Только он приготовился произнести слова защитного заклинания и быстрее бежать к Джеймсу — вдруг чёрная точка с синими вспышками загудела, зажужжала, и из неё послышался резкий Кричеров голос, скрежещущий, словно эльф ругался, выплёвывая брань короткими очередями. Ни слова не понявший Поттер едва успел отступить за мебель и выставить магический щит — по ушам хлёстко лупануло, и из дырки в воздухе, точно пробка из бутылки с шампанским, вылетел шар. Отрикошетил от стены, подпрыгнул мячом на полу и завяз в драпировке гардины. Да это же домовик! Сгруппировавшийся в округлую фигуру, плотно обернувшийся ушами, тот некоторое время оставался без движения, потом медленно развернулся, принял нормальную позу и почесал себе нос. Гарри заметил, что самый кончик длинного крючковатого шнобеля обожжён и испачкан сажей. Всклокоченные волосёнки дымились.

Кричер чихнул. Запах-маркер рассеялся. Гарри обвёл помещение волшебной палочкой — никакой опасности.

— Что случилось? — спросил он эльфа. — Накопал там что-нибудь? Так быстро? Кто это тебя приложил?

«Броненосец» (1) недовольно сдвинул брови и, встряхнувшись, как ни в чём не бывало гордо задрал изуродованный нос, на котором выступили волдыри:

— То разведка была. Это ты, хозяин, кругом очертя голову прешь, а нам проба надобна. Положено так — по-умному.

— И кто это тут умный? Кому нос прищемили?

— Слова хозяина Кричеру обидны. Кричер обещался — значит, добудет, что велено. Попозже! — рубанул домовик. Ну нахал! — А умные — некоторые бездомные лорды. Тебе, хозяин, надо бумаги в порядок привесть. Детям всё отписать. А потом хоть до двухсот лет живи.

Гарри даже не стал спорить — так удивился. Он проводил задумчивым взглядом низенькую фигурку эльфа, с идеально ровной спиной прошествовавшего к двери. На повороте тот немного оступился и стал прихрамывать, постанывая.

«Пытать его, что ли? — возмущённо вздохнул Гарри. — Всё равно не признается, старый упрямец! С чего это он про завещание? Что-то не так…»

*

Кричер доковылял до кухни, плотно закрыл за собой дверь, повесил на неё Тишину, набрал в таз холодной воды, накидал ещё и колотого льда. Потом глотнул воздуха и резко окунул голову в воду. Застыл, не шевелясь. Некоторое время на поверхности успокоившейся водной глади мирно танцевали крошечные пузырьки.

— А! А-а-а! Хыр! — Разогнулся домовик, как пружинка. — Хыр! А! Быр! — И, разбрасывая вокруг брызги, оставляя на полу лужицы, принялся скакать по кухне: — Больно! Уй, больно-то как! Ай, больно! Больно-больно! Гады! Гадские гады! Больно-о-о!

Его нос пылал алым цветом и вспух почти вдвое.

Через некоторое время, больше устав, чем успокоившись, старикан щедро обмазал свой повреждённый орган остро пахнущей мазью и начал, поскуливая, заматывать его бинтом, пытаясь подсунуть под повязку листики подорожника и другие лечебные травки:

— Надо же! Так попасться! Стыдно-то как! Старею, — сокрушался многоопытный эльфийский староста. — Самонадеянный Оверодиев сын. Не зря мне прабабка говаривала: «Запомни, внук, волшебники — слабы и неумелы, глупы, они в магии — как неразумные капризные дети. Но эти дети превратили нас в рабов. А мы им это разрешили, чтоб кровососам не сдаться. Не стоит недооценивать магов и переоценивать нас».

Непослушные листики всё время вылезали из-под бинта, Кричер старался не хлюпать носом.

Вдруг из угла пискнуло:

— Деда, давай помогу? Кто это тебя так, бедненького? — На него смотрели огромные глаза Пенки и хлопали влажными ресницами.

— Не реви, — на всякий случай приказал Кричер. — Ты зачем прячешься, подглядываешь, гнилушка, ветошь прокисшая?

— Я… я… — Пенки решительно поджала губы и даже топнула. — Не прячусь, а разбираю старые банки под этим шкафом. Сами велели. Стыдно вам, деда, меня гнилушкой называть! Я — эльф господина Сванхиля! И требую уважения! — Под конец гневной речи эльфиня задрожала от страха.

