Продиагностировав состояние «коматозников», Джим принялся за утренний осмотр проснувшихся (и не очень).

Зак и Джозеф спали, измученные ночной рвотой. Бледные, даже зеленоватые слегка, но вздутия живота нет, пульс в норме, дыхание у обоих ровное. Ботулизм, которого он опасался вчера, не подтвердился. Обычное отравление. Сделав в памяти заметку – попросить Дженни принести им чая, – Файрвуд снова оставил подростков на попечение клюющей носом Лайзы.

Дженни попросила перевязать ей запястье вне очереди – лёгкое растяжение, а ей надо готовить завтрак; Энди гнусаво пожаловался на сырой воздух и «отвратительные условия», но с этим Джим точно ничего сделать не мог. Как и с самим Энди. На него даже ругаться было бессмысленно. Ну и по мелочи, у кого что: пока Мэтт не выпустил их из подвала, Джим просто осматривал людей и выслушивал жалобы, привычно сортируя пациентов в сознании на «серьёзных», «подождёт» и «симулирует». При слабом свете фонарика писал в блокноте догадки, распределял лекарства. Этим и впрямь лучше было заниматься сразу, экономя время: если нужная Трикстеру марионетка не являлась по первому зову, врачебный осмотр уважительной причиной не считался. И несчастный, которого только что зашили, мог угодить в опалу на прохождение двадцати испытаний подряд, чтобы после них снова свалиться на руки Файрвуда с обескровом и разорванными швами.

Этим утром сосредоточиться на привычных жалобах о плохом сне, болях в суставах, ноющих проколах или расстройствах желудка было сложней обычного.

Ладони почти жгло. Не от ран – хотя от них тоже, – от жажды поиска. Снова хотелось копаться в бумажках, искать записки сумасшедшего художника, оставившего первую запись в дневнике своей же жертвы. В этой записи не было ничего интересного, но уверенность в том, что другие записки есть и что они нужны, не отступала. Наоборот.

Искать было нужно. А времени не было – то закидоны Мэтта, то кучи больных, то ещё что-нибудь. Желание поднималось изнутри, горячим дымом обволакивало внутренности, а во время прохождения испытаний кружило голову.

И, ещё одна идея – конспектировать речь Мэтта. С Кукловодом-Джоном один раз психоанализ сработал, отчего бы не попробовать ещё раз?

Но, пальпируя Кэт за очередным стеллажом (жаловалась на боли в пояснице, что само по себе было признаком плохим), оставалось лишь надеяться, что сегодня останется время для пары испытаний в зимнем саду. Именно там должна была находиться следующая записка.

Стоило закончить с девушкой, как щёлкнула, открываясь, дверь подвала. Семь.

Утренняя очередь к ванным, толкучка, зевание и вялая ругань. На свету становилось особенно заметно, как сказались на обитателях две недели узурпаторства Трикстера.

А почему он себя так называет, интересно? У Юнга что-то было о таком архетипе

Некогда. Быстро зарядка, обливание. Утренний приём больных в комнате Пера. Раздача «таблеток и подзатыльников», пока Лайза не сообщит, что готов завтрак.

На кухне, стоило расположился за столом с тарелкой каши, заскрипели динамики.

Сильнее скрипит

Нужен уход

Не будет ухода

Эти мысли вызвали злорадное удовлетворение. И вряд ли только у него, потому что застывшая рядом Агата улыбалась тоже не очень хорошо.

– Ну, доброе утро, – залебезили скрипучие квадраты голосом Мэтта. – Спали хорошо? Ну не отвечайте, не отвечайте, всё вижу сам. А Пёрышко где? Он же не хочет отлынивать, когда другие работают?

Собравшиеся на кухне напряглись. Перестали стучать ложки по тарелкам, замерли недонесённые до губ кружки с жидким чаем. Дженни едва не выронила чайник с кипятком – несла его от плиты на стол. Джон и Райан переглянулись, Майкл с опаской посмотрел на камеру.

– Пёрышко, – Джим с ненавистью ковырнул кашу ложкой, не смотря в камеры, – сейчас проходить испытания не может. Он в коме.

Вот почему ты не можешь умереть сейчас, а?

Нельзя врачу так думать…

К чёрту я не ветеринар животных лечить не нанимался

– В коме, значит. Доверие, конечно, основа дружбы, но всё-таки. Покажите мне ваше Перо. А то мало ли, опять исчезнет на две недели. Вы следить за коматозниками совершенно не умеете.

