– Задом об косяк, – отзывается Джек грубо. – Фигня это всё. Хочешь, я ему вмажу? Или давай дотащим до ванной, а там…

Джим продемонстрировал брату кубики льда. Дженни ему их в пакетик положила, чтоб от тепла рук не таяли. Младший сощурился.

– Издеваешься? – Хрипло.

Джим покачал головой и присел на кровать, со стороны Пера.

– Нет. Принял во внимание твой совет по поводу замороженной курицы.

– Курицу притащил? Не похоже.

– Лёд.

Джек неопределённо хмыкнул и повозился в своём коконе.

– Не поможет, – уверенно, и даже немного обиженно. – Я ему на лоб из чашки чай лил.

Холодный скользкий кубик выскользнул из пакетика на ладонь и тут же принялся натаивать лужицу.

Джим провёл им по лбу подпольщика.

– Просыпа-айся, Арсень, – тихо, пока кубик скользит по скуле, огибает губы, – а то будешь просыпаться от разряда тока. А это неприятно, я уверен.

– Вот ты, блин, его поцелуй ещё, как спящую кра…

Джек, очевидно сообразив, что сморозил, заткнулся и подозрительно прищурился на брата – взбредёт ли тому в голову случайным советом воспользоваться.

– Я могу, – Джим задумчиво покивал, – так что если что, попрошу тебя отвернуться.

Кубик, тем временем, продолжил свой путь по нижней линии челюсти и к шее.

А может, и прав брат.

Сид – холод.

Поцелуй – тепло.

Кто знает…

Брат недовольно засопел.

С пальцев капает натаявшая вода. Поначалу было понятно, хоть и страшно от этого – от соприкосновения с кожей Арсеня лёд не тает. Или тает настолько мало, что это незаметно. Теперь воды слишком много, и непонятно.

– Хочешь, и тебе кубик дам? – Предложил, чтобы отвлечься. – Попробуешь разбудить Тэн.

– Ну давай… – Джек протягивает ладонь. – Только что-то не спешат они обратно в подлунный мир.

– Дефибриллятор – это на завтра. – Джим вложим кубик в руку брата. – Хотя и хочется…

– А может, не ждать, а? – Джек на пробу поводил кубиком по щеке Тэн. – Я вот вторую ночь… Проснусь посреди и как параноик ищу у этого придурка пульс. Всё кажется, подохнет…

Младший не договорил и принялся сосредоточенно елозить льдинкой по лбу японки. Та предсказуемо не реагировала.

Джим перевёл взгляд на Арсеня.

Арсень, а Арсень, я ещё могу тебя трахнуть.

Как в оригинале сказки про спящую красавицу

Тьфу, некрофилия…

Ирония помогала слабо.

Джим закинул почти истаявший кубик льда себе в рот. Поболтал его языком, пока тот полностью не растаял.

– Бесполезно. – Махнул брату. – Завтра в обед их шарахну. С утра попробуем… ну, можешь ему врезать. Я ещё лёд притащу.

– Хороший повод с нетерпением ждать завтрашний день, – Джек бросил остаток своего кубика в пустой стакан на тумбочке.

– С тобой переночевать?

– Так не поместимся же. Разве что спи на кровати, я на раскладушку переползу.

– Тогда я за подушкой.

Ночью, пока брат спал, Джим всё-таки опробовал сказочный метод – поцеловал Арсеня. Безрезультатно. Видимо, для достижения результата нужно было использовать метод канонный, но некрофилией Джим не страдал.

Холодный…

Отстранившись от ледяных губ, Джим пробежался пальцами по его руке. Свет луны, полосками падающий на лицо подпольщика сквозь заколоченные окна, позитива ситуации не прибавлял.

Сердце стукалось о рёбра глухо, неохотно, как из-под палки.

Жуткая ситуация. Ночь, луна, рядом – Арсень, который слишком уж похож на мертвеца. Брат сопит шумно и размеренно. Тэн – привидение в лучших романтических традициях, прекрасная и изящная.

Просто – чтобы удостовериться – пальцы прижать к яремной вене Арсеня.

Несколько томительных секунд ожидания. Лёгкий, почти незаметный толчок под пальцами воспринимается как благодать небесная, и Джим со вздохом облегчения ложится на спину. Смотрит в тускло сереющий потолок.

Сколько ещё я видеть тебя мёртвым буду? И ладно бы в кошмарах…

– Ну, врезай, – умытый, с чищенными зубами – и брата заставил – Джим сидел на раскладушке. На тумбочке покоился очередной пакетик с кубиками.

