Руки упирались в матрас, до боли в раненых ладонях вжались в простыню пальцы. А между тем этими пальцами хотелось забраться в разметавшиеся волосы, перебирать, отслеживая взглядом, в тёмных прядях шпионские побелевшие, может быть, касаться шеи или на ощупь – выступов ключиц.

А получится, чтоб не будить, а?

Дыхание спящего чуть изменило ритм.

А может так лучше

Арсений отстранился, наблюдая.

У Джима дрогнули ресницы. Невесомо, пролегла и тут же исчезла, морщинка между бровей.

Шевельнулись губы. Сонно, медленно – как будто хозяин их не осознал ещё, сон это или реальность.

– Если… я попрошу тебя сделать вид, что ты спишь… – еле слышно зашептал Арсений, склонившись к его уху, – ты сможешь? Сейчас.

Джим слегка пошевелился. Тени в уголках губ дрогнули в едва уловимой улыбке.

Арсений закрыл глаза, медленно целуя его в лоб.

– Знаешь, в горах… если подняться высоко, – зашептал тихо, – где уже снег… – Чуть скользнул носом по виску, в волосы, склонил голову, прижимаясь переносицей к встрёпанным прядям. – Дожидаешься рассвета на краю обрыва… встречаешь солнце, когда оно показывается из-за синих вершин вдалеке… – Вернуться. Медленно огладить кончиком носа скулу, пройтись по ней. Чуть выгнув шею, коснуться тёплой кожи губами, – оно восходит медленно над синей бесконечностью пустоты под ним. Долину заливает холодным синим светом, ровно под лучами, пока они ещё не упали туда…

Прервавшись, проследить касаниями губ выступ скулы, едва заметную впадину кожи на щеке, вбирая в себя ощущение каждого мгновения.

– И в нём теряется ощущение пространства… – провести губами по его приоткрытым губам, шепча прямо в них. Ощутить дыхание, почти осязая тени, отстраниться едва ли на миллиметр, продолжив, – потом и времени. Ветер острый, как нож, резкий, свежий, пахнет снегом…

Продолжить ласкать поцелуями его скулы, переносицу, лоб, целовать в уголки губ, позволяя ощутить себе крохотные впадинки – как взглядом до этого тени – самым краешком языка.

– Запах снега такой холодный и чистый, – зашептать под тихий шелест его вдохов-выдохов, склоняясь к щеке, – что ломит зубы, кажется, глотаешь ледяную воду, погрузив лицо прямиком в источник. Воздух настолько прозрачный, что его словно и нет. Нет ничего, край обрыва, под которым синяя пустота, чуть темнее, маревом сквозь туманный золотой свет дрожащие, как из сна, очертания гор вдалеке и над этой пустотой восходящее солнце. Тебя тоже растворяет. Потому что делаешься как синяя пустота и рассеянный в ней свет. Как ветер и запах снега.

Он сильнее уперся ладонями в матрас, выгибаясь под теплотой одеяла, открыл глаза и вгляделся в черты Файрвуда. Едва заметная складка между бровей. Чуть дрожащие тени под приоткрытыми веками – ресницы.

– Джим, – позвал негромко. Ресницы дрогнули чуть сильнее. Арсений поймал из-под них тёмный взгляд Файрвуда и продолжил, чётко проговаривая каждое слово: – это всё будет. Я тебе обещаю, что покажу.

Не дожидаясь ответа, он опустился на Джима, уткнувшись носом в подбородок его слегка запрокинутой головы. Поёрзал, сползая ниже, принимаясь выцеловывать тёплую шею, линии ключиц, ямку между ними и плечи. Скользил губами, ни на секунду не разрывая ощущение кожи, захватывая её то сильнее, но не до боли, то слабо-слабо, тенью осязания, оставляя влажноватый след.

Нечувствительные, распухшие пальцы мягко вплелись в густые волосы Файрвуда, сжимаясь-разжимаясь в причудливом медленном ритме, рисуемым касаниями губ; руки то оттягивали пряди, сжимая их, то позволяли им свободно распрямляться, почти течь во впадинах между пальцами.

Джим молчал. Не реагировал на прикосновения, дышал – едва неслышно, ровно, Арсений всем собой ощущал плавно подымающуюся и опускающуюся от дыхания грудную клетку.

Замер ненадолго, прислушиваясь, тихо хмыкнул.

– Вот и спи, – констатировал довольно, возвращаясь к прерванной работе.

