– Кройсо, Воин. Мы ищем забытые чувства ушедших. Старший сказал, в этом мире их можно взять.

– Всё, что может отдать проклявший своих богов – это ненависть, – ответил Виллем. – Должно искать её там, где я произнёс проклятие, рядом с колодцем Аластрионы.

– Благодарю тебя, – коротко ответил Арсений, оглядываясь.

– Да, Перо, – прошептала Исами, оглядывая камни. – Он знает, о чём говорит. Идём.

Перу было несколько боязно оставлять японку без присмотра – в тумане она могла потеряться. Но было странно смотреть, как эта спокойная женщина обратилась в Сиде в завороженную, словно попавшую в сказку девочку.

Потом они искали, спрашивая у призраков по очереди. Искали в палых листьях под дубом, в ветре, пронизывающем его листья, среди старых камней, где бродил Воин, и в плесени, покрывающей стены крипты Друида, в песне и сухой траве, в воде колодца…

– Гнев воина здесь, а мое чувство навсегда с тем, кто вызвал его. Он мертв, похоронен, и не с нами, но ненависть моя всегда с ним…

– Горькая ненависть, сжегшая наши земли. Я буду рад, если ты заберешь ее…

– Горе мое осталось там, где пролились последние слезы, смывая кровь со старых камней, оплакивая павших на этой войне…

– Но в круге камней не было битв, здесь погиб только я, Перо. Стал ли я причиной горя Эслинн, видящий?..

Ненависть Воина, бросившего вызов своим богам, злое торжество Аластрионы, произнёсшей проклятие, страх старого Друида, горе и боль оплакивающей смерть любимого Эслинн, разлитые в стылом пространстве Сида немой песней, мерцающие чувства других призраков, смутная надежда, отчаяние, покой… Они брали всё.

Исами бесстрашно пробиралась сквозь туман, протягивала руки, забирая чувства у призраков – они оставались на ладонях двух Перьев клоками тумана, Арсений сминал их в пушистые клубы, они покрывали всё вокруг, как снежинки, под конец он и Исами оказались с головы до ног в снежных хлопьях, они серебрились в чёрных волосах Тэн и покрывали сухую траву у камина, они холодили босые ступни и ложились невесомыми кристаллами инея в ладони.

– Как мы их вытащим в реальность? – Арсений только что обнаружил, что стоит по пояс в этом снегу. Он подставил ладонь, на неё опустился лист с дуба. Исами сидела у камина, обхватив себя руками, он тоже когда-то сидел так, когда было страшно и тоскливо, он старался не помнить имена и живых.

В распущенных волосах Тэн запутались белые хлопья. На бледной коже, пока ещё не кажущейся прозрачной, застыли капли воды из колодца. Глаза казались провалами тьмы.

– Мне подумалось, каждое из этих чувств может быть каким-либо элементом. Всё в природе разделимо на пять первичных элементов и соответствует им… Если я поверю, они станут материальными. Если я смогу…

Арсений сквозь снег подошёл к ней – хлопья разлетались, как пух, исчезая в синеве, – запрыгнул рядом, накрыл её узкую ладошку своей ладонью.

– Давай попробуем вместе.

Она кивнула:

– Вода в традиции ассоциируется со страхом и податливостью…

====== 23 – 29 января ======

На этот раз проснуться получилось легче. Всё тело затекло, он страшно замёрз, в комнате царила темнотища. Почему-то болел лоб. Пощупав там, Перо нашарил здоровенную заклеенную лейкопластырем шишку и тихо зашипел от вспышки тянущей боли. Кое-как перевернувшись на бок, Арсений свесился с края кровати и пошарил у ножки. Рука наткнулась на шкатулку, и Перо выдохнул с облегчением. В шкатулке им был заранее припрятан фонарик и несколько кусков сахара. Засунув кубик рафинада за щёку, он сел и щёлкнул фонариком, осветив выстывшую комнату. Кажется, Дженни заходила сюда недавно – на нём плед, на тумбочке помимо трав Тэн свеча и спички, на спинке стула – вязаная цветастая шаль. Обернувшись, Арсений увидел рядом с собой спящую Исами. Она свернулась клубочком, словно кошка. Дженни и её укрыла пледом. Приглядевшись, Арсений вдруг понял, что во время погружения в Сид выглядел как мёртвый, по крайней мере, если судить теперь по Исами – она не двигалась, казалась бледной как снег, дыхания не было слышно.

