Арсений послушно положил шероховатый жёлтый камень на указанный луч.

– Земля рожает в себе металл. Это стихия увядания и тоски…

Следующий камень был прохладным, серебристым и самым тяжёлым.

– И вода. Холод, смерть, смутное зарождение новой жизни – страх и надежда.

Арсений положил на место последний камешек и уставился на чёрные линии. Никаких вспышек и прочих спецэффектов. Он протянул руку, поправить зелёный камешек – к нему его прямо-таки тянуло, но Тэн остановила.

– Лучше не надо. Леонард…

Но призрак уже и так был у стола. Покачивался, тяня руки к кругу.

– Этого хватит, – прошептал он тихо. – Надолго. Я останусь тут, вы можете идти отдыхать.

Он слабо замерцал и исчез.

Исами, слегка дрожа, поднялась со своего стула, Джим-подпольщик поддержал её под локоть.

– Он получил то, что нужно? – спросил осторожно.

– Да. Больше никому не придётся отдавать свою душу.

Арсений обернулся к ним.

– Джим, не проводишь Исами до…

– Детской, – подсказала женщина, беря со стола свечу.

– Конечно. – Подпольщик тревожно взглянул на него. – А с тобой…

– Со мной всё будет в лучшем виде.

Арсений заставил себя растянуть губы в улыбке. Дождался, пока они выйдут, захлопнул дверь для испытания. Порыскал по комнате, нашёл в дальнем шкафу несколько листочков бумаги. Карандаши остались на столе. Раскидав обратно испытательные предметы, он прижал лист к стенке и крупно написал «руками не трогать, шарахнет». Подумал, скомкал лист, бросив в камин, и на втором вывел просто «не трогать». А то мало ли уникумов, полезут трогать ногами или там носом, кто их, придурков, знает.

Лист с надписью пристроил возле круга на столе, прихватил фонарик и, прежде чем выйти, невольно снова бросил взгляд на камеру, монотонно мерцающую в углу алым огоньком.

Джим то ли спал, то ли так и не пришёл в себя, Арсений не понял, но на его появление даже не пошевелился. Перо прикрыл дверь и неслышно прошёл в глубь комнаты.

На тумбочке догорала свечка, скорей всего, оставил кто-то из дежурных. Рядом стояла его фотографическая сумка и лежал томик мифов, закладка торчала синим краешком на последних страницах. Арсений, косо улыбнувшись, водрузил на томик свой фонарик, привычно скинул кроссовки и забрался на кровать. Он устал, в том числе и постоянно одёргивать себя и не думать о братьях, чтобы не сбиваться с рабочего настроя. Да и холод за рёбрами ныл и ныл, и он невольно думал об Исами, которой предстояло первую ночь провести с этим ощущением. На этом фоне лёгкие проколы на ладони после одиночного испытания почти не ощущались.

– Я вернулся, как обещал, – сказал на пробу, не рассчитывая, впрочем, на ответ, и слегка погладил Джима по щеке.

Джим улыбнулся. Почти нормально.

– Я не сплю, Арсень. Просто дремлю слегка. – Положил ладонь на его руку – пальцы тёплые – и прижал её к своей щеке. – Как самочувствие?

– Хорошо всё. Мы с Тэн… короче, не вдаваясь в подробности, мы сделали такую штуку… вроде бесперебойной батарейки для Леонарда. Теперь ни тебе, ни вообще никому не надо будет душу драконить.

Арсений улёгся так, чтобы Джиму было удобно держать его руку, поёрзал, устраивая голову на подушке. Надо было, чтобы ничто не задевало шишку на лбу.

– Ох, Арсень, если ты ещё и инструменты достанешь… – Джим перестал улыбаться, между бровями пролегла неглубокая складка. Он сделал паузу и мягко коснулся его скулы, – я точно решу, что ты волшебник.

– Обещать не могу, да ты и… сам понимаешь. – Арсений закрыл глаза, стараясь не думать о той секунде в своей комнате, когда Кукловод включил и сразу выключил динамики. Не обнадёживать самого себя.

– Это была не просьба. Так… мысли вслух. Спи.

Четыре утра.

Кукловод специально поставил будильник на это время. Полчаса на то, чтобы привести себя в порядок, и – за работу.

Раньше утренними процедурами занимался Джон. Но Джона больше нет. Он вылезал раз, как раз когда Джим постарался, перед взрывом – а потом исчез. Скорее всего, навсегда. И это положение дел Кукловода полностью устраивало.