Джек, сопя, занял позицию на середине кровати, у бездыханного тела Арсеня. Примерился. Занёс кулак. Глубоко вздохнул.

– Не могу, – сказал, наконец, опуская руку. – Так бы наподдал, догнал и ещё раз наподдал для профилактики, а дохлого… рука не поднимается. Потрясти могу. С кровати спихнуть. Надо?

– Дай, я.

Джим спихнул брата с позиции.

Я врач

Я должен делать больно для пользы людей

Я разрезаю и зашиваю людей

Что мне затрещина

Джим примерился. Вспомнил, чему учил тренер по бейсболу. Занёс кулак и с силой, от души, вмазал Арсеню.

На заднем плане Джек тихо выругался и пробормотал:

– Знаешь, я тебя лучше злить не буду. Или предварительно запасусь каской.

– Ты бы раньше так… – Джим подул на кулак.

Арсень не двигался. Не теплел. Бледный, губы закрыты, не приоткрыты, как у спящих бывает. Для полноты образа не хватает открытых глаз, и чтоб взгляд перед собой. Пустой, холодный.

Приходилось признать своё поражение.

– Я попрошу подпольщиков к обеду заземлить кровать.

Подобрав сумку, Джим ушёл работать. В гостиную. На своё обычное место.

Не хотелось уходить из комнаты.

Потому до гостиной шёл медленно.

Попутно думал, что делать с участившимися в особняке случаями истерики. Среди девушек преимущественно, хотя пришлось раз успокаивать и Джозефа – психика подростка, и без того неустойчивая, была раздраконена периодом наркомании.

Истерики случались и раньше. Мало кто мог сохранять спокойствие в условиях нахождения в замкнутом, мрачном и опасном пространстве настолько долго. Девушки часто срывались, парни уходили в некоторое подобие депрессии. С несложными случаями могла справиться Дженни, либо ещё кто из девушек подружелюбнее. У них неплохо получалось выслушать, посочувствовать, напоить чаем. А истерящая, прорыдавшись, отлежавшись, уже на следующий день возвращалась в строй. Если случай был запущенный, девушку трясло, она не могла нормально говорить, на неё приходилось тратить успокоительные. Тогда уже не действовали мягкие увещевания, и Джиму приходилось приводить пациентку в чувство самостоятельно, по необходимости, жёстко.

Сейчас, когда опасность, следующая неотступно, из атмосферообразующего фактора превратилась в реальную угрозу, случаев срывов стало куда больше. А вот успокоительного, как ни странно, что-то не прибавляется.

Джим уже свернул в прихожую, думая об истаивающих запасах бинтов и успокоительных, о вечной недостаче гемостимулина, когда его остановила Кэт.

Девушка выглядела измученной. Кое-как собранные в хвост волосы, под глазами залегли тени. Джим ещё подумал с досадой, что, скорее всего, либо у неё нервы сдают, либо одна из товарок заистерила. Когда Кэт, не отпуская его рукава, попросила зайти с ней в её комнату, подозрения только усилились.

У себя она села на кровать, сцепив кисти рук на коленях. Сжала губы. Джим старался в это время оценить её состояние хотя бы визуально.

Измучена. Так бывает. Особенно, в менструальный период – потеря крови, общая слабость, при отсутствии нормальных физических нагрузок, дополнительной кровопотере от испытаний и стрессах.

Неухоженная. Странно конкретно для неё, но тоже ничего из ряда вон выходящего.

– Я беременна, Джим, – наконец, решилась она. – Месяц... или чуть больше. И мне нужен аборт.

– Ч… что, прости? – Слава богу, за время врачебной практики у него набралась изрядная доля стоицизма. Приключись такая ситуация лет десять назад – точно впал бы в панику.

– Ну да, аборт, – она нервно дёрнула плечиком, не поднимая на него глаз. – Не рожать же тут, сам посуди.

Пришлось опереться спиной о дверной косяк, чтобы переварить информацию.

– Ну, если ты знаешь хорошего гинеколога тут…

– Ты же хирург! – девушка попыталась гневно сверкнуть на него глазами, но Джим уже был зол. На него не подействовало, зато сама Кэт тут же замолкла.

– Именно, Кэтрин. – Он скрестил руки на груди. – Я проходил практику, но сам не делал ни одного аборта. Рисковать не буду – я врач, а не вивисектор. Кто отец?