Это странный запах. Он тяжёлый, резкий, и совсем не похож ни на что из того, что когда-либо чуял Кукловод, исключая, может, мускус. Кукловод прихватывает волоски зубами, слегка тянет их на себя, улыбаясь – это должно быть больно. Но почти сразу отпускает – не до этого. Запах вползает через ноздри, клубится в гулко-пустой черепной коробке, расходится по позвоночнику.

И Кукловод погружает в рот арсеневский член. Нутро заходится от восторга, от чувства живой, пульсирующей плоти во рту.

Это тоже жизнь…

Потрясающе много жизни в этом куске. Раньше Кукловод видел это только на камерах – и один раз в тюрьме – но зато он знает, что делать. Поэтому он начинает погружать член глубже, ощупывая его языком. Язык, чувствительный, не обременённый толщиной кожи, всё чувствовал прекрасно. Каждую жилку ощущал, каждую пульсацию чувствовал в несколько раз сильнее, чем губы. Особенно ему нравилось скользить по головке, и Кукловод не стал себе в этом отказывать. Нежная, почти несуществующая кожица, выступающие на головке солёные капли, тонкий канал, гладкие закруглённые края – язык исследовал всё. И каждое новое ощущение пробегало по телу горячей волной, оставляло в голове больше тумана и оседало в паху лишним весом.

Когда стало уже невыносимо, когда пальцы, вцепленные в ягодицы подпольщика, прочертили там чуть ли не траншеи, Кукловод поднял голову.

– Дальше… – голос не слушался, хрипел, срывался, а с губ тянулись паутинные ниточки слюны, – что?

Он успел ещё увидеть хищный оскал приподнявшего голову Арсеня. В следующий миг Перо быстрым движением скользнул чуть ниже по диванной обивке, рванулся и придавил Кукловода собой к дивану. Пружины внизу жалобно застонали. Сила у Арсеня была дьявольская, в тусклом свете хорошо было видно, как напряглись на руках мышцы, как выступили рельефом вены. И, если б захотел, он мог запросто проломить грудную клетку. И если бы у него был хоть один шанс, конечно.

– Обучающий семинар, детки. Запасаемся тетрадочками и вазелином, – хрипнул у самого уха.

Кукловод расхохотался. Ему нравился напор подпольщика, нравилась его наглость – сейчас нравилась, поэтому пока что он решил его не скидывать.

– Ну попробуй, – рыкнул, растягивая губы. – Я даже могу попробовать не мешать.

Арсений, сверкнув зубами у самых глаз, перегнулся назад и вытащил из половиц кинжал. Кукловод завороженно следил за тем, как подпольщик демонстрирует ему лезвие, как прикасается холодом металла к руке, давая ощутить.

Пальцы вцепились в бёдра Пера, оседлавшего его. Терпеть и не сбрасывать строптивца пока получалось.

Арсень приподнялся так, чтобы член Кукловода оказался между его ног, демонстративно взрезал боковину ладони, и, как идола, окропил кровью ствол и головку.

Жарко. Без одежды, и всё ещё жарко. Будто в коже тесно, будто нужно снять её, проклятую, чтоб не жарила, не скрадывала драгоценные ощущения.

А ощущения были те ещё. Кукловод чувствовал, как на головку падают тёплые капли, как скользят по стволу, оставляя липкие дорожки, и от каждой капли острая паутина ощущений пронзала каждую клеточку поблизости, оплетала конечности удушающим коконом и уходила в голову через позвоночник. Кукловода несло, не справляясь с нахлынувшим, он надавил на бёдра подпольщика, вынуждая того опуститься.

Но он и сам знал. И медленно, направляя орган Кукловода пальцами, Арсень опустился на него.

Каждое мгновение – как острая, алмазная грань стеклореза. Почти невыносимо чувствовать столько, почти всем собой, и при этом быть лишь пассивным участником процесса. Кукловод наслаждался проникновением, наслаждался чувством обладания, но то, что он при этом мог только лежать, добавляло в ощущения грязные, фальшивые ноты.

Он не стал терпеть больше трёх движений. Крепко сжал бока Пера, с силой скользнул вниз ладонями. Левой – обхватить ягодицу, второй – резко вверх, в плечо, и Кукловод скидывает подпольщика с себя, на пол.

Арсень успел сгруппироваться при падении. Перекатился, обхватив себя руками, и теперь стоял на одном колене, опираясь о пол левой рукой.

Кукловод и не ждал от своего Пера другой реакции.