Сначала – чистить зубы. Оказалось, что если не делать этого каждый день, изо рта начинает как-то напрягающе пахнуть, и зубы странным налётом покрываются. Жить можно, но, просмотрев источники, Кукловод понял, что это всё опасно. Вот и начал делать так сразу по просыпании, чтобы не забывать. Заодно умывался. Освежает и тоже полезно. Вроде.

После – переодеться. Опытным путём установлено – в дневной одежде неудобно спать, в ночной – холодно работать. Поневоле приходится.

Кукловод с сомнением окинул взглядом свитер. Поднял. Поднёс к носу. Поморщился.

Ходил в нём неделю

Вчера воняло не так сильно вроде

Вся эта утренняя шелупонь требовала от него крайнего сосредоточения. Нельзя было отвлекаться, нельзя было даже думать о чём-то постороннем: что-нибудь забудет, пропустит, перепутает.

Решив пока махнуть рукой на усиливающийся запах свитера, Кукловод натянул его поверх пижамной рубахи и пошёл исполнять самую пренеприятную утреннюю процедуру.

Туалет.

Мерзкое дело. Зато в процессе этого думать можно. Об Арсене, например.

Сначала Кукловод всё не мог поверить, что ситуация действительно серьёзная. Думал, поскучает, погорюет – раньше, да и в Первом акте, люди так и делали. Но как он себя вёл в последнее время… да и приступ. Напрягала одна деталь – зачем его положили вместе с Тэн? – тем не менее, это только деталь. А Арсень – один, и его смерти Кукловод действительно не хотел.

Хотя и не мог избавиться от ощущения, что его водят за нос.

Сначала Арсень активно суетился, собирал людей. Как будто знал, что сляжет.

Потом – приступ. Падает, его кладут вместе с так же резко потерявшей сознание азиаткой. С ними не носятся, просто кладут вместе. Посетителей мало, Дженни с ума не сходит. Лайза спокойна.

Сутки проходят, Арсень и Тэн приходят в себя – так же синхронно – что-то странное делают в гостиной и после этого, как ни в чём ни бывало, Перо возвращается в комнату дока.

Всё это было странно, непонятно, и наказать бы подпольщика за это, но – страшно. Вдруг правда умрёт? Вдруг, ну, мало ли, он и вправду так переживает за братьев?

Вернувшись из-за ширмы, Кукловод поставил чайник – нельзя забывать есть, один раз уже доигрался, – и сел за мониторы. Пара ударов по клавишам и один из тёмно-зелёных (камеры на ночном видении) квадратиков заполоняет собой весь монитор.

Кукловод включает динамики.

– Вставай, Перо. У меня есть для тебя несколько испытаний.

Зашевелились, как и следовало ожидать, оба. Заворошили одеяло, справа высунулась лохматая голова Арсеня. Но встал он на удивление быстро, Джим даже не успел сесть. Вскочил, натянул джинсы – тут же свалились бы обратно, если бы подпольщик не схватил и не затянул ремень. Одёрнул смявшуюся во сне футболку, не глядя попал ступнями в свои жалкие подобия кроссовок и задрал голову к камере.

– Терпение. – Кукловод с интересом наблюдал, как Джим сверлит взглядом шею подпольщика. Даже в ночном видении были заметны тёмные пятна синяков. – Ты, кажется, забыл значение этого слова. Детская. Больше двух минут. Но собрать все предметы, кроме одного, и ждать, пока выйдет время, нельзя.

Арсень молча кивнул, прихватил со спинки стула свитер, что-то Джиму сказал тихое, Джим что-то ответил так же тихо – настроить жучки давно хотел и тот вышел.

Работать медленно реактивному подпольщику было и вправду сложно, даже несмотря на его состояние. Кукловод развлекался вовсю: сначала детская, потом ещё раз детская – ещё сложнее, так как предметы сам раскидывал, – после – кухня, гостиная, чтоб вдоволь полюбовался на тело товарища, и на сладкое – подвал. Всё – больше двух минут. И, пока подпольщик вондылялся между предметами, у Кукловода оставалось время понаблюдать.

Живой. Уставший, слабый ещё, но живой. Ищет попутно полезные предметы, периодически оглядывается на камеру. И, что интересно, больше не пытается его, Кукловода, разговорить.