В такие моменты логово особенно уютно. Полумрак скрадывает вечный завал на обеденном столе – Джон использует его скорее как тумбочку. Не так видны разбросанные по полу листки с набросками – смятые и нет, а душевая занавеска мерцает удивительно красиво, даже таинственно. Освещение дарит обычному целлофану роскошь парчи.

– Зачем устраивать столько шума из ничего? – Бурчание Райана. Что-то новенькое, Джон, заслышав его голос, думал, что сейчас будет презанятнейшая лекция о том, как важно не недооценивать противника.

С каких пор их с Тэн соратник стал им противником?

Джон поворачивается к мониторам. Подъезжает ближе.

На кухне какое-то оживление. При ближайшем рассмотрении оказывается, что там собрался почти весь женский состав особняка. Уселись за столом, разложили бумажки, ленточки какие-то, вырезают, клеят, упаковывают. Между дамами снуёт от холодильника к столу Джим-подпольщик, таскает маленькие формочки, переворачивает их на стоящий посреди стола противень. Сам кулинар счастливый и умиротворённый. Рядом со столом толчётся Майкл, и, что странно, Закери. Оба насупленные.

– Что происходит? – спрашивает Фолл в микрофон недоумённо. Райан в ответ дёргает плечом.

– Четырнадцатое февраля. Кажется, стремление к свободе твоих марионеток не идёт вразрез с отмечанием этого идиотского праздника.

– И что они делают?

– Без понятия, – раздражённо, как смахивают надоедливую муху. – Но шума от них как от джековой бомбы.

– А вот если бы в следующий раз добавить немного мускатного ореха, – мечтательное Джима-подпольщика из колонок.

– … единственное, что меня радует, это то, что я сижу на чердаке и нахрен никому не сдался, – продолжает разозлённый Дракон. Его злит всё, что не относится к технике – вот с ней у него терпение почти ангельское. Взаимопонимание, не иначе. – А вечером свалю куда подальше, чтобы ещё и шума не слышать.

– А вдруг поклонницы? – не смог не поддеть Джон.

Райан тут же стукнул по одной из клавиш особенно сильно, взъерошился, разве что не зашипел.

– Не смеши меня. Все будут лизаться по углам, трахаться на всех горизонтальных поверхностях, а обо мне вообще никто не вспомнит.

– А вдруг?

– Нет.

– Дженни по праздникам всегда о тебе вспоминает, – Джон добавил в голос мечтательности а-ля «Джим-подпольщик». – Присылает гостинцы с Пером.

– Нет. Не вспомнит. Это ж, – яда в голосе прибавляется на пару щедрых пинт, – «светлый праздник любви». А для меня – светлый праздник, когда никакие идиоты не шатаются по чердаку.

– И всё же.

– Нет.

– Поспорим. Если про тебя не вспомнят, я разрешу тебе установить пару камер.

Джон слегка крутится в кресле. Настроение очень уж хорошее. Да и потом, действительно, в этот день у них – у Райана и Джона – работы не будет.

– Я составлю список необходимого для установки камер.

– А если всё-таки вспомнят?

– Можешь загадывать что угодно, – Дракон зло ухмыляется. – Этого не будет.

– Если ты проиграешь, – Джон ещё раз крутанулся в кресле, – спустишься и присоединишься к ним на празднике.

– Да хоть поздравлю каждую из пищащих там, – он ткнул пальцем в один из своих мониторов, очевидно, с изображением кухни, – дур лично.

– Договорились.

Джон с улыбкой выключает кухонную камеру. Случится что-то чрезвычайное – Райан сообщит. А так Дракон даже в чём-то прав, щебетание милых особнячных дам нарушает уютную тишину.

Он снова подкатывает кресло к окну и заворачивается в плед.

Всё же февраль. Холодно.

– Арсень, ты там с табурета рухнул что ли? – Джек даже соизволил повернуть голову в его сторону. Ну и неудивительно – когда падает здоровенная жестяная коробка, полная тяжёлых акварельных карандашей, кто угодно выйдет из раздумий.

– Да блин, уронил просто, – буркнул Арсений недовольно, поднимая коробку с пола. Хорошо хоть крышка не открылась, а то пришлось бы ползать по полу кверху задом в поисках закатившихся куда попало карандашей.

– Угу… а чего в коридоре так тихо?

– Так праздник же. Девчонки на кухне шоколадки упаковывают.