====== 6 – 7 апреля ======

– Арсень, – Билл, отложив пачку принесённых от Джима результатов теста образцов снотворного, развернулся на своём табурете и невозмутимо посмотрел на Перо с высоты своего «трона». При этом он дымил. В своей комнате. Арсений подумал, что старик-то рисковый, Дженни рядом, на кухне. – Я так понял, это твоё сидение в углу что-то значит. Протест? Забастовка? Ты уточни лучше, а то не знаю, как и реагировать.

– Да, – Арсений, до этого упрямо смотрящий в одну точку, встрепенулся и перевёл взгляд на Билла. – Забастовка. Протестую против быстрой поломки поисковых лазеров. А вообще у меня вопрос. И как его точнее сформулировать, не знаю. Вот потому и сижу. Говорят, в углу концентрация мысли выше.

– Ну… хоть не стесняешься, – следователь хмыкнул, облокотился на стол. Курил он неспешно, заполнял комнату облаками белёсого дыма, но не ощущалось, что курение доставляет ему хоть какое-то удовольствие. Привычка, может, даже, десятилетий.

– Это связано с мистикой и прочей ерундой, – Арсений искоса глянул на стенку, на которой красовался полноценный вычерченный план особняка с подписями. Судя по почерку, план чертил когда-то Джек.

– Да, в последнее время зачастили тут с разговорами о призраках, – неспешным кивком согласился Билл, тоже переводя взгляд на особняк.

– Так вот, если представить, что это всё правда. Как модель. В последнее время в этом доме творится куча всего странного…

– Включая то, что вы раскопали новый тайник или комнату?

Вот же

Джек что ли проговорился

– А как…

Билл потянулся, что-то отметил на плане карандашом.

– Джек установил ловушку у твоей комнаты, – принялся объяснять спокойно. – В прошлый раз он делал это, когда вы собирали бомбу. Не второй же раз вы собираетесь на те же грабли наступать, так что не бомба. Но скрывать есть что. Два – Лайза стала пропадать там часами. Уж не чаёвничаете вы там явно. Значит, есть что делать и что смотреть. В-третьих, доски. Те самые, которые док просил. И зачем бы вам в комнату доски? Сооружали заграждение или дверь для открытого тайника…

На карте появилась ещё пара непонятных пометок.

Билл снова развернулся к нему.

– Не хотите говорить – ваше дело. Значит, есть причины. Так что у тебя за вопрос?

– А… да…

Ну ничего себе нам доверяют

Или это Джиму?

– Во всей ерунде должно быть… короче, – Арсений поймал себя на том, что отчаянно пытается досказать недостающее жестами, – в этом должна быть система. Но я никак её уловить не могу.

– Другими словами, метод тебе нужен, – проницательно заметил Билл и затянулся.

Арсений пронаблюдал, как он выдыхает облако густого табачного дыма, как дым растворяется в комнате.

– Ищи общее, – заговорил следователь хрипло, – группируй факты. Или иди от противного и бери то, что явно выбивается из общей картины. А начать лучше с места или предмета.

– С чего-то, что будет вызывать ассоциации?

– Можно и так сказать. Только не фантазируй, иначе перемешаешь факты с вымыслом и вообще ни до чего не доберёшься.

– Всё, – Арсений поднялся из угла, потянулся. Ухмыльнулся привычно. – Больше бастовать не буду.

– Смотри, на слове поймаю… – хмыкнув и покачав головой, Билл вернулся к отчётам.

Арсений уже был на пороге, когда старик его окликнул.

– Ерундой не вздумай страдать, Перо, – сказал строго. – Видел я, как и сильные люди ломались. Накручивали себя и… пополам. Не вздумай.

Арсений, обернувшись через плечо, встретил спокойный строгий взгляд выцветших глаз.

– Не вздумаю, – махнул рукой в ответ. – Ладно, бывай. Спасибо за консультацию.

Выйдя в коридор и прикрыв дверь, Арсений понюхал рукав собственной толстовки. Ну так и есть, дымом пропиталось насквозь. Объясняй потом Джиму, что не курил он на улице полпачки за раз, и вообще не он курил.

Завалы игрушек, статуэток, коробочек, шкатулок. Попалась даже одна музыкальная. Арсений осветил её фонариком, приоткрыл, но при первых же дребезжащих звуках музыки захлопнул. Противный звук.

Решение прийти в комнату Эрики родилось спустя полчаса мыслительных мук. Он был почти в отчаянии, вообще не понимая, с какого края браться за ворох имеющихся разрозненных фактов.