Псевдовежливость

Что это?

Явно не желание нравиться

Убеждает себя что прав?

Не хочет ощущать себя маньяком?

Давай, откройся мне

Джим медленно поднялся из-за стола, ощущая, как взгляды приковываются к нему. Жестом позвал за собой Фила и Майкла. Лучше бы, конечно, Роя, но того на завтраке отчего-то не было. Пока шли до подвала, Фил незаметно подошёл ближе.

– Есть мысли, чего ему надо, док? – спросил тихо, не глядя в его сторону. Майкл не смог, заозирался, переводя глаза с Джима на Фила и обратно.

– Ни единой. – Попытки говорить спокойно удавались, но руки всё равно были сжаты в кулаки. – И очень… не вовремя он.

– А пронюхать не мог?

– Неоткуда, в подвале ни камер, ни жучков.

Одним лицезрением повисшего на руках подпольщиков Арсеня Мэтт не удовлетворился. Поохал жалостливо, ласково «посоветовал» уложить того на диван в гостиной – чтобы теплее и удобнее.

Джим на безвольно прогнувшееся тело Пера старался не смотреть – хватало каждый раз улавливать боковым зрением колыхание рук.

– Да и присмотр будет, – завершил свою речь Мэтт. – А позавтракаете – можно будет на испытания его вынести, пусть проветрится…

– И как ты себе это представляешь? – подал голос не верящий своим ушам Фил.

Из динамиков донёсся смешок.

– Вы же так уже делали, да? Один дверь закрывает, второй предметы собирает. Собирать он вряд сейчас сможет… Ну, Файрвуд, мне тебя подталкивать к очевидной мысли или сам доползёшь? Давай, не занимай моё время, марионетка.

Арсеня посадили на стул рядом с дверью. Джим сам не смог бы каждый раз поднимать его, тащить на себе, чтобы насадить безвольную, мертвецки холодную руку на шипы.

Прикасаться к ней каждый раз было страшно, тоскливо, будто на собственном горле снова сжимались пальцы Леонарда. Никому другому Мэтт не разрешал «помогать», как он выразился, Перу.

Зато брат под присмотром Райана.

Так продолжалось до обеда, на который Джима не отпустили. Подпольщик пришёл в себя резко. С всхлипом втянул воздух – так вдыхают после лёгочных спазмов, или когда выныривают из воды, а Джим замер с его потеплевшей рукой на полпути к шипам. Всколыхнувшуюся внутри радость оборвал язвительный комментарий Мэтта:

– Ну проснулся, все счастливы, а застыл чего? Дверь сама себя не закроет.

Я ненавижу тебя, Мэтт.

Мысль была спокойной до прохладности. Будто бы простая констатация факта, а рука продолжила начатое движение – насадила напрягшуюся ладонь Пера на шипы.

Ненавижу. И ещё подумаю, как именно буду убивать

Джим жадно вглядывался в лицо Арсеня, чтобы вплавить, впечатать в сетчатку его такого, не холодного. А зубы сжимались, чувствуя, как щёлкает насосавшийся крови замок.

Даже не помню уже, сколько испытаний прошли… так

– Классный способ… – рука хрипящего Арсеня медленно поднялась большим пальцем вверх, – использовать трупы. Как раньше-то не додумались?

– Не называй себя трупом, – чуть резче, чем хотелось, но слишком свежо было воспоминание. И об уходах в Сид, и о неоднократных «похоронах» Пера.

Руку выпускать не стал. Снял с шипов и легонько сжал в ладонях.

– Пёрышко, а ты, случаем, не профессиональный халявщик? – поинтересовался Мэтт. – А то, видишь ли, впал в кому – вышел из комы… Меня мучает любопытство.

– А у меня эта… – Арсень уже выпрямился на стуле, хотя видно было, что ему тяжело, – такая… нехватка. Чего-то там в крови. Я из-за неё сознание теряю.

Руки, обхватывающие ладонями израненную кисть Арсеня, ощутили, как намокают от крови бинты – восстановившийся кровоток явно протестовал против такого количества проколов.

А где-то проснулся Джек

И сидит… неогрёбший

Джим с трудом переборол желание прижать к губам бледные костяшки арсеневских пальцев. Это точно не осталось бы незамеченным их… надзирателем.