Надраться?

Пойти проходить испытания?

Найти Арсеня, предложить секс без обязательств?

Совсем бред, к тому же, мне пока не надо.

На ночь кого-нибудь найти?

Зачем?

Нарваться на Кукловода? Ну, мало ли как…

Что-нибудь, хоть что-нибудь, кроме своей обычной деятельности.

Внутри всё тоскливо ныло, как от удара. Вот если бы удар пришёлся на лёгкие и я бы после этого не захлебнулся своей же кровью, скорее всего, ощущения были бы похожи. Тяжело дышать, больно, и они судорожно сжимаются.

Джим заставил себя встать с кровати, когда уже почти рассвело. Умылся, позавтракал – судя по растерянной физиономии их шеф-повара, он, наконец, соприкоснулся с жестокими реалиями, где продукты не бесконечны.

Про себя Файрвуд тихо порадовался, что припрятал несколько мешочков крупы. Лайза по его просьбе должна была потырить тушёнку.

Отнёс завтрак брату.

Унёс поднос и посуду.

Навестил Дженни – девушка отреагировала на его приход так, как будто к ней Райан на чашку чая заскочил. Подтянула к себе коленки – сидела, их обняв, на кровати, – и глазищами засверкала, как перепуганная Нэн.

Бардак, царивший в комнате вчера, когда Джим помог ей вернуться, слегка поредел. Где-где вещи лежали аккуратно, с пола пропала половина мусора. Хвала благоразумию Джен, она не стала убираться полностью. Её лапки к такому непривычны.

– Доброе утро, – он поздоровался как можно приветливее. На предыдущей перевязке он здорово заставил её понервничать, и теперь было даже немного стыдно.

– Д… да, здравствуй, Джим. – Она слегка расслабилась. Уже не прижимала к себе коленки наподобие щита.

– Утренняя перевязка. – Джим продемонстрировал ей саквояжик. – Ты спала?

– Да, выпила пару таблеток пустырника.

Он присел на край кровати, попросил жестом её ладони. Осмотрел.

Бинты лежат ровно. Слегка загрязнились – точно от попыток убираться – но нет ни кровавых пятен, ни сбитых слоёв. Как бы девушка ни убиралась, делала она это явно очень аккуратно.

Джим ласково погладил её тонкие пальчики.

– Джен… насчёт вчерашнего…

– Вы с Арсенем поругались, да? – она жалобно заглянула в его глаза. – Ты такой злой был…

Отрицать бессмысленно. Но и сказать, то, что он собирается, сложновато.

– Расстались, – решился он после небольшой паузы. – Но я не хочу об этом, хорошо?

Она кивнула.

Осторожно поддеть узелок повязки кончиками ножниц, разрезать. Размачивать не надо, и это даже непривычно – мокрая ватка требуется только на последних, с кровью, слоях.

Ну да, она знает…

Посетители точно были, а сплетни здесь…

И ладно. И пусть знает. Джеку вон от этого даже легче стало.

Дженни молчала всё время перевязки. Смущённо разглядывала мятую бумагу на столе, груды хлама на том же столе, на тумбочке, частично – на одеяле и шкафу.

А Арсень точно пошутил бы… что-нибудь про композицию или освещение…

– Всё будет хорошо, – Джим взял её заново перебинтованные ладошки в свои. Сознание со странным щемящим чувством отметило, насколько же они маленькие – как надо помещаются.

Она робко кивнула.

– Да, наверное. Так ты не из-за меня тогда злился?

– Нет. Скажем… реакцию запустил Арсень, а Фрейд был катализатором. – Джим положил её руки ей же на колени. Потрепал по волосам. – Но доведёшь себя ещё раз, и достанется уже именно тебе. Договорились?

– Договорились. Я и вправду сглупила. Но… – её голос понизился, как будто она не была уверена, стоит ли продолжать, – я даже не представляла… ты был таким страшным…

Засиживаться у девушки Джим не стал.

К книгам не хотелось идти всё так же. Была мысль попробовать – только попробовать поработать в лаборатории, но, придя в гостиную и кинув взгляд на рабочий стол, Джим понял, что и этого делать не хочет. Растопил камин, посидел немного у огня, любуясь языками пламени. Они с таким жаром облизывали поленья, как будто уже очень-очень давно голодали.

