– Не особенно, – док обвёл рукой рисунки, – рассматриваю.

– А ну… Если интересно, в углу ещё куча. – Подпольщик под внимательным взглядом Джима уселся на кровать, принялся развинчивать тюбики и выдавливать понемногу на толстую картонку (на которой уже виднелись следы крови). Выдавил. Осмотрел скептически комочки краски, потрогал один пальцем. Размазал. Вытер палец о картонку, полез в ящик. Извлёк книжку. Плюхнул на покрывало, нетерпеливо ребром ладони пролистал несколько страниц. – Пластификатор… – пробормотал под нос, проглядывая станицу, – касторка… – поднял голову. – Док, не маячь. Разгребай себе место, бумаги на пол можно.

Джим покачал головой. Он ещё перед ужином попросил Дженни поменять себе повязку. Арсень так и ходил со старой, окровавленной и грязной.

Всё как обычно.

Подпольщик уже ушёл в перелистывание и невнятное бухтение, когда Джим подсел к нему на кровать.

– Удели мне минутку, – он осторожно отнял руку Арсеня от книги. На хмурый взгляд только прищурился в ответ, твёрдо и недобро. – Ты же не будешь спорить? Повязка.

– Я весь твой, док, но не бесплатно, – Арсень неожиданно расплылся в улыбке.

– Слушаю.

Док забрал вторую руку. Огладил большими пальцами бинты.

Руки тёплые…

Чтобы залезть в сумку, вытащить бутылёк воды, перекись, ножницы и новые бинты, пришлось переложить тёплые руки себе на колени.

– Смешаешь мне краску. Ты ж химик, у тебя глаз намётанный, а я как бахну…

– Ты осознаёшь комизм ситуации? – док заглянул в серые смеющиеся глаза, – мне приходится платить за то, чтобы обработать твои руки.

– За всё в жизни приходится платить, – пожал плечами Арсень.

Раны под бинтами выглядели не так страшно, так предполагал Джим – по краям появилась розоватая соединительная ткань, ни нагноений, ни чрезмерных покраснений. Чуть ли не самое идеальное заживание, которое только видел док. Даже странно, если учитывать то, что испытания подпольщик сегодня точно проходил – бинты на ладони разлохмачены шипами.

– Должен предупредить, – Джим против воли снова огладил рану на левой ладони Арсеня большими пальцами. Сочилась сукровица, но несильно. – Я никогда не имел дела с красками.

– Я – тоже. Это в первый раз. Так что…

Подпольщик неопределённо провёл рукой. Джим тут же перехватил её, всем своим видом показывая, что не стоит прерывать перевязку. От притворно-раскаивающегося вида Арсеня захотелось смеяться.

Немного мази, шесть слоёв бинта, и рука как новенькая. Со второй возни было ещё меньше – пока док бинтовал первую, бинты на этой успели не только качественно отмокнуть, но и размочить порядочно присохшей к коже крови.

– Всё. – Стоило вернуть подпольщику свободу оперирования конечностями, как тот резво переполз на прежнее место – к книгам, картонкам и всему непонятному. – У тебя хотя бы есть инструкция по смешиванию?

– Написано, зависит от того, что рисуешь. – Арсень мельком взглянул на него из-за приподнятой картонки. Взгляд задержался где-то в промежутке между раскрытой сумкой и коленом. – Ну, от того, как плотно нужно будет накладывать краску, вроде… Короче, док, лей. Будем пробовать.

– Буду делать в трёх вариантах, – кивнул, – от зубной пасты до кондитерского крема. Там решишь.

Приняв неопределённый кивок из-за картонки за согласие, Джим принялся за работу.

Запах краски смешался с запахом касторового масла. Здесь этой субстанции было предостаточно – бутылочка ёмкостью чуть больше его стандартной колбы, разве что форма иная, и цвет стекла: не прозрачный, а тёмно-коричневый.

Открыв первый попавшийся под руку тюбик и поднеся его к носу, Джим поморщился. Это уже не практика в больнице, это рядовое занятие в химической лаборатории: там они каких только вонючек не нанюхались. Лаборант – с юмором был парень – всё смеялся, что это подготовит их морально к посещению морга.

