На восточном склоне чёрного горного силуэта, там, где на территории Северных носферату не могло быть никакого огня, вспыхнули две крошечные яркие звёздочки — и погасли, никем не замеченные; высокая темноволосая дама в рубиновой диадеме и бордовом плаще, не моргая всматривающаяся в далёкие освещённые окна Драгсхольма, поправила вуаль, поднятую с лица невесть откуда налетевшим ветром, — и голодное, яростное сияние её похожих на спелые вишни глаз перестало пугать тихую ночь, окружающую окрестности владений Арнбъёрг Лейф.

Дама подняла руку — и тесно сгрудившиеся за её спиной воины, сложив свои кожистые крылья, превратились в серый плотный туман, облизывающий ноги госпожи Вельмар.

*

Киму Мормо Мартинсену снилось море. Море крови. В тяжёлых, сыто хлюпающих тёмно-красных волнах плавали, переворачиваясь, головы и другие куски разорванных на части тел. Кое-где над поверхностью выступали коньки крыш, шпили и флюгеры Драгсхольма. В зените светила чёрная луна, и почти бесшумно скользили крылья нетопырей. Было очень холодно, даже сердце с трудом стучало, постепенно превращаясь в кусок льда…

Его тронули за плечо – перед ним, будто наяву, стояла высокая широкоплечая фигура в алом плаще…

*

Скорпиусу снился Гарри. Гарри Поттер. Тот самый, колдо которого, датированное приснопамятной весной девяноста восьмого года, можно встретить во всех книгах по истории современной магии. Шестнадцати-семнадцатилетний (или старше?), немного нескладный парнишка со шрамом на лбу, симпатичный, но недотёпистый, тощий, взъерошенный, как попавший под ливень совёнок-слёток. Глаза — очень красивые, ну губы, всё остальное по отдельности — тоже привлекало, однако весь объект в целом не вызывал никакого иного желания, кроме как дать пендаля. Нет, его Гарри, взрослый, заматеревший, похожий на выдержанный коньяк, нравился Скорпиусу куда больше молодого даже не бренди, а едва закисшего виноградного сока. А тот, между тем, потешно складывая губы в трубочку, тянулся целоваться, потел от возбуждения. Скорпиусу стало так обидно, чуть ли не до слёз, что он рано родился, слишком рано…

Он едва успел сообразить, что спит, и парировать самому себе: «Не, ты родился вовремя, ровно тогда, когда нужно, чтобы быть вместе с самым лучшим мужчиной на свете — сорокалетним Гарри Поттером!..» — и почувствовал тормошение.

Гуль толкал его и что-то негромко говорил.

— Отвянь, Упырь! — Сай лягнул того из-под одеяла и накрыл себе голову подушкой.

— Мне нужна твоя помощь, — голос Мартинсена дрожал, — ты чистокровный маг? Твой род древний? Сколько поколений предков знаешь?

Сон как корова языком слизнула. Сай посмотрел на друга:

— Если ты просто так спрашиваешь — отомщу. А если…

— По делу! Ну? — Кима пронизывало нетерпение.

— Так. Дай сообразить. — Сай сел на постели. — Первым упоминаниям о Малфоях не меньше тысячи лет.

— Маловато, — огорчился Ким.

— Издеваешься?

— Нет. А магглы в роду?

— Не знаю. Считается, что не присутствовали, в родовых книгах записаны только волшебники, ну и несколько сквибов, но это ужасная тайна.

— Тогда можно попробовать. Вариантов нет. Одевайся срочно. На мой замок напали.

— Чего? — Сольвай с недоверием ухмыльнулся и хотел было пошутить, но передумал: на друге лица не было — застывшая, неживая маска. — Откуда знаешь? — уточнил он, натягивая джинсы и хватая первую попавшуюся футболку.

— Знаю. — Этот ответ Сай услышал, уже ввинчиваясь в какое-то иное пространство, похожее на трансгрессивную воронку, но более холодное, переполненное необычными звуками. Желудок рванул ко рту, сердце прыгнуло в голову, ноги и руки поменялись местами, Сая вывернуло и согнуло, будто скрипичным ключом. Он задохнулся болезненным кашлем. Открыл глаза — и увидел перед собой мирно спящего Гарри.