Арсений потёр лоб ладонью и уставился в намечающийся рисунок. Алый, чёрный, тёмно-бордовый, все оттенки коричневых и светло-телесный карандаши вытащены из пачки и сложены между двумя коробками с таблетками, чтоб не укатились со стола. На бумаге – медленно проявляющиеся линии: вид окна снаружи (воображение почему-то дало полукруглое завершение оконного проёма, кроме того, сам проём начинался от пола), чёрные узловатые ветки дерева, чёрный крест рамы. У левой створки Джон. Голова чуть опущена, лицо в тени, веки прикрыты. Ладонь прижата к стеклу. А за ним в темноте, возвышаясь, неясная багровая тень. Черты смазаны, глаза чёрными провалами. Призрачная рука вытянута и поднята над плечом Фолла, от пальцев тянутся блестящие – это пока в задумке, но должно быть, – нити. Эти нити оплетают запястья их недокукловода, как руки марионетки.

Как же голова болит

Пальцы левой руки остервенело трут висок, в правой – по переменке, оставляя жирные следы, чёрный и несколько серо-коричневых карандашей уплотняют фон, мазками создают рельеф голых искривлённых ветвей перед окном…

Джек вздохнул, зашуршал одеялом. Сел, судя по шороху, подтянул к себе коробку.

– Ты пульт доделывать собираешься?

– А?.. Да, собираюсь.

– Арсень, либо нормально говори, чего случилось, либо прекращай шуршать.

– Да нихрена не случилось, голова раскалывается.

Он бросил карандаш на рисунок и закрыл лицо ладонями. Посидел так секунды три, отнял руки и принялся за распечатывание нужных таблеток – время подошло.

– Ну так проветрись сходи, я за пять минут никуда не уползу, – предлагает Джек.

– Да выходил уже, не помогает… – таблетки растолчены в ложке, ссыпаны в стаканчик. – Забей. Тебя вон опять пора таблетками кормить, потом будем собирать пульт. И это… – обернулся, уже зная, что увидит, – без носков на холодный пол…

– Тьфу, блин, – выдал крыс сердито. Улёгся обратно, натянул одеяло. – Мало мне было брата…

– Братьев и сестёр никогда много не бывает, – заметил Арсений. – Поднимайся.

Джек послушно выпивает лекарство, после чего заваливается на подушку.

– Ну, давай сюда, посмотрим, что ты собрал…

Арсений приподнимает брови. Сама такая фраза от Джека – что-то уж очень неожиданное. Он вытаскивает из коробки плод своих вчерашних трёхчасовых мучений – небольшую плату с несколькими торчащими проводками. Сегодня вроде как осталось подсоединить провода к батарейке и поместить всё в корпус. Ах, да: кнопкой придавить пружину так, чтобы можно было при нажатии «замкнуть мать твою цепь у тебя откуда руки растут?!».

– Ну чего, вперёд, – довольно командует крыс, ощупав заготовку. – Давай к батарейке. Только плюс с минусом не перепутай, придурок. Тут напряжение плёвенькое, но это ж, в конце концов, дело принципа.

– Да блин… не перепутаю. Вот от плюса всё типа начинается…

– Ага, щас. На самом деле, начинается, как ты выразился, всё от минуса. Электроны ж с отрицательным зарядом.

– Чего? А в школе…

– Да тут типа такая фигня, – Джек сел, примяв подушку, – когда только начали изучать проводники, думали, что ток имеет положительный заряд и течёт – вот как ты ляпнул – от плюса к минусу. Поздней только поняли, что наоборот…

– А какого тогда…

– Так дань традиции, обозначения старые оставили, от плюса.

– Да тупо чтоб нормальных людей путать... – проворчал Арсений, злобно оглядев тонкий красный проводок. – Физики хреновы…

Джек довольно ухмыльнулся.

– Работай-работай, гуманитарий. Глядишь, человеком станешь.

– А кому приспичило разбирать чужой пульт, а?.. – Арсений ругнулся сквозь зубы, раскладывая на табуретке необходимый инструментарий.

Несколько минут пыхтения под сопровождение головной боли. Батарейка – есть, проводки – есть, корпус закрыть, завинтить по краям крошечные шурупы, утопающие глубоко в жёлтой пластмассе. Вчера было лень. Вчера ближе к ночи спать хотелось так, что от зевания челюсть сводило.