Опьянение сказалось куда сильнее, чем Арсений думал. Он валялся на пыльных чердачных тряпках, смотрел в кружащийся потолок и думал о Джиме. Сквозь тоску, боль, усталость и кровопотерю совершенно ясно пробивалось одно единственное желание – доползти и отключиться рядом с ним. Даже сделал попытку выполнить план. Дёрнулся пару раз и остался лежать.
Когда в коридоре послышались шаги, он понадеялся, что это Джим. Ну а вдруг, пусть, пожалуйста.
Но это вернулся хвостатый. Он крепко держал в руках живую вырывающуюся птицу. Чёрную.
– Щас будет, – сказал, садясь рядом.
Как-то так ловко перехватил птицу, зажал между коленями, пальцами левой руки удерживая клюв, чтобы она не верещала. Правой вытянул из кармана толстую нитку и крепко перемотал клюв. Оставались ещё когти, но они, кажется, Форса не волновали.
– Алкоголь повышает восприимчивость, вроде, – размеренно, заматывая лапы, потом связывая поперёк топорщащееся перьями туловище. Сверху начал обматывать скотчем. – Смотри, гуманитарий. Объясняю сугубо метафорически для твоего нежного мозга. – Встряхнул птицу. – Это мы. Нитки и скотч – сопутствующие обстоятельства. А вот это, – Арсений проводил взглядом руку, потянувшуюся к ящику, – то, что с нами сделает Мэтт.
Птица задёргалась. Длинная вязальная спица с пластмассовым наконечником входила в пернатое тело медленно, но клюв был связан. Потому – почти беззвучно. Задёргались обмотанные лапы, запрокинулась голова. Закрылся маленький блестящий глаз с круглым морщинистым веком. Хвостатый был спокоен, будто нанизывал на зубочистку канапе с мягким сыром.
Арсений тяжело сглотнул. Он лежал на спине, приподнявшись на локтях, поза нелепая и беззащитная, от напряжения заныла шея, но глаза он отвести не мог.
Спица ещё некоторое время входила в глубь, вызывая иллюзию того, что она скроется там вся; но вот перья спереди, на груди, слегка встопорщились, и из-под них показался острый окровавленный наконечник.
К горлу подкатила тошнота. Арсений попытался отвернуться, но Райан лениво отвесил ему пощёчину. Это ему ничего не стоило, так, слегка потянуться вперёд.
Птицу со спицей он бросил на пол. Наступил ботинком для фиксации. Слегка, чтобы не убить, раздавив кости, нет. А затем садистски-медленно стал трогать спицу указательным пальцем. Ну как медведь, играющий на щепке. Под перьями дёргалось в конвульсиях боли пронзённое тельце. Раз за разом. Хвостатый дёргал спицу то ритмично, то как попало. И действовало это как переменный ток.
– И так, пока ему не надоест, – сказал буднично. – Молить о смерти… – Палец с силой оттянул и опустил металлический стержень, – бесполезно.
Он перестал играться, взял птицу крепко в левую руку. Пальцы правой сомкнулись на шее. Поворот, тошнотворный хруст, и в последний раз напрягшееся тело обмякает под слоями скотча.
– Отбой, – разрешает хвостатый, кидая трупик в сторону.
Арсений переворачивается, упираясь локтями в подстилку, выгибается, кашляя. Не рвёт почему-то, хотя и стало бы легче. Хруст заполняет уши, влажный, мерзкий, шуршат жёсткие перья.
Сзади его хватают за волосы, с силой дёргают голову вверх. Это больно, но боль отрезвляет.
– Мне напомнить? – негромкое сверху. – Две тысячи девятый, январь, тёмная подворотня. Сколько секунд тебе понадобилось, а? Фолл угрохал кучу денег, чтобы замять это дело по-тихому и скрыть его от твоего ненаглядного Файрвуда.
– Это… была… самооборона…
Говорить получалось только сквозь стиснутые зубы. Хвостатый вцепился в его волосы, грозя вырвать их к чертям.
– Самооборона? А, значит, изнасиловать пытались не ту маленькую девочку, а тебя? Хорошо врёшь самому себе.
Дёрнул ещё раз, сильнее, почти что отрывая Перо от пола, и вдруг резко швырнул в сторону. Арсений ударился спиной об ящик. Затылок ныл.
– Люди всегда волки или овцы. У тебя нет времени косить под овцу. Да и не перед кем, Файрвуд сам кому хочешь перегрызёт глотку.
Арсений кое-как приподнялся на одном локте. Опьянение слегка прошло, но не до конца. Комната тошнотворно покачнулась.
