Этим парочка продуктовых партизан не ограничилась, и в жилых комнатах искатели находили консервы, припрятанные в шкафы, под матрасы, в тумбочки. Чей-то висящий на плечиках пиджак был с изнанки весь обклеен пакетиками с приправами – они держались на скотче. Арсений с Джеком не стали отдирать, запихали весь пиджак в пакет. Джек, хмурый и молчаливый, попутно отвинчивал от дверей жилых комнат ручки-скобы. Здесь они роли не играли, просто декоративные ручки; механизмы блокаторов находились внутри дверей.

Когда они вернулись, на полу в комнате лежали три мешка, а Дженни и Исами при свете свечки сортировали запасы. Рядом громоздились две канистры, чайник, термос и большая ваза из библиотеки – там она обычно стояла в углу, никому не нужная, кроме пауков. Всё – наполненное водой.

Когда они свалили свою добычу на ковёр, Дженни только руками всплеснула.

– Даже меньше, чем я думала… И овощей совсем нет.

– Вы – просто гении, – пропыхтел Рой, вылезая из люка в комнату. – Столько нычек изобрести… и… каких.

– Хорошо, что есть хотя бы это, – Исами странным взглядом окинула отставленные в сторону три бутылки вина. – И странно, что Мэтт оставил нашу вылазку даже без комментариев.

Райан, к которому и была обращена последняя часть фразы, промолчал.

Остаток ночи распределяли продукты, заново упаковывали, спускали в нижнюю комнату.

Арсений не выдержал, под утро заполз на кровать, приткнулся к Джиму. Подгрёб его, спящего, к себе, стараясь не касаться спины. Хотел ещё посмотреть, как там Джек, но не выдержал и отключился под тихий шорох пакетов.

– Смотри, – Мэтт довольно тыкает пальцем в монитор, – я знал, что наши птички вылетят.

– Отлично, – Алиса лежит на кровати, закинув одну загнутую в колене ногу на другую. Чувствует токами воздуха, что зад её и иже с ним бесстыдно оголён. Но на это плевать. Потому что Элис было бы плевать. А сейчас очень важно не потерять настройку на неё – именно настройку, потому что более глубокое соприкосновение уже опасно. – А что нам это даёт-то?

– Видишь ли, я, как человек честный, не мог подтвердить… ну, помнишь, когда их обвинили в том, что они вкусняшки ныкают?

Алиса кивает. Лениво, чтоб только видно было. Но Мэттью хватает – садится рядом, кладёт ладонь на её оголённое бедро.

– А теперь могу, – Стабле хохотнул. – Они же, нехорошие, совсем от коллектива отделились, непорядок. Прячут продукты, лекарства все.

– Ну ты же знаешь, что мне эти мелкие дрязги неинтересны, – бедро чувствует продвижение ладони под ещё прикрывающий подол. По телу распространяется дрожь омерзения.

Мэтт ничего не сказал про еду, оставленную Джиму.

Он наблюдает за ней только через жучки.

И когда он снова удалится, можно будет связаться с Файрвудом и Пером. Очень хорошие шансы.

А вот трахаться с этим пауком не хочется.

– Тебе нравится играть с марионетками, а я просто люблю убивать. Ещё – пытать немного. – Досадливым движением она скидывает его ладонь с бедра. – Придумал ты, как быть с нашей мисс-хозяйка?

– Ну как же… – Мэтт нехорошо улыбнулся. – Уже почти всё готово.

Всю ночь как отмороженный – мыслей никаких, действия на автомате. Когда все разобрались шуршать с продуктами и уснули, мысли начали потихоньку оттаивать.

Кинотеатр. Захлопнувшаяся дверь. Стабле издевается. Чёткое намерение умереть – так проще и понятнее, он давно решил. И вроде муторно, а всё равно легче. Руки в крови пачкать не хочется. И страшно сначала было, а после, когда в комнату зашли, когда видел, как эта Хлоя напротив стояла… ну как можно убить человека? Вот так запросто, того, кто напротив тебя дышит, у кого сердце бьётся?

Он залезает на стол, начинает провоцировать маньяка. Это даже весело. Напоминает старые паршивые времена, когда он только сюда попал и донимал Кукловода…

И девушка погибает.

Что-то мелкое, не иначе. Короткий и очень мощный разряд электричества. Разовый.

Она же могла не умереть просто оглушило

Форс

Джек убирает руки от лица. «Хвостатый», как его Перо зовёт, спит сидя, на стуле, закутавшись в куртку.