*

Гарри снилось зеркало Еиналеж. Оно стояло в подвале Хогвартса, под пыльным покрывалом. Сдёрнуть которое было боязно. Как только Гарри подносил руку к ткани, похожей на рыхлый льняной холст, — накрывала паническая атака. Очень, очень, очень, до трясучки страшно было не увидеть в зеркале Скорпиуса. А вдруг… Но и увидеть — тоже было очень страшно…

Он дышал, как паровоз, собирался с силами — и стаскивал покрывало. В серебре отражения плясали светлые блики, почему-то летали свечи, горели его собственные неестественно зелёные глаза. А потом начинало проступать отражение…

Уф! Отпустило. Сперва он увидел очень белые, почти платинового оттенка волосы, следом убедился, что перед ним именно Скорпи, а не какой-то иной Малфой. Всё правильно — рядом с тем, юным и стройным, на резном кресле, похожем на трон, — брюнет. Всё правильно…

Взгляд Поттера вырывал клочки отражения раньше, чем мозг успевал сконцентрироваться на них. Брюнет оказался не им, не Гарри, а Кимом Мартинсеном. Поттера будто полоснуло Режущим, крест-накрест. Он не чувствовал боли, просто знал, что умер…

Дом вздрогнул от Гарриного крика. Голосовые связки — в хлам. На лбу — чья-то ладонь…

— Тише, тише, да что же это? — забеспокоился Сольвай, который как раз собирался разбудить спящего Гарри поцелуем.

Тот вертел головой, ничего не понимая. За спиной Сая возвышался мрачный, ещё более худой, чем обычно, Мартинсен:

— Мистер Поттер. Вы согласны принять участие в церемонии бракосочетания?

Гарри быстро схватил волшебную палочку.

— Мистер Поттер, — Ким зачем-то загородил собою Сая, — включайтесь. Вы нам нужны. У нас всего несколько минут. Сейчас мы полетим в Драгсхольм. Там нехорошо. Нужно срочно провести ритуал. А сразу после вы должны забрать оттуда Джеймса и Сая. Обещаете?

— Джеймса? А, понял. Расскажешь по дороге. — Гарри уже одевался.

— Давайте руки, — приказал ему и Сольваю Ким.

В тело Поттера-старшего будто вонзился огромный крючок, и кто-то с невероятной силой, безжалостно потащил его из «воды» привычного бытия.

*

Поттеру-среднему снилось что-то непонятное. Абсурд, бессмыслица. Да ещё и с элементами триллера.

Лицо древней, ужасно мерзкой старухи, кого-то отдалённо напоминающее, искорёженный криком боли рот, потрескавшиеся синюшные губы, конвульсии дряблых конечностей, некогда бывших грациозными женскими руками.

Ванна, полная крови. В ней — страшная мумия.

Мужчина (да это же Пер Ивер, отец Кима!) торопливо надкусывает себе запястье и пускает собственную кровь в ванну, где лежит ужасное обнажённое существо, покрытое струпьями. Тёмно-красная струйка бежит и бежит, окрашивая воду рубином.

Крики, беспомощное рычание, крики, крики: «Арника! Держись! Ты не имеешь права! Я твой муж и приказываю тебе жить!!! Сейчас, родная, потерпи, будет полегче…»

В богатых комнатах и коридорах старинного замка вповалку падают человеческие фигуры.

Девушка, по одежде похожая на служанку, превращается в ворону и начинает в панике биться о стены и потолок. Не найдя выхода, дохлой падает рядом с графиней.

Арнбьёрг вскакивает, в ужасе шарахается, пытается схватить служанку за руку, спотыкается и начинает биться в судорогах. С её алых губ стекает кровавая пена. Она шепчет: «Запираю. Жизнью своей» и закатывает остекленевшие глаза.

Перед графиней Зоргэн, в сахарнице, бьётся большое, втрое крупнее человеческого, сердце. Драконье. И источает приторный аромат. Запах смерти.

В будуар после стука, шурша юбкой, входит служанка с подносом; с поклоном принимается накрывать низенький столик к чаю, последним чайным прибором составляет с подноса большую сахарницу, скорее похожую на супницу. Госпожа удивлённо поднимает бровь: «Что там, Дезия? Так вкусно пахнет. Наверняка сюрприз от графа? Ах, он в последние дни неугомонен!» Арнбьёрг смущённо, будто юная невеста, розовеет щеками; названная Дезия, наоборот, бледнеет до желтизны. Трясущейся рукой снимает с сахарницы крышку.

Красавица Арнбьёрг в весьма фривольном пеньюаре нежно целует мужа: «И вот этот бантик развяжи мне, и вот этот тоже…» Тот ласкает рукой её обнажённую спину, будто выточенную из белоснежного мрамора великим скульптором, закусывает завиток волос жены и с видимым усилием отходит в сторону, оправляя жилет и выпущенную из брюк сорочку: «Любовь моя, у меня срочное дело в лаборатории, но через час я — весь твой!» Она недовольно смотрит на него: «Только попробуй опоздать хоть на минуту!»