— Вкусно...

— Чего ты хочешь? Ласки? — Эстелла ладонями обняла его за щёки. Он в ответ облизал ей нос.

— Нет, не так, — терпеливо объяснила она.

— Так.

— Нет, не так. А вот так, — и Эстелла коснулась губами его губ. Нежно-нежно, как в первый раз. Она ощутила, как у Данте напряглись все мышцы, и он заурчал, но уже более человечески, чем прежде.

Не владея больше собой, Эстелла уложила его на спину и покрыла поцелуями его лицо и грудь.

— Боже мой, как я тебя люблю! Как же я мечтала об этом!

Губы Эстеллы спускались всё ниже и ниже. Данте, впав в транс, изредка тихонько помяукивал. Поцелуи Эстеллы становились всё жарче и жарче, и вдруг Данте весь затрясся. Из него повалил дым. Эстелла отпрянула. Закатив глаза, Данте дёргался, как бесноватый, и искрился. Это продолжалось минут пять, и потом он застыл. Эстелла тронула его пальцем — он был холодный как лёд. Испугавшись ни на шутку, Эстелла выбежала из комнаты и ринулась в кухню. Прошло не больше двух минут, как она влетела обратно в спальню, неся в руках полный графин с водой. Но Данте в кровати не было.

Эстелла обнаружила его на балконе. По пояс перегнувшись через перила, он смотрел вдаль. Простынь на его бёдрах — первое, что удивило Эстеллу. Вполне человеческое, осознанное действие — нежелание идти на балкон голышом.

— Данте, — вздохнула Эстелла, — как ты меня напугал!

Он обернулся, и Эстелла вся затрепетала. Глаза его сейчас были чёрные как угли, и в них сияли хитрые искорки. А ещё страсть. Да, он смотрит на неё с желанием!

— Данте, — повторила Эстелла.

— Чёрт возьми, надо же кого я вижу! Маркиза Рейес собственной персоной. Предательница, лицемерка и просто дрянь, хотя красавица, что и говорить, — выдал Данте издевательским тоном.

Эстелла подобрала челюсть с пола. Оскорбления её не задели, она понимала, что он обижен. Она же наговорила ему нечто чудовищное. Хотя и попросила прощения в тот день, когда он принёс Мисолину из борделя. Но сейчас главным было не это. Он может обижаться, кричать, ругаться, ненавидеть её, но ведь он её узнал! Вне себя от радости, наплевав на все ехидства, она бросилась в его объятия.

— Данте, Данте, радость моя, ты пришёл в себя! Боже мой, не могу поверить, с тобой всё хорошо!

Но Данте, разжав её цепкие руки, грубо отпихнул Эстеллу и прошёл в комнату. Она кинулась следом задыхаясь от счастья.

— Данте, любовь моя!

— Не ломай комедию, красавица. Вот только не надо объясняться мне в любви, я не верю ни одному твоему слову, — жёстко проговорил он. Щёлкнул пальцами и оказался одет в бархатные штаны, сапоги из змеиной кожи, рубашку с кружевами и шёлковый чёрный плащ, хвост которого стелился по полу. — Любопытно. Совершенно не помню, почему я оказался в твоей спальне, маркиза. Но, увы, мне пора уходить. У меня есть незаконченные дела.

— Нет-нет, не уходи! Я знаю, что ты злишься, мой хороший, и ты прав. Я наговорила тебе гадостей, я тебя обидела, но я могу всё объяснить. Прошу тебя, Данте, давай поговорим, — Эстелла повисла на его шее, заискивающе глядя ему в глаза.

— Нет, — односложно ответил он, хотя ресницы его дрогнули.

— Миленький, не уходи! Останься со мной, ты мне нужен! Я вернулась в этот город только ради тебя, — по-детски захныкала Эстелла, вцепившись ему в руку ногтями.

— Враньё! — он задрал одну бровь так, что она перерезала половину лба.

Эстелла и узнавала, и не узнавала Данте. Таким жёстким и властным она его уже видела. Там, в волшебном подземелье, где он с яростью бросался на Кларису, угрожая ей расправой. Тот же взгляд, те же манеры, достойные принца, но не свойственные Данте-охотнику на лошадей. Что же с ним происходит?

— Я люблю тебя, Данте, люблю, — еле выговорила девушка и устало облокотилась о шкаф.

— Не знаю, что за игру ты затеяла, маркиза лжи, но мне всё равно любишь ты меня или нет. Я-то тебя не люблю, — в глазах Данте мелькнули досада и гнев. Но Эстелле показалось, что он больше злится на себя, чем на неё. Она невинно похлопала ресницами.

