Он на ощупь обнял Джима, подтянув к себе поближе, ткнулся сухими губами ему в щёку.

– Ж-жим, я ух…жу. В Сид, – вытолкнул застревающие в зубах слова. На языке всё ещё ощущался привкус сахара.

– Надолго? – Тихим шёпотом у уха, шелестящим, проникающим в мозг.

– Н-не знаю…

Собственная ладонь вслепую пошарила по телу Файрвуда. Выше, выше, пока не добралась до лица. Непослушные пальцы впутались в густые волосы, ладонь шершавой попыткой погладила по скуле.

Не хочу оставлять

Только пришёл

Сколько я так проваляюсь

– Ж..жим, кровь… моя. З…щита. От пр…клятия. Бери…

– Возьму, – Ладонь ощутила тепло губ Файрвуда, – иди спокойно.

Арсений что-то попытался сказать, не вышло. Тогда он просто плотнее прижался к Джиму и закрыл глаза. Последнее, что он уловил – было ощущение, как всё горячее и горячее становится его кожа. Значило это попросту, что сам он остывал. И одновременно тактильные ощущения становились всё дальше, дальше, пока не угасли окончательно.

Вокруг сомкнулась багровая мгла.

====== Игрушки (22 – 25 мая) ======

– Джон считает особняк своей территорией, – услышал Перо тихий шёпот в темноте. Определённо не на языке мёртвых. Говорила Исами.

Кто-то хмыкнул.

– А теперь скажи мне, кто из нас здесь говорит друг другу всю правду.

Насмешливо и тихо, на грани шёпота.

Я не ушёл в Сид?

Арсений медленно поднялся. Перед глазами по-прежнему была багровая мгла, пульсирующая прожилками. В каменных плитах (вместо пола) красовались дрожащие раскалённым алым маревом разломы. Они едва слышно хрипели, и, можно было поклясться – края то сходились слегка, то расходились. Камень дышал.

В пространстве вибрировал надрывно, не повышаясь и не становясь тише, монотонный заунывный звук, похожий на растянутый стон боли.

– Это нас погубит, – тихий голос из реальности.

– Это нормальная человеческая осторожность, – чуть резче, чем, видимо, хотел, ответил хвостатый. – Мы здесь не можем доверять даже себе.

– Обезьяна оказался умней, чем мы думали. Он это предвидел.

Голос Исами бесстрастен, но Арсений хорошо представляет себе её глаза в этот момент. Пропасть без дна и надежды. Темнота без бликов. Данность темноты. Её взгляд бывал страшным, пострашней этих адских дышащих разломов.

Хвостатый раздражённо цыкнул.

Почему умней? Разве вы сами его не оценивали как очень опасного противника?

– Ему помогает проклятие, Дракон. Иначе я не могу объяснить, как…

– Ему помогает дура-Алиса. Хватит выдумывать несуществующие причины.

Шуршит в темноте куртка, разговор умолкает.

Почему надо молчать?

А я? Я имею право ей рассказать в обход твоего слова? Мать вашу это что, площадка для морального выбора?

Приходится отбросить мысли. Перо знает: если позволить себе такую роскошь – задуматься, он ничего не сделает. Не убьёт соперника Джека, не сможет помогать Джиму и хвостатому. Не сделает следующий шаг мимо провала в полу.

Идти приходится медленно. Он не видит реальности, но слышит её, близкую – хрипение, кашель, храп и сопение. Скрежетание земли под инструментами копающих. Он всё ещё здесь, в реальности, просто отделён от неё багровой пеленой. Жарко, дыхание перехватывает.

– Куда это он? – недоумённое со стороны стеллажей.

– Судя по всему, в стенку, – огрызается хвостатый. Он прав: выставленными вперёд ладонями Арсений упирается в стену. Сзади его обхватывают чьи-то руки, без церемоний тащат. Брякают на… кажется, ящик.

– Не могу пройти… дальше… – шепчет он чужими пересохшими губами.

Галлюцинации обретают выпуклую реальность. Они рельефны, осязаемы. Адские разломы в полу, дышащие жаром, определённо живые. Тёмные зевы рам – краска от жара расплавилась и вытекла – провалы во тьму. Багровые жилы, выпирающие из штукатурки на стенах. На лестнице мерцают неясные тёмные тени. Появляются и тут же исчезают. Раскалённый пепел под ногами.

Вот куда он девается

Пепел слов и мыслей из Сида

Он не исчезает

Вдыхаемый через хрипы пепел рвёт лёгкие. Ступни до костей прожигает жаром.

