Брат по-прежнему хмурился. Хмурился и молчал, поэтому, по праву слегка причастного к ситуации, Джим решил заговорить сам.

– Джек, ну сам подумай. К чему тебя обманывать? Не первое апреля… да и для него как-то глупо получилось бы.

– А вот поспорю, – буркнул тот, скрещивая руки на груди. Но задумался. Уже плюс.

– Я объяснять по двадцать девятому разу ничего не буду, – Арсень поднял руки в знак сдачи. – Джек, верить – не верить, дело твоё.

– Да поверишь тут! – Брат как-то странно всплеснул руками, – ты блин… на человека из будущего не тянешь как бы! Что за чушь вообще?!

– Я ему верю, – услышав это от старшего, Джек тут же скривился и пробурчал что-то малослышимое. – Арсень вряд ли станет шутить такими вещами… наверное. Ну, насколько я его знаю.

А из крана, направленного в ванну, капало. Ненавязчиво, тихонько, но различимо, как будто отбивает такт неслышимой мелодии. Джим только сейчас уловил, что машинально, про себя, отсчитывает ритм, и даже различает сильные доли.

Брат молчал. Арсень тоже не горел желанием рассказывать. Но им хорошо: Арсень горячий как падла, брат тоже мёрзнет редко, а Джим замёрз. Хоть в ванну горячую залезай.

Молчание.

И, когда капли отсчитали тактов на хорошее произведение, Джим не выдерживает.

– Так, я так понял, мы тут заночуем? Мне сходить за пледами?

– Голосую «за», – тут же отозвался Арсень.

– Мне куда угодно, лишь бы от вас подальше, – буркнул Джек. – То одно, то… а, проехали.

– Ну спасибо.

Джиму остаётся только развести руками. Джек шмыгает носом.

– В общем, давайте расходиться. – Рассказывать больше нечего, и док озвучивает самое рациональное предложение. – Да и убираться надо…

Джек что-то бурчит, зато Арсень с готовностью слезает с бортика ванной и услужливо открывает дверь перед младшим.

Джим выходит следом и утыкается в спину внезапно остановившегося брата.

Из темноты на них таращатся огромные глаза Эрики. Видимо, девчушка среди ночи решила посетить сие место, а тут ей такой подарочек – трое выходящих из одного туалета мужиков. Один – Арсень – со шваброй.

Её рот приоткрылся в немом удивлении, но – не привиделось ли? – во всей её позе чувствовалось скорее невыразимое восхищение, нежели страх. Секунда – и Арсень, резко притянув к себе младшего, целует его.

Оторопевают все. Джек – от неожиданности, иначе точно подпольщику врезал бы. Джим – от неё же. У Арсеня никогда не наблюдалось привычки целовать кого-то ни с того, ни с сего.

Восхищение в глазах Эрики становится ещё более явным, теперь его ни с чем не спутаешь, а рука неосознанно тянется туда, где обычно – но не при ночном же походе в туалет – висит проходильная сумка.

Повисшую тишину нарушает звук смачной затрещины – младший опомнился, вмазал наглому насильнику.

Арсень отшатнулся к стенке.

Джек выругался и, злобно топая, ушёл.

– Быстро сматываем, – краем рта говорит Арсень, хватает Джима за руку и тянет за собой по коридору. Сопротивляться бесполезно, подпольщик всё равно сильнее, а волочиться позади на манер баржи на тросе не особо хочется; приходится перейти на бег.

Где-то посередине коридора Джим останавливается, несильно дёргает за руку тащащего его подпольщика.

– Мне бы всё же хотелось услышать объяснение, – замечает негромко.

– Да это ж Эрика! – шипит Арсень воодушевлённо, поворачиваясь к нему, – она помешана на всякой эротике. Рисует, то есть. Что видит и что придумывает. Я сначала не докумекал, когда она меня поцеловала, да и когда нас с тобой рисовала ночью, а потом уже дошло, постфактум… Вот я и… Это ж самый простой способ её отвлечь был, и действовать надо было быстро, а ты дальше стоял, чем Джек, ну и… – Арсень приостановился тарахтеть, потёр скулу и выдал задумчиво: – душевно приложил, однако. Хорошо.

– И за дело, – Джим мельком осмотрел место удара. – Завтра будет хороший синяк. Зато ты определённо доволен.

