— Мио, ну прости меня. Иди ко мне, я её сниму, — чуть не плача она протянула руку, чтобы отстегнуть цепочку.

Пыххх! Яркая вспышка. Прямо из лисьей шерсти повалил синий дым. Эстелла, вскрикнув, отпрянула и зажмурилась. Хлоп! Что-то хлопнуло, и наступила тишина. Эстелла рискнула открыть глаза. Но то, что она увидела, повергло её в шок.

На месте, где только что был лисёнок, теперь находился человек. Он сидел на коленях, опустив голову. Длинные-длинные чёрные волосы рваными прядями ниспадали ему на лицо, грудь и плечи, закрывая их целиком. Сердце Эстеллы сначала ушло в пятки, затем подкатилось к горлу. Замерло, и, наконец, пустилось в бешеный галоп, как лошадь, преследуемая охотником. Эстелла подползла ближе. Одной рукой человек держался за шею, а второй упирался в пол. Пальцы у него были тонкие и длинные, очень красивые... такие родные... На них серебром поблёскивали когти.

— Д-д-данте? — прохрипела Эстелла.

Но он будто не слышал. Тогда она, обезумев, схватила его за руку. Грудь разрывалась от страха, неверия и всё подступающего чувства безграничного блаженства.

Он поднял голову. Это и вправду был Данте. Её Данте, её любимый, которого она искала в треклятом госпитале. А он всё это время был рядом с ней! Прятался в шкуре лисёнка! Сапфировые глаза, в которых раньше плескалось море чувств от необъятной ненависти до всепоглощающей любви, теперь были пусты. Раскосость их как никогда выделялась на исхудалом лице.

— Д-д-данте, — стуча зубами, повторила Эстелла.

Он стеклянным взором обвёл её лицо, потолок, пол, увидел золотую цепь, что валялась рядом, и схватился руками за горло.

— Нет... не хочу... отпустите... не хочу... — пробормотал Данте и, царапая шею, точно срывая невидимый ошейник, повалился на пол.

Эстелла не знала что делать, разрываясь между всеми чувствами сразу: и ужас, и любовь, и боль, и блаженство, и жалость, и непонимание хлынули на неё голову водопадом. Но она не решалась трогать этого нового Данте, свернувшегося клубочком у её ног. Таким она видела его впервые и к нему ей, видимо, ещё предстояло привыкнуть.

====== Глава 28. А сердце помнит ======

— Данте, — у Эстеллы, наконец, прорезался голос. — Данте, поговори со мной.

Но он так и лежал на полу, свернувшись клубком и держа руки у горла.

— Данте... Данте... — звала Эстелла, хотя разум её понимал, что юноша неадекватен.

— Пожалуйста... хватит... не надо больше, — взмолился он еле слышно. — Воздух... мне нужен воздух...

Эстелла подползла к Данте и легла рядом с ним на пол, обнимая его.

— Миленький, что с тобой? Успокойся. Это же я, твоя Эсте. Ты помнишь меня? Иди сюда, мой Данте. Как же я скучала по тебе!

Данте, издав некий звук — что-то вроде лисьего тявканья, — уткнулся Эстелле носом в грудь. Часто-часто задышал, вдыхая тонкий аромат фиалки. Она гладила его по спутанной гриве и плакала. Вот он, её любимый Данте. Она его нашла. Но от него осталась тень.

— Данте... Данте, — шептала Эстелла ему в ухо, — поговори со мной. Ты меня узнаёшь? Это я, твоя девочка, твоя Эсте. Вспомни, как мы любили друг друга, — она погладила его по исхудавшим щекам, по губам.

Но Данте смотрел мимо. Тогда Эстелла покрыла поцелуями его лицо, и на миг ей показалось, что черты его приобрели осмысленное выражение.

— Данте?

Эстелла поняла, что всё напрасно, когда он уложил голову ей на плечо и заурчал как зверёк. И до девушки начало доходить. Кажется, Данте не понимает, что он человек. Ведёт себя также, как вёл себя, будучи Мио. Наверное, он слишком долго был в шкуре лиса. Возможно, с тех пор, как сбежал из Жёлтого дома. И поэтому его никто не мог найти. Да ещё и неизвестно, в каком он был душевном состоянии, когда обратился в Мио.

— Данте, всё будет хорошо, слышишь? — пролепетала Эстелла, сдерживая рыдания. — Я с тобой, я тебе помогу. Ты снова станешь таким, как прежде. Наша любовь тебя вылечит. Она никуда не делась, она ещё живёт в моём сердце, как и в твоём, я это знаю.