– А Исами? – спросил тихо.
Хвостатый, вопреки ожиданиям, не взбесился. Арсений ждал ответа, тяжело глотая пыльный воздух. Сейчас он казался себе лошадью, у которой от дыхания тяжело вздымаются потные бока. Никаких овец и волков.
– Она желала считать себя овцой, пока не нашёлся повод сбросить шкуру. Тогда она взяла в руки меч и превратилась в Тигра. Спроси, если так интересно, у неё самой.
Райан что-то кинул рядом с ним и ушёл.
Арсений, тихо прошипев сквозь зубы ругательство, уронил голову на пол.
В полуметре от него поблескивал лезвием тесак, подкинутый Мэттом в последней игре.
Руки не слушались. Ладони болели, пальцы, онемевшие от кровопотери, не хотели держать карандаш. Плюсом к этому тошнило и раскалывалась голова.
В вечернем воздухе задумчиво кружили мошки. Они пока не лезли в глаза, но определённо имели такие нехорошие намерения, подлетая в своём кружении всё ближе.
Шуршание карандаша о бумагу он ощущал так, будто кто-то бороздил острым концом проволоки по барабанным перепонкам. Но рисовать было необходимо.
Три ученика Кукловода. И он сам.
На бумаге возникали очертания – всадников на лошадях. Лошадей Арсений рисовать не особо умел, приходилось вспоминать увиденные когда-либо картины.
Джон Фолл – смерть.
Тэн – война. Меч… Богиня Севера. За что бы ни сражалась.
Мэтт – болезнь. Разъедающая к чертям этот дом и всех нас. В конечном счёте – души.
А хвостатый таким образом получается голодом… Хм. Разве что продолжая метафору. Истощение души в постоянной борьбе. С проклятием или самим собой, не важно. Восемь прожитых реальностей, в каждой из которых он потерпел поражение. После такого вообще что-то ощущается, кроме усталости?
Арсений оторвался от рисунка и вспомнил хвостатого, вправляющего ему мозги на чердаке. Что там, за его равнодушием? Хрен разбери. Как раньше у Исами за вежливой маской. Но её он научился читать по глазам и едва уловимым прикосновениям. В том, как она касалась его рук, было больше, чем в самой выразительной мимике.
А теперь скажем себе правду. Райан знает больше Файрвуда из будущего. Не удивительно, я – его девятое Перо, он не хотел ошибки. Девять лет бесполезной борьбы. Вопрос – для чего, когда Фолл и Файрвуд и так всё знали. Вышли из особняка со знанием того, кто их Перо. Отговорки о «нельзя знать» – фигня. Мир не рухнул когда я узнал о выжившем Джеке
Ластик слегка подтёр скошенную линию. Перо поморщился.
Позади на крыльце лёгкие шаги, и рядом опустилась Исами. Мокрые волосы были свёрнуты и лежали на плече тяжёлым жгутом. А ещё они были короче чем обычно.
– Джейн стригла нас и грела воду, чтобы мы могли вымыться, – сказала задумчиво. – Не хочешь сходить?
– Почти тридцать человек, каждому согрей кастрюлю… Обойдусь, я ж холодной водой обливаюсь.
Арсений едва не хлопнул себя по лбу ладонью. Обливания, ну конечно. Могло бы стать легче и голова бы теперь так не раскалывалась.
– Дракон говорил, ты меня ищешь.
– Да… – Арсений со вздохом отложил рисунок на ступеньку. Исами явно заинтересовалась им, подтянула к себе. Принялась внимательно рассматривать. – У нас с ним состоялся один разговор на чердаке, прямо перед камерами. Из чего я делаю вывод, что ничего секретного. Он сказал, ты однажды «взяла в руки меч и превратилась в Тигра»…
Рисунок в тонких бледных пальцах чуть дрогнул. В остальном она никак не показала чувств.
– Ты хочешь об этом знать?
– Это важно. Для меня.
Исами опустила рисунок, но из пальцев не выпустила. Взгляд бесстрастный.
– В первом акте был человек, который стал мне другом. И был другой, который был врагом.
– Художник?
Она медленно моргнула.
– Джим и Джек находили дневник диабетика, – Арсений отмахнулся от мошек. Даже голова начала болеть меньше. – Он писал о тебе.
– Тогда ты всё знаешь. Однажды враг убил моего друга. Я взяла меч – тот, что для ловушки висит в гостиной. Кукловод не сказал мне ни слова, хотя других за попытки трогать ловушки убивал или наказывал. С этим мечом я пошла к моему врагу. И его не стало.