— А что ты хотела? — ответил он на её немое отчаяние. — Ты думала, я буду страдать, рыдать, рвать на себе волосы? Может быть, Данте так и делал. Но тот Данте — это тот Данте, он идиот и его больше нет. А я — это я. И для меня ты — прошлое, которое я не хочу вспоминать. Ты мне не нужна, красавица. Так что отвали от меня. Я ухожу! — и он направился к двери.

Обезумев, Эстелла вцепилась ногтями ему в плащ, дёрнула и вырвала кусок. Данте фыркая, взмахнул рукой, и дыра на плаще сию секунду исчезла.

— А я не знал, что ты бешеная дура. Где же твоя гордость, маркиза? Кстати, да, я забыл, верни мне волшебный перстень. Данте по своей дурости отдал его тебе, но мне он нужен, он мой. Верни мне перстень.

Эстелла молча кивнула. Руки и ноги её не слушались. Она кое-как добрела до туалетного столика, порылась в шкатулке с драгоценностями и нашла перстень. Хотела было его отдать, но тут её осенило, и она пихнула его обратно в шкатулку.

— Ну, давай мне перстень, я жду, — поторопил Данте.

— Нет.

— Нет? Что значит «нет»?

— Я не отдам тебе перстень, пока мы не поговорим.

— Вот как? Это шантаж? — Данте расхохотался, запрокидывая голову назад.

— Да, это шантаж! — сверкнула глазами Эстелла. Нет, она его не отпустит! Слишком долго она ждала этой встречи. — Сейчас ты сядешь тут, — она властно указала на кресло, — и выслушаешь меня, а потом, если захочешь уйти, я отдам тебе перстень, и ты уйдёшь. Но ты останешься со мной, я знаю.

В глазах Данте полыхнуло пламя, прикрытое насмешкой.

— Вот такой ты мне нравишься больше, — он цокнул языком, садясь в кресло. — Я люблю отчаянных женщин. Что ж, красавица, так и быть, я тебя выслушаю. Выкладывай.

Закинув ногу на ногу, он наколдовал два бокала с кровавого цвета напитком и протянул один Эстелле. Второй взял себе.

— Что это? — спросила она, нюхая содержимое.

— Вино, просто вино. Расслабься, красавица.

Эстелла залпом осушила бокал, не ощутив вкуса. Она села на пол у кресла Данте и так же, как он когда-то, уложила голову на его колени.

— Не прогоняй меня, умоляю. Данте, всё, что я тебе тогда наговорила, это неправда. Это всё Маурисио, он меня заставил. А я люблю только тебя, я всегда тебя любила, ты для меня всё... — Эстелла по-кошачьи потёрлась щекой о его колено. — Погладь меня, милый, приласкай меня. Я так соскучилась, я так тосковала по тебе. Давай начнём всё с чистого листа.

Грудь у Данте вздымалась. Отставив недопитое вино, он запустил пальцы в эстеллины волосы. Они подёрнулись золотом, и жаркая страсть разлилась по телу девушки.

— Может, мы перейдём сразу к делу, м? — вкрадчиво молвил Данте. Из когтей он выпускал лучи, что ложились на локоны Эстеллы сверкающими нитями.

— В смысле?

— Я знаю, чего ты хочешь, красавица. Ты хочешь меня. И я тебя прекрасно понимаю. Этот твой хвалёный маркиз может и богат, и титулован, но в сравнении со мной он ничто, — Данте надменно выпятил подбородок, гладя его когтем. — И в постели он полный дуб, даже и не сомневаюсь в этом. Эти аристократы, воспитанные в строгих правилах морали и нравственности, не могут доставить женщине удовольствие, ибо падре не велит ублажать супругу иначе, чем раз в год и исключительно для рождения потомства, — Эстелла и ойкнуть не успела, как Данте, схватив её в охапку, бросил на кровать. И рывками стал снимать с себя и с неё одежду.

— Данте, погоди... — от неожиданности она впала в ступор. То он безумен, то груб, то ласков, то вот такой, как сейчас, нетерпеливый и страстный. Эти перепады настроения Эстеллу запутали.

— Разве ты не этого хочешь, красавица? — изящные пальцы его, скользнув Эстелле под корсаж, расшнуровали его и побежали по позвонкам, будто юноша играл на арфе. И у Эстеллы в мозгу что-то задымилось, щёки её покрылись румянцем. Но это был не стыд — то была страсть влюблённой женщины.

— Я... я... Данте... о, Данте...

— Я знаю, ты хочешь меня. Это написано на тебе крупными буквами, — он рассмеялся нагло, явно осознавая свою власть над ней. — Поди изголодалась по удовольствиям, бедняжка. Этот твой чванливый маркиз небось пылинки сам с себя сдувает, а любовью занимается строго в темноте и через ночную рубашку. Бьюсь об заклад, что ему на тебя и на твои чувства наплевать. Но со мной ты будешь пищать от наслаждения и просить ещё и ещё.