Они лежали на мягком ковре, прижимаясь друг к другу. Эстелла долго изучала лицо Данте. Какой он бледный и совсем-совсем юный, точно и не было этих лет. И кожа фарфоровая, как у двенадцатилетнего мальчика. Эстелла невольно залюбовалась им. Данте по-прежнему был красив, хоть черты его и заострились. А ещё она почему-то вспомнила Кларису. Та тоже не меняется с годами. Может, это свойство всех колдунов? Но как же тогда объяснить, что маги бывают и старые, да и Клариса не осталась в возрасте восемнадцати лет. Наверное, каждый из них стареет до определённого момента.

Взяв Данте за руку, Эстелла потёрлась о неё щекой. И обручальное кольцо на его пальце завибрировало. Не снял. Не выбросил. Не забыл, значит. Эстелла по какому-то наитию дотронулась до кольца Данте своим колечком. И они оба вспыхнули. По телу девушки побежали мурашки, татуировки на плече и пояснице запульсировали, точно к её коже присосались тысячи пиявок. С губ Данте сорвался стон. Он перекатился на спину и изогнулся по-змеиному, когда с его волос, с когтей, с ресниц и даже с кончика языка заструился яркий свет.

Эстелла было понадеялась, что магия вернёт его к жизни, но увы. Чары Любви обновили свою силу после долгой разлуки, но Данте был не в себе. Эстеллу он не узнавал и, самое плохое — не отзывался на своё имя. Зато когда Эстелла, эксперимента ради, назвала его «Мио», он встрепенулся.

— Мио? Ну хорошо, давай ты пока будешь Мио, — сердце у Эстеллы разрывалось, но в такой ситуации она могла лишь подыгрывать. Конечно, когда Эстелла ехала назад в Ферре де Кастильо, она была готова к любому повороту. Даже приготовилась увидеть Данте умирающим от чумы, но чтобы он был таким, совсем невменяемым... Смотреть на это было больно.

— Боже мой, что они с тобой сделали, мой миленький? Подлые, жестокие твари! Это всё твоя мерзкая семейка виновата: Клем, Каролина и Гаспар. Это они тебя в этот ад упрятали! Ты ведь был нормальным, я же видела в Книге Прошлого! Даже после башни, ты был нормальным. Это они тебя сделали таким, сволочи! — Эстелла изнемогала от рыданий.

Ненависть в её душе превысила все допустимые пределы. Необузданная, злая, она переплюнула даже ненависть к Маурисио. Того Эстелла больше презирала, чем ненавидела. Несмотря на всю боль, что он ей причинил, она не желала ему зла. Пусть бы жил себе да здравствовал, лишь бы подальше от неё. Но семейство Клема она мысленно отправила гореть в ад. За то, что эти изверги сделали с Данте, она своими руками разорвала бы их на куски. Эстелла сжала зубы. Ей хотелось разгромить всю комнату, а потом забиться в уголок и плакать там. Но нельзя ей впадать в истерику. Данте ничего не соображает, и она должна привести его в чувства.

— Я думаю, Мио, тебе надо хорошенько подкрепиться, — объявила она бодрым голосом, хоть душа её и кровоточила. — Но сначала я тебя искупаю и расчешу тебе волосы, — ухватив Данте за талию, Эстелла помогла ему встать. Данте шатало, но он пошёл на двух ногах. Эстелле это внушило оптимизм. Хоть на четвереньках не бегает, и то славно.

— Пойдём сюда, Мио, — открыв дверь в ванную, она присвистнула, чтобы привлечь его внимание. Данте подчинился.

Эстелла наполнила ванну водой из бочонка, мысленно поблагодарив Чолу за то, что та натаскала и нагрела её ранее. Стащив с Данте лохмотья, в которые он был одет, она усадила его в ванну. Накидала туда мыльных шариков с запахом мяты и травы, взболтав их в пену. Эстелла с трепетом касалась его кожи, намыливая её. Вымыла Данте и волосы. Но она так и не смогла их расчесать. Волосы были спутанные, словно их не расчёсывали года два. Придётся их обрезать.

Эстелла взяла ножницы и, пока Данте плавал в ароматной воде, млея от удовольствия, она отстригла ему волосы до плеч. Когда смоляные пряди его засыпали весь пол, Эстелла опять расплакалась. Данте не заметил ни своих обрезанных волос, ни слёз девушки.

Но Эстелла осушила слёзы, когда Данте вылез из ванны. Он был всё так же статен, пусть и похудел, но красота природная брала своё и ничто не могло её испортить. Пока Эстелла вытирала Данте полотенцем, она едва не задымилась. Как бы ей хотелось сейчас целовать его, ласкать его тело, снова принадлежать ему, но она понимала, что так нельзя. Она не может думать о глупостях, когда Данте в таком состоянии.