тахоми с улыбкой обернулась на старшего племянника. – Эваллё хочет кое-что сказать.

В то мгновение, когда спина парня согнулась, парочка тушенных красных бобов пролетела мимо рта Маю и шмякнулась на стол. Тетя покачала головой. Они все заворожено следили, как парень склоняет голову, плавно изогнув длинную шею, словно был рожден, чтобы поклоняться императору.

– Я виноват перед Янке. Из-за моих неверных выводов, я вел себя слишком грубо по отношению к ней, – разогнувшись, парень обратился непосредственно к виновнице происходящего: – Твой лежит среди остальных подарков. Не забудь.

– ЧТО ТАМ? – громким шепотом спросила Фрэя, прикрывая рот ладонью. – Меха, бриллианты?

– Нет, но кое-что там блестит, – усмехнулся парень и взглянул на потрясенное лицо Янке.

– Эваллё, где мои деньги? – поинтересовалась Фрэя, присаживаясь за стол рядом с Тахоми, девушка всё еще покачивалась в такт музыке. – Я оказалась права – в конце концов, Янке покорит даже самое холодное сердце.

– Эй, моё сердце вовсе не холодное!

– Знаю-знаю, лови конфетку, – Фрэя прицелилась и запустила в брата шоколадную конфету-ракушку в обертке.

Женщина подцепила креветку палочками и, пожевывая, произнесла:

– Твой брат очень заботливый человек, для него важнее оказать поддержку другим людям, нежели зацикливаться на себе.

– Бабы, вечно мы липнем к тем, кто покрасивше, – сипло пробормотала Янке, не сводя с Эваллё изучающего взгляда. – Я отказываюсь понимать то, что творится в наших очаровательных головах.

Фрэя прыснула, Маю тоже не смог удержать смешок.

Сигареты лежали рядом с керамической пепельницей, на газете, расстеленной прямо на полу. Янке нагнулась за пачкой и легонько коснулась локтя Маю, от чего подросток сильно вздрогнул.

– Пойдем со мной, леденчик, – супротив ожиданиям мягким голосом пробормотала та. Тахоми слегка нахмурилась, но промолчала. Что за непотребное обращение? Всё ведь не родня. А их Маю не из какого-то там крестьянского сословия.