В конце бигеминального (1) совещания Поттер поинтересовался делами младшего Долгопупса:

— Ты ведь его… э… курируешь, Тедди?

— Ну если это так называется. — Тот усмехнулся. — Редко удаётся с Гаем повидаться без свидетелей. Всё-таки не наша территория. Но у него теперь отличный куратор, я бы даже сказал, наставник-ца.

— Это её, этой юной адвокатессы, бабку мы три года назад отпустили? Незарегистрированный анимаг высочайшего уровня Фразира Кобург?

— Прабабку. Мисс Зельда может передать Гаю бесценный опыт своей родственницы. Я тут подумал… — Тедди с сомнением закусил губу.

— Колись.

— Чтобы мы ни делали — оборотня осудят. Хоть и со смягчающими. Всё равно он зверь. И опасен, прежде всего, для себя. Мы с ним общаемся телепатически, Гарри, его ломает, это хуже, чем абстинентный синдром у маггловских нариков. Никогда не вылечится, единственный способ реально помочь Гаю — научить его управлять своим волком. Но на курсы же мы его не отправим. Если перед судьями он сможет доказать, что не ликантроп, а анимаг…

Глаза Поттера загорелись:

— Чем могу помочь?

Люпин отрицательно покачал головой:

— Я сам. Это для меня важно. Когда будут свои дети… Если узнаю, как учить оборотней анимагии, то и за близких смогу не волноваться.

— Ещё вопрос, Сталкер подключён к Сети летучего пороха? Замок ведь по нашим документам законсервирован.

— Ага, — Люпин развеселился, — это оказалось проще простого: подписал в ведомость лишний пункт с якобы дежурными дублирующими координатами запасного камина — Министр и подмахнул не глядя. А сидельцам из транспортного всё равно. Я же говорю — он рутиной теперь не интересуется, у него в голове дела поважнее. Государственные.

В дверь постучали; вставая, Гарри похлопал Люпина по плечу и подумал, что кому бы он доверил малышку Лил — так это ему, хорошо, что она не влюбилась в какого-то другого парня.

*

Чаевничали долго и со вкусом. Лили строила Тедди глазки. Матильда раскраснелась и, привыкнув к шумной обстановке, рассказала сперва о репетициях к предстоящему Манчестерскому концерту:

— Но это тайна! По контракту ничего говорить нельзя ни в прессе, ни раньше репетиционную студию в Мюнхене покинуть. Oh, Madonna! Mindre end tre dage tilbage! (2) А у нас в кордебалете грипп! И мне вместо синих перьев на боди пришили голубые, ужас! Электрики ругаются, мол, мы все городские мощности выбираем, штрафами грозят, а Саю сапоги пошили на два размера меньше, как же он орал! Так страшно выступать в новом зале Мансенион, надеемся, что английская сторона не подведёт, говорят, что принимающий менеджер — зверь, то есть очень ответственный… — Потом поведала о том, что дела у ее младшего брата совсем наладились, лечение он продолжил на Кубе и поступил там в школу для одаренных детей. — Ему очень Лукас помогает, занимаются композицией. Он такой молодец! — Вантуле даже руками всплеснула. — Эрик мой маленький, и Фейн, конечно!

При звуке этого имени Поттер напрягся.

— Здорово, просто отлично, Мати. — Альбус, весь такой сладкий, как растаявшая розовая помадка, не сводил глаз со своей возлюбленной.

— А давайте в фанты поиграем? — неожиданно предложил Тедди, пойдемте в гостиную, пусть Командор отдохнет.

— Ну мотайте, остряки! — разрешил Гарри. — Только после часу — отбой. И так уже поздно, Ал, вам завтра с утра в Мунго. И помните — тщательно разыгрываете волнение за маму; Лили, разрешаю пореветь. Дети, это не шутки.

— Угу-угу.

— А кстати, Матильда… — Люпин был весь вечер непривычно болтливым. — А вы…

— Можно на «ты», ну что вы! — прозвучало в ответ. И — общий хохот.

— Так вот, я хотел спросить, ты… да, ты знаешь, что способность менять цвет волос — это латентный метаморфизм?

Так, гомоня и болтая, веселая, сдружившаяся компания, шумно отодвинув стулья, скрылась в зале. Из-за двери слышались возгласы, взрывы смеха, обрывки музыки из включенного телевизора… кажется, кто-то пел… Гарри прислушался — нет, не «Крылья».