Арсень поднял голову. Усмешка растягивала пересохшие губы.

– Хочешь драки? – поинтересовался насмешливо. – Можно устроить.

– Не хочу лежать бревном. – Кукловод поднялся, ощупывая пол ступнями. Взгляд – в глаза подпольщика, остро, яростно, а верхняя губа слегка дёргается в почти зверином оскале.

Он слегка наклоняется, подавая руку Перу. И, когда ладонь обхватывают крепкие пальцы, резко дёргает на себя, в последний момент уходя от столкновения. От такого движения Арсень должен полететь на диван, но он слегка сгибает ноги, ведёт корпусом – и умудряется устоять. Более того – теперь он стоит, расставив ноги, чуть наклонившись вперёд – идеальная боевая позиция. Миг – и Перо бросается на него.

Медленно.

Люди двигаются медленно. Даже Джон, оказываясь в теле, начинал двигаться намного медленнее, чем нужно, и силы было меньше.

Но Кукловод – не таков. Он выжидает долю секунды, почти попадает в захват, а после – ныряет в сторону, попутно пихая подпольщика локтем в угол между рёбрами и позвоночником. Силу приходиться рассчитывать – не спать же потом с полуживым трофеем.

Джон не дрался. Никогда. В тюрьме, устраивая дебоши, схлёстываясь с охраной, действовал Кукловод. Это было давно – но тело помнит, что нужно делать. К тому же, Арсень – один и без оружия. Правда, от удара локтем он всё же увернулся, но тут же отпрыгнул в сторону, не давая достать себя новым атакам.

Драка вызывает прилив адреналина. Будто внутрь из внезапно прорвавшегося источника бьёт энергия кристальной темноты – Кукловод почти видит её, окутывающую его, пронизывающую ось тела, и змеями расползающуюся по кровеносным сосудам. Надо помнить – сейчас цель не убить. Цель – повалить, подчинить, присвоить.

Медленно, в любой момент готовый отпрыгнуть, Кукловод подходит к подобравшемуся подпольщику. Сейчас, когда голова затуманена адреналином, когда сердце в ушах бухает, нужно быть особенно осторожным. Не с ним – здесь как раз можно положиться на инстинкты. С собой, потому что, как ни крути, хочется сейчас не драться.

Ближе. Контролируя все движения. Каждое неосторожное спровоцирует новое нападение. И взгляд – в тёмные, серые глаза Арсеня, встречая ровно такой же – взгляд зверя. Протянуть руку, притянуть его за поясницу и впиться в распухшие от поцелуев губы. Арсень тут же реагирует – обхватывает его руками, вжимается пальцами в кожу, проталкивает между губ горячий и скользкий язык.

Его член упирается Кукловоду в подвздошную кость. И в целом целовать неудобно из-за разницы в росте, поэтому – ладони на грудь Пера, и, с намёком, подтолкнуть в сторону дивана.

Арсень, едва заметно усмехнувшись, уступает. Пятится в нужном направлении. Достигнув дивана, Кукловод валит его на упругую тканевую поверхность, подминает под себя.

Да, так определённо лучше. Арсень – внизу, под ним, горячий и неудобный. Сверкает хитрющими глазищами. Нож слишком далеко, и Кукловод перехватывает поудобнее взрезанную ладонь Пера, сжимает порез зубами, наблюдая при этом за выражением лица Арсеня. Но он не поддаётся. Скалится слегка, обнажая клыки. Высосав достаточно крови, Кукловод выплёвывает её на ладонь.

Обмазывает.

Нутро заходится от предвкушения. Потяжелевший пах ноет, почти болезненно, темнота в венах бесится и ищет выхода, стучится в сердце, сердцем о рёбра, рёбрами о весь окружающий мир.

– Тянешь… – сквозь зубы рычит Перо, нетерпеливо вцепляется в него. Скользит ладонью по спине, вверх, зарывается пальцами в волосы и тянет на себя – сильно, грубо. Он не целует – он вгрызается в губы, насилует языком.

Кукловод двигает бёдрами. Одно поступательное движение, и они сцепляются, сплетаются, врезаются друг в друга.

А весь окружающий мир летит к чертям.

Кукловод проснулся в утренних сумерках. Из-за дождя светало позднее, сейчас было около девяти.

Арсений заметил сразу. Но предпочёл делать вид, что увлечён работой – с семи часов, как проснулся и перевязал руки, сидел под включенным софитом и сшивал то, что осталось от футболки. Работы оставалось немного, но и пальцы он себе поисколол изрядно.