Он что-то подобрал с пола, когда вместе с Фоллом зашёл в кинотеатр забрать труп.

Если та электрическая штуковина не убила девчонку, то её добил он. Закопал живую в землю.

На фоне апатии начинает просыпаться ужас. Джек мотает головой.

Но это и не ловушка Мартышки, он сам сказал. Удивился

И Форсу это незачем

Перо или Джим.

Нет, брат не мог. Не такой он. Клятва…

Джек поднимается с пола. Идёт тихо, чтобы не разбудить Дженни, не потревожить прикорнувшую Исами. Японка спит, положив голову на стол. Устала. Все они.

Залезает на кровать. Арсень, скотина, спит рядом с Джимом. Как склеенные, мать их.

Джек трясёт Перо за плечо. Кое-как, но просыпается, тварь.

Можно и не давать ему встать, зачем. Не заслужил.

– Я понял, – рыком ему в ухо, – слышишь, ты…

Слов больше не находится. Вообще никаких, то есть – внутри-то клокочет, выхода требует, а вот слов нет – их вообще таких не бывает, чтобы сейчас нормально всё выразить. Только трясти уже проснувшегося, но не сопротивляющегося Арсеня не помогает, а потом – резким ударом – в морду.

Вот после этого говорить становится возможно.

– Ты не имел права. Герой записной, спаситель человечества! Я хотел умереть, решил, что так будет! Это было моё желание, понял ты?!

Собственный голос звоном отдаётся в ушах.

Зашелестело рядом. Просыпались. Все они. Восставали как зомби из могил.

Арсень сидел, скрючившись. Пальцы к носу прижал. Через них капала кровь. А Джеку хотелось видеть его глаза. Твари, которая убила и не почесалась.

Потянулся. Схватил за волосы, оттянул голову.

– Джек, отпустите его. – Тэн. Но пока не лезет.

– Ты, сука, знал, что делаешь, – Файрвуд встряхнул Перо. – Невинную девчонку убиваешь! Знал!

Зашуршало громче, и вылезла Дженни. Тут же запищала:

– Джек, он своих защищает! Ты бы так же сделал!

– А ты когда стала делить людей на своих и чужих?! – заорал вне себя, и Уоллис отступила в темноту, как наваждение.

– Ещё раз голос на неё повысишь, мало не покажется, – спокойно предупредили из темноты. Нортон.

– Так пусть не в своё дело не лезет, – отрезал Джек, даже не взглянув на него.

– В то, что ты орёшь как идиот?

– Джим, не надо, – прошелестела Дженни из пледа. – А ты, Джек… ты для него как брат…

Джек, не слушая, вглядывался в лицо Пера – наполовину залитое кровью. Хоть бы тень раскаяния, хоть что-то, пусть попытался бы оправдаться, заорал бы, в ответ врезал…

Хоть то-то

Ну!

Ничего.

Осознаёт свою вину, вот и молчит. И взять нечего.

– Я думал, ты мне друг.

Джек выпускает его, слезает с кровати и уходит в свой угол.

Поднимается шуршавень. Сумкой шуршат, тканью, Дженни просит Зака принести воды снизу…

Но ничего уже не важно. Вообще.

Джим начал просыпаться в самой середине перепалки. Поэтому, когда Джек уполз к себе, тронул Арсеня за спину, призывая повернуться к себе.

Запёкшиеся губы ещё с пару секунд не хотели разлепляться.

– Как ты? – Тихо.

– Дорбальдо. – Он хотел вытереть кровь рукавом, но Дженни не дала. Развернула к себе, начала вытирать мокрым платочком.

Тело не слушается – столько времени провело почти в бездействии. Преодолевая чудовищное жжение в спине, Джим подтягивается на руках и садится, обхватывает колени.

Плохо. Джек всё понял. Зато Джима действительно не винит. Это при том-то, что Джим это всё и инициировал.

Хорошо ли это?

Не имеет значения, – уверенно отвечает внутренний голос. – Джек жив.

Его, внутренний этот голос, совсем не волнует, что от рук Арсеня и на глазах младшего умерла девушка. Им теперь обоим должно быть несладко. Внутреннему голосу безразлично, сколько ещё умрут в их борьбе за собственные жизни.

Зеркало ли это? Или это сам Джим расставил приоритеты и теперь борется за то, что для него ценно?