Динамики – тихо-тихо– щёлкнули. Арсений было даже решил, что показалось, но нет. Действительно щёлкнули, включаясь. После – несколько секунд потрескивающей тишины, и – звук выключения.

Исами сильно ослабла после Сида и еле пришла в себя – Арсению пришлось тормошить её больше минуты (тряс за плечо; при этом из её разжавшихся пальцев что-то выпало, укатившись на пол), потом заставлять съесть сахар. Когда японка наконец смогла сесть прямо, Арсений уже доедал сахар из шкатулки. Фонарик начал нехорошо мерцать, периодически погасая. Он зажёг свечу.

– Сколько времени, Арсений? – тихо спросила Тэн, слегка морщась – кажется, ей не нравился вкус сахара, а может, что-то болело после долгого лежания.

– Глубокая ночь, судя по всему, – он пожал плечами. Холод внутри с прошлого раза сильней не стал, чему он только обрадовался.

Тэн уставилась в слабо освещённые свечой складки скинутого пледа.

– Холодно, – выговорила наконец и приложила сжатую руку к груди. – Где-то за рёбрами.

– Знаю, – кивнул Арсений, протягивая ей на ладони последний кусок сахара. – Теперь так и будет, привет Той Стороны. Ещё сахар будешь?

Она отрицательно качнула головой.

– А у нас, кажется, не получилось, – он вздохнул, съел последний кубик сам и спустил ноги с кровати. Ступни сквозь носки ощутили ледяной пол.

– Не могло не получиться. Дай свечу, – женщина протянула руку. Арсений передал ей свечу вместе с подсвечником, и Тэн свободной рукой приподняла покрывало, освещая мятые простыни. Арсений заметил какой-то странный тёмный комок, поднял его, повертев в пальцах.

– Ты уронила, – он протянул Исами прозрачный чёрный камешек с начерченным на боку иероглифом. – Холодный как лёд. Это какой-то эзотерический прибабах?

Она осторожно приняла холодный камень на ладонь. Был он с ноготь большого пальца, но казался странно тяжёлым.

– Нет, Арсений. Это чувства с Той Стороны. Мы же обращали их в символы стихий. Видишь? Это иероглиф «вода». Я принесла их с собой, и они, видимо, рассыпались… – она подняла свечу повыше, высматривая другие камушки.

– Один точно упал и укатился, я слышал, – Арсений опустился на четвереньки, потом лёг на живот и полез под кровать с угасающим фонариком. Ударился головой о верхний край, громко чихнул. – Ну и пылищи здесь… и как Табурет лазил…

Он нашёл «землю», Тэн на кровати отыскала «огонь» и «металл».

– Ещё должно быть «дерево», – она ухватилась за край кровати и свесилась вниз. – Арсений, второй камень не мог укатиться?

– Не знаю, – приглушённо ответил он из-под кровати, ощущая себя, по меньшей мере, странно, – тут только пыль, парочка моих неудачных рисунков…

Он решил не продолжать вслух.

Стаканчики из-под кофе, карандаши, шерсть Табурета… чего… кнопка от клавиатуры с буквой «K»… а это…. Повторные паззлы, ага

Как-то не вяжется

Высокая эзотерика и

И чьи-то носки. Не мои однозначно. Джека?

Камешек обнаружился за носками. Он был матовый, приятно-зеленоватого цвета, и на ощупь оказался тёплым. Выползя с ним обратно, Арсений обтёр камень об край свитера и отдал Исами.

– И как эти камни помогут? – поднялся с пола, отряхиваясь от пыли.

– Мы создадим У-син, объединив стихии в один алхимический круг, – «пояснила» ему японка. Она уже разложила остальные камни на покрывале, явно что-то прикидывая. – Лучше делать это сразу в гостиной…

Идти сама она едва могла, поэтому Арсений практически тащил её на себе, другой рукой держа свечку, а Исами несла камни, завернув их в полоску бинта.

В безлюдных коридорах стояла мёртвая тишина. Иногда только сами собой поскрипывали половицы, да в щелях между рамами свистел ночной ветер. Привычного шуршания крыс не было слышно.

Джон Фолл в своём дневнике писал о крысах

И как они исчезли

Арсений распахнул дверь гостиной. Здесь было поуютнее – в стеклянном фонаре, устроенном на столике, горела свечка. За кругом её света мерцающей голубоватой дымкой колыхался Леонард, вытягивая эмоции очередного скорчившегося у дивана донора.