Краска – тёмно-красная, потрясающе похожая на кровь субстанция, – вылезала из тюбика крайне неохотно. Зато теперь, когда прошёл эффект неожиданности, неприятный запах почти не чувствовался. Вернее, чувствовался, но проходил где-то по периферии сознания, не помнишь – не чуешь.

Джим капнул на алую мазь пару капель.

– Пробуй, – он передал Арсеню три обещанных пробных варианта.

– Ну ладно, – тот со вздохом взял плоскую кисть. Помазюкал в первом пробнике, размешивая. Провёл по картону тёмно-бардовую линию. Потом принялся тыкать, потом из самого густого образца сделал что-то вроде объёмных чешуек. Наклонив голову набок, скептически уставился на результат. – Значит, так: всё зависит от ерунды. Которую ты рисуешь. Вот если кора дерева или… А, чёрт! И как он хочет… Ладно. Давай попробуем смешать что-нибудь с чем-нибудь. Сейчас…

Где-то полчаса они смешивали что-нибудь с чем-нибудь. Джим задался целью найти идеальную густоту, поэтому перепробовал около десяти различных вариантов. В конце концов, не добившись от подпольщика внятного ответа по поводу желаемого результата, решил оставить так – если понадобится, сам потом скажет, как на практике опробует.

Асрень уже был по уши в масле самых разнообразных цветов. Он пробовал смешивать сам, и, как обещал, выливал в каждый образец слишком много – его первые «попытки» всё норовили стечь по палитре на пол. Он пробовал смешивать цвета, оставляя пятна на картоне, рукавах и покрывале. Каким-то загадочным образом даже многострадальные кроссовки Арсеня оказались заляпанными.

– О, нашёл! – вопль Арсеня оторвал дока от разглядывания бутылька масла на просвет, – нашёл, док!

– М? – тот попытался заглянуть в мазню на его картонке, но неудачно. Арсень выставил вперёд ладонь.

– Нет, ты сиди. И… – быстрый взгляд на эксперименты Файрвуда, – и своё отдай. И… и сиди вот так. Сейчас я на тебе опробую.

– У… угу…

Пришлось сесть поудобнее. Насколько Джим себе представлял – позировать – дело небыстрое. Поэтому забрался на кровать с ногами, сел по-турецки и принялся разглядывать комнату. В сумке валялась книга, но он не стал её доставать – опасался за сохранность бумаги в этом масляно-красочном царстве.

Рисунки на стене висели неровно. Первый – Дженни, стоит вполоборота, придерживая сползшую шаль. Волосы немного растрепались. Набросано торопливо, одноцветно, но линии мягкие и резких теней – минимум. А вот на следующем, где Джек, и линии куда… острее, что ли, размашистее, и тени глубокие и резкие. Весь рисунок, в отличие от первого, дышит энергией, не-спокойствием.

Набросок самого Джима не такой торопливый. Но Джим тогда никуда не спешил, в отличие от вечно занятой Дженни, не протестовал против рисования себя: Джек, скорее всего, ругался как чёрт. Поэтому линии на этом рисунке не такие рваные, даже волосы прорисованы негрубой штриховкой. Видны пальцы.

Рисунок незнакомца больше похож на пятно с контурами человеческого тела: еле различимы черты лица, очень абстрактная фигура. И не сказать, что автор торопился – мало лишних линий, скорее это давний знакомый. Когда давно не виделись, в воспоминаниях человек предстаёт именно так – фигурой с лицом манекена. Или марионетки.

Сам Арсень был набросан хуже всех – второпях, без какого-либо старания, левая рука вообще представлена только плечом, запястье – одна линия, правая рисует самого себя. Сбоку абрис зеркальной рамы. Волосы как клок сена. Заметив это, Джим усмехнулся, за что получил убийственный взгляд начинающего художника. После только понял, что это был взгляд не убийственный, просто очень увлечённый – видимо, Арсень принялся за его лицо, а док нечаянно поймал его разглядывание.

Сколько видно в рисунках, – Джим покачал головой. Его всегда восхищали люди, способные воспроизводить реальность на бумаге, жаль, сам он к ним даже близко не относился. Потолок – его корявые формулы бензольных колец. И самое удивительное, что в рисунке реальность не просто отражается, а отражается выпукло, выпяченно, превосходя в выразительности саму себя. Не просто реальность, субъективная реальность, реальность определённого человека.