Пепел сыплется из тёмной пустоты над головой. Он повсюду, раскалённый до тёмно-вишнёвого, некоторый ослепительно бел. Оседая на руки, он оставляет обугленные язвы. Свернувшаяся от жара кровь едва успевает выступить тёмными наплывами, как тут же чернеет, разрывая горячий воздух острым запахом мокрого железа. Тошнотворная сладость этого запаха проникает внутрь, расползаясь по носоглотке, густо стекает по языку и срывается с приоткрытых запёкшихся губ тёмными кровавыми сгустками.

Шаг. Ещё шаг, покачнувшись на краю адской пропасти. Растянутый стон в ушах вибрирует, набирая силу, материальность иллюзии пугающе ощутима.

Кровь не вытекает наружу больше, она собирается внутри, тяжёлым комком, раскалённым камнем, из всех лопнувших сосудов, с этим уже не живут, не живут когда одно большое кровотечение внутри, трупы не ходят и не дышат спецэффекты

Ничего этого нет

Это кошмар нет не существует

Не может существовать

– Не отворачивайся. Это проще, – шелестит под ухом. – Когда не сопротивляешься, оно и не жжётся. Просто договориться-то, понимаешь?

Изнутри тянет, в судорожно сжатых спазмом лёгких, и с очередным толчком изнутри он нагибается вперёд, широко разевая рот, как задыхающаяся рыба. Свернувшуюся кровь выталкивает наружу, комки, сгустки и слизь сварившихся заживо внутренностей.

– Тише, вот так… Всё хорошо…

Его прижимают к себе, гладя по волосам, слегка раскачивая, как ребёнка. Ладони прохладные, хочется продаться их ласковости и ни за что больше не бороться.

– Вода.

– Поставь. Его только что тошнило.

– Не вырвало?

– Нечем.

– Да, и чего, температура спала?

Ко лбу прижимают коротким грубым жестом шершавую ладонь.

– И правда, теперь я при всём желании не смогу вскипятить на его лбу чайник. Подогреть разве что.

Хвостатый

Огрызается

– Файрвуд там не подскочил ещё, надеюсь. А то будет как наседка кудахтать.

– Спит.

Его слегка встряхнули.

– Арсений, – зашептала Исами, прижимая его горячую голову к себе и продолжая слегка раскачивать, – возвращайся. Мы не сможем пройти, а ты нужен здесь, живым. Иди за мной, на голос.

– Тигр, ты его чем опоила? – спрашивает хвостатый почти зло.

– Смолёвка капская. Раньше были просто видения, теперь всё хуже. – И, снова на ухо: – идём обратно, возвращайся…

– Проклятие и так жрёт всё подряд, а ты толкаешь единственного сильного медиума ему в пасть.

Молчание. Исами замерла. Арсений, прижатый ухом к её груди, сквозь бред и ткань слышал, как забилось спрятанное сердце.

Шаги прочь, шуршание неподалёку.

Перо медленно открывает глаза. Они за сдвинутым стеллажом. Хвостатый отошёл к стенке и сел там на табуретку, закутавшись в куртку. Даже так он походил на дремлющего зверя.

– Пойду… дальше. Воды дай только, – просит Арсений, отрываясь от Исами. Этого не хочется. С ней рядом прохладно и уютно.

Японка подаёт ему кружку с водой. Он захлёбывается от жадности – как пересохло горло, едва не давится. Вода холодная и пахнет хлоркой.

– Что ты видел? – тихонько, над ухом.

– Ад, – не задумываясь. А никак иначе это не опишешь. – Опухшие внутренности этого дома. Я обратно. – Арсений возвращает ей кружку. – Ты пройти можешь следом?

Она отрицательно качнула головой.

– У меня от этого корня только яркие сны. Не вижу Сид. И тебе пока не надо больше…

– Я тебя протяну, жди.

Арсений устроился поудобней и закрыл глаза. Исами казалась грустной. Он сосредоточился сознанием на образе тумана, нашарив её руку. Прохладные пальцы доверчиво легли в его горячую сухую ладонь.

Зато понятно что Сид перекрывает

Как Леонард каждый раз проходил через эту штуку

– Эй, чего у вас случилось? Что это с ним?

Запястье слабо ощутило на себе хватку пальцев.

– Джек, выпустите его, это опасно…

Арсений, сообразив, попытался выдернуть руку из хватки, но крыс, как и следовало ожидать, только сильней вцепился.