Он осторожно нажал на покрасневшее пятно на скуле. Послать бы Арсеня на кухню, за льдом, но внутренняя вредность не даёт. Пусть расплачивается. К тому же, эстетику его физиономии синяк определённо не нарушит.

– За дело так за дело, – добродушно согласился Арсень. Швабру положил на плечо и походкой вразвалочку направился к лестнице. Продолжив по дороге придуриваться, подвывал нарочито мерзким голосом: – и это ж надо, как раз тогда, когда у меня весь тональник закончился, ах-ах, что делать-то буду а? Джим, а Джим, ты меня такого страшного любить будешь?..

– Шваброй.

Джим не мог не улыбаться.

Как после оказалось, не их одних всполошила ночная прогулка большеглазой художницы-извращенки. Когда они проходили мимо чулана, оттуда вывалилось около семи парней во главе с Роем – вся коридорная группа. Один из них услышал шаги девушки по коридору, и не нашлось более близкого и безопасного места, чем это.

– Короче, – Рой, по-дурацки хихикая – громко было нельзя, а тихо природа не позволяла, – одна была надежда, что ей не швабра на ночь глядя понадобилась. А тесно было…

– А из-за кого тесно? – пробурчал Дэйв, как самый помятый, на что ему тут же ответили:

– А из-за тебя. – Роя явно не смущала собственная комплекция. – Разожрался на семейных-то харчах.

Почему Перо и доктор гуляют вместе по ночным коридорам, компашку явно не волновало.

А Арсень ну падла и падла явно повеселел. Пререкался с Роем, ко всеобщему удовольствию, шёл вразвалочку, потом запрыгнул на перила и проехался на подошвах до самого низа, где ловко спрыгнул на ковёр.

Нагадить ближнему своему – первейшее из благодеяний?

Ты как с Джеком разговаривать будешь?

Но Джим не мог не улыбаться. Ему тоже стало легче.

С Роем и его бригадой они распрощались на подходе к лестнице. А в гостиной их ждала окончившая работу команда подпольщиков, внимающая инструкциям Билла.

– Значит… – старик, подслеповато щурясь, вглядывался в какой-то мятый листок, – коридор охвачен, детская, подвал, прихожая… Значит, либо кинотеатр, либо кухня, чтоб между этажами не мотаться.

Гостиная почти блестела. Даже неискушённый в делах домашних взгляд мог выявить существенные изменения в прибранности комнаты, а у девушек, насколько Джим помнил, с этим делом попроще было.

– А подвал за этаж не считается? – вылез Закери.

– Не считается, – Билл почесал подбородок. – Не умничай, малец.

– На кухне Джим, – заметил кто-то.

– Он готовит. На всю ораву. Так что уборка всё равно на нас.

Билл закинул в рот леденец, покряхтел, и отослал команду на кухню.

На кухне их поджидала картина, достойная кисти художников эпохи Возрождения. Файрвуд-старший охарактеризовал бы её как «Муки творчества». На переднем плане – Ричард, с тоскливым видом уставившийся на лежащий перед ним листок бумаги. То, как он теребил ручку, говорило о серьёзных душевных терзаниях. А на заднем плане – вдохновлённый Джим-подпольщик с половником в руке.

Это тянуло на серьёзный шедевр.

Завидев их, Ричард даже слегка просветлел лицом, но Арсень тут же развеял все его смутные надежды.

– А ты пиши, пиши. Мы тихонько.

Компания принялась за работу. А кухонный гений их, казалось, и не заметил – медленно вскипающее в кастрюле варево его интересовало куда больше.

А набор продуктов на тумбе свидетельствовал, что если за приборку Дженни им и будет благодарна, то за транжирство – вряд ли.

Наверное, это необходимое зло, – решил док, смачивая тряпку в ещё тёплой воде. Сейчас ему досталось протирать кухонную мебель. – Зато Арсеню полегчало. А с Джеком завтра… сегодня сам поговорю.

С утра опять было солнечно. В чердачное окошко падали полоски света.

Сразу стало видно, сколько на чердаке пыли.

Райан отдыхал перед вечерней охотой. Только изредка он бросал взгляд на мониторы, отслеживая состояние дел в особняке.

Щелчок по клавише. Библиотека. Подготовка праздника. Кухня туда же. По всему дому носятся люди. В кои-то веки это не раздражает. Они и должны носиться. Они не позволяют Мэтту высунуться из укрытия.