Его, оставшегося за разоренным столом, беспокоило отсутствие Джея, но вызывать того экстренными мерами не хотелось. Парень уже взрослый, семейно-окольцованный, с ним Ким… Ну хоть бы позвонили балбесы! И только когда в холле негромко чавкнуло аппарацией, Поттер совсем успокоился. Старший сын заглянул в столовую, кивнул отцу и, жестом показав «Всё потом», поднялся к себе.

— Все живы? — не удержался Гарри от оклика, имея в виду, главным образом, родителей Кима.

— Да.

*

Разомлевшего, от пуза напившегося чая со сладостями и тихо курившего на диване Поттера, почти задремавшего, отвлекли от полусонных мыслей звуки ссоры:

— Вы мне испортили собаку! Это лягушка, а не Коржик, плесневый корж! — шипела на Ала Лили, собирая посуду со стола.

— А мне нравится, — хмыкнул тот, — цвета Авады, прикольно.

— Ты дурак? — почти закричала Лили. Матильде, которой она восхищалась, такие обвинения хозяйка изменившего псёныша не предъявляла. Понимала, что тот больше нужен там, рядом с пострадавшей от любви «русалочкой».

— Нет, нет, конечно, не прикольно. — Суслик придал лицу строгое выражение. Лили опустила кулаки. — Гламурно и мимими! — выкрикнул серьёзный когтевранец и с гиканьем побежал вверх по лестнице. — Иди, тебя в библиотеке Тедди ждёт. Неве-е-еста!

Внимание грозной Поттер как по щелчку переключилось. Она побросала чашки, оправила платье и волосы и нырнула в полумрак коридора. На минуту стало тихо. Гарри вновь прикрыл глаза. «Кажется, весь табор разбрелся…» — только успел подумать…

— И мне нравится, — тихо сообщил появившийся в дверном проеме Кричер. Впрочем, обращался он отнюдь не к хозяину. — Вот помою посуду и принесу пуходерку. Вам, сэр Олсопплэрд Перл Тайгер Принц Луин, очень идёт изумрудный. Может, и мне подумать о таком цвете для хитона? Пойдемте, сэр, при следующем превращении непременно научитесь. Негоже всем видеть, что вы магический защитник, только для своих умения показывайте.

Поняв, что покоя не будет, Гарри затушил трубку.

— Дом, милый дурдом. — И, поднявшись к себе в спальню, наложил на весь периметр комнаты мощное заклинание Тишины. — Спать!

Он не услышал, как через некоторое время оконные стёкла принялись мелко-мелко подрагивать, будто от страха. Густую черноту октябрьской ночи, которой даже флегматичные фонари не мешали захватывать Гриммо — площадь, переулок, угол сквера, — рассекли на части вспышки далёкого, но яркого света. Через мгновение — ещё на части, и ещё. Раскромсанное покрывало черноты распалось на лоскуты и полетело по Лондону, гонимое крепчающим ветром. На город надвигалась гроза. Гром запаздывал, копя силы, а молнии накинулись, будто стая диких голодных тварей. Флюгеры на крышах завертелись в панике, по улице полетели пакеты и неприкаянный мусор. Чарли спрятался в ворох Кричеровых пуховых подушек, Коржик же, наоборот, встряхнулся и потрусил на пост — поближе к Матильде.

Та как раз сидела в саду и зябко ёжилась под пледом, гладила по голове Аладдина, с блаженством на лице задремавшего на её коленях, ласково перебирала ему прядки коротких волос. Гроза не пугала Мати, она ещё в раннем детстве уяснила, что грозы — вовсе не самое страшное в жизни, а сейчас, став… другой, отчётливо чувствовала: эта атмосферная встряска не принесёт никому ничего плохого. Впереди Стрекоза видела другую грозу, вспышки тёмной магии, огонь, много боли… мёртвую музыку… Вот это пугало до озноба, однако ей ещё только предстояло учиться разбирать смысл своих видений, поэтому Мати просто смотрела на мигающее молниями низкое небо и шептала:

— Прошу, не убей, никого не убей, очень прошу. Тех, кого люблю, не тронь, пожалуйста, ты же милосердный, всемогущий, ты знаешь, что такое любовь, накажи злых, их так много на свете. Не забирай тех, кто в моём сердце. Лучше… меня забери, но только не их. Слышишь? Умоляю. Заклинаю!

Последнее слово она, сама того не желая, выкрикнула с вызовом, натянувшись струной от боли, пронзившей ноги. Коржик поднялся и завыл на небо.