Джим протянул руку в огонь. Языки тут же ринулись к ней, с такой готовностью и целеустремлённостью, что невольно создавалось впечатление: ждали. Пара языков, самые настырные, слегка опалили волосы на тыльной стороне ладони, один – обжёг. Не сильно, но достаточно для того, чтоб больше руки в огонь не засовывать.

Работать всё так же не хотелось.

Зато в гостиной стоял рояль. Лаково поблёскивал, возвращая лампам их тусклый свет.

Притягивал внимание.

Джим приветственно коснулся клавиш.

Взял аккорд. Основная минорная гамма – ля-минор, основной аккорд – ля-до-ми. Клавиши отозвались на касания пальцев густыми, протяжными звуками.

Бетховен был гением. Лунная соната успокаивала, грустила вместе с тобой, пела песню страдающей души.

Но не сейчас.

Пальцы легли на клавиши, примериваясь к нужным нотам.

Он играл этот этюд ещё в школе. Ещё удивлялся: как композитор кто, кстати, композитор? составил вместе эти аккорды, звучащие надрывно, надломленно. Музыка – та же математика, композитор должен ориентироваться на количество тонов, соизмерять их по музыкальным формулам. Как из таких неправильных чисел можно было вывести гармоничный пример?

Только аккорды. Они ведут линию мелодии, задают ритм, рисуют по чёрно-белым прямоугольникам картину.

Этот этюд рисовал зимний лес. Ночь, темно, и метель бьётся, как раненый зверь, воет, кидает тебя – исполнителя – из стороны в строну.

В школе этюд пугал Джима. Пугал и восхищал.

Сейчас он был необходим.

Первые аккорды.

Престо.

Он сыграл этот этюд два раза. Играл на полном форте, когда нужно было идти на деминуэндо, лишь слегка сдерживал бьющие по клавишам пальцы.

В гостиную заглядывали люди.

Забегала парочка девиц, может, пошептаться, но не выдержали и минуты.

А Джим был только рад. Кто входит – он не смотрел, но звук открывающейся двери слегка отвлекал его.

Пошепчитесь тут… при полном форте…

На исходе второго раза болели пальцы. Отбитые подушечки горели, ныли, в фалангах появилось тянущее чувство.

Джим довёл финаль, сходя на плавное пиано. Клавиши приятно холодили пальцы, поэтому, отпустив последнюю ноту, он ещё слегка задержал на ней касание.

Образ метели в зимнем лесу постепенно таял под уютный треск поленьев.

Стихал.

– Дом гудит, а ты тут, и не в курсе, – насмешливый голос от дивана. Джим не стал поднимать голову, и так понятно – Лайза.

– И что же случилось?

Собственная речь после музыки показалась неритмичным карканьем. Джим слегка поморщился.

– Арсень собирался сегодня комнату открыть. А ночью в ней же кто-то попал в ловушку. А ловушку поставил Райан. Вопросы что-зачем-почему не ко мне.

– Намекаешь, чтоб я шёл лечить пострадавшего?

Поднял глаза. Лайза полулежала, опираясь спиной о подлокотник. Руки скрещены на груди, сама растрёпана. Вид уже гораздо более подпольщика, нежели последователя.

– Пострадавший, по всему, в закрытой части дома.

– Ну хорошо, значит, я без надобности.

Джим откинулся на спинку стула. Клятва Гиппократа зудела внутри, откликаясь на последнюю фразу, дескать, никаких хорошо, когда кто-то ранился.

– Джим, я поговорить хочу.

– Я весь внимание.

– Об Арсене.

– Тогда я не внимание. – Джим поднялся. – Не хочу говорить на эту тему.

– Будешь.

Рыжая резко поднялась, тряхнула кудряшками на дверь.

Да, настроена решительно. А если Лайза настроена решительно, лучше согласиться. Не отстанет. Упрямая.

Они расположились в комнате Джима. Второй этаж гудел как разбуженный улей, даже мимо его комнаты иногда проносился чей-то топот. Но, как они рассудили, раз пострадавшего нет, то и доктора тревожить не будут.

Джим сел на кровать.

Лайза расположилась на стуле.

– Рассказывай, – потребовала, – хочу знать твою версию событий.

– А знаешь какие?

– Общую и арсеневскую.

– Лайза… – Джим посмотрел на свои ноги. Скинул ботинки, забрался на кровать с ногами. – Мне нечего рассказывать. У него есть девушка.