Кричер нахмурился и погрозил ей пальцем, пряча одобрительную улыбку:

— Ишь ты! Поганка! А ведь права — молодец, что своего хозяина почитаешь, хвалю. Иди сюда, не бойся. Помоги, коли напросилась, подвяжи мне нос. Только вопросов лишних не задавай! И никому про то, что тут увидела, — ни слова! А то отлучу от дома, и учёбы тебе никакой не будет! Это я… в общем, промашку Кричер сделал, — зачем-то стал он оправдываться, — в Министерстве такие капканы стоят — уж больно мощные да хитрые, и своих — никого, эльфа ни одного не держуть по штату. Не пробиться с наскоку, чай не дураки ставили, — перешёл Крич как бы на рассуждения с самим собой, мужественно позволяя Пенки бинтовать себе нос. — А пробиться туды надо. Теперь это для меня дело чести. И лорду нашему помогать, эх, придётся, а то пропадёт, бедолага, раз у него такие враги хитрющие и предусмотрительные, что от эльфей забор в кабинете Министра поставили… Спасибо тебе, пигалица. Иди, домывай там, чего хлопотала. Да передай братцам, чтобы сами с пирогами управлялись и протопили камины — осень заходит, белье постельное влагу впитывает. До ужина меня не тревожьте, пакостники. Посижу я, покумекаю.

Кричер, сгорбившись и придерживая свой перевязанный огромный нос, поплёлся в тёмный чулан. Кумекать.

*

Непонятные слова Кричера про завещание не давали покоя. Свербели, будто щекотка в носу — не отвязаться. Гарри вспомнил, как на военном совете чуть не ляпнул про себя при сыне «гей» — и решил, что в нагнетающейся обстановке должен совершить грёбаный каминг-аут. Пришло время. Дозрел, голубчик. Оттягивал до последнего, непонятно зачем. Да, говорить с близкими людьми на такие темы — трудно. С детьми — и подавно! Кажется, что, не признаваясь, хранишь их от стрессов. Но допустить, что Кинг устроит провокацию, скандал, вывернет всё наизнанку, причинит дорогим для Гарри людям душевную боль, нельзя. Да и общественное мнение как Дамоклов меч нависло — надо на опережение играть. А так можно и по-своему вывернуть. Он должен сам всё рассказать, сам и заранее. Принять удар на себя. В первую очередь — конечно, Джеймсу и Лили. Как же это непросто! Можно попросить Джинни поговорить с Уизли — она по-своему мудра и найдёт нужные слова. Все эти люди, и даже Долгопупсы с Вудом, — его большая семья. Если та же Молли прочитает про Гарри-пидора в мерзкой газетёнке и поднимет крик на весь дом, а Артуру станет плохо с сердцем, или в Хоге распространят «жареные» новости, Оливера втянут в нехорошую историю — кто будет виноват? Вуд ведь жениться на девчонке собирается, у той мать в Министерстве служит, правда, во французском (или бабка? Забыл…) Так нахера Оли такие пироги? Своих надо беречь, а на войне — и подавно. Свои — они не на вес золота, подороже будут…

Он думал об этом и на работе, и во время бессонной ночи… Чтобы поставить точку и закрыть себе пути к отступлению, набрал Саев номер телефона. Из динамика раздался знакомый голос — сердце сладко ухнуло.

— Иду сдаваться! — решительно сообщил Гарри. Все другие слова сейчас были лишние.

В трубке зашуршало, засопело, Гарри хотел сказать «Целую тебя!» и нажать на «отбой» (а что, самое главное произнёс — как поклялся, теперь дело за малым: просто пойти и всем признаться!), но динамик вдруг ожил. Скорпи начал очень встревоженно, с сильным смятением:

— Куда сдаваться? В Азкабан? Не смей! — Постепенно, по нарастающей, перешёл на крик: — Ты что?! Так всё хреново? Гарри, тебя пытали?! Детей похитили?! Я с парнями сейчас прилечу!!! Мы всех порвём!!! — Его голос звенел, будто полотно пилы. — Не сдавайся, держись!!!

Гарри, слегка опешив, проглотил горячий ком и улыбнулся. Как же он сейчас хотел (до слёз, выступивших в уголках повлажневших глаз!) обнять своего мальчика, своего Воюющего Лебедя, Сокола, отчаянного бесстрашного Малфоя! Кто бы мог подумать, что у Люциуса родится такое гриффиндорское чудо…

— Нет, не лети, — только и смог он выдавить хрипло — голос подвёл. — У меня всё хорошо. Главное — что ты со мной. Мой! Потом объясню. — Поттер понял, что больше говорить просто не в состоянии — душили слёзы. Чтобы сохранить самоуважение, он тряхнул головой, как лев — гривой, и быстро закончил: — Люблю тебя! Положи телефон и… Лови!