– Иди, – Друид, тревожно мерцая, подтолкнул его в плечо. – Если нарушишь свой гейс, гейс Свободы, забудешь имя своё и останешься здесь навечно, мудрый. Ступай же…

– Но я и так не помню никакого имени, – запротестовал Перо, не понимая, зачем его отпихивают от камина. В пламени так хорошо держать озябшие руки, ледяной огонь греет их, почти прозрачные.

– Мы заставили его уйти слишком глубоко, как других… Теперь он умрёт, умрёт в двух мирах сразу… – прошептал Друид. За их спинами, на холме, Эслинн заиграла новую песню. Печальная мелодия потекла по комнате, и некоторое время все молчали.

– Не умрёт, – резко заявил кудрявый и дёрнул давно уже отвернувшегося от них Перо за плечо. Наклонился, мешая смотреть на пламя, произнёс отчётливо, в самое ухо:

– Джим, Джек, Дженни. Ты им нужен.

Перо вздрогнул, резко оборачиваясь.

– Что, вспоминаешь? – насмешливо поинтересовался Старший. – Не своё имя, а чужие имена… мудрый. Вперёд.

Он несильно размахнулся и отвесил подопечному душевный подзатыльник. Арсений широко раскрыл глаза от удивления, вопреки всякой логике падая на спину. Последним, что он увидел, была крона дуба, шуршащая густой летней листвой. Протянул руку… на неё опустился плотный дубовый лист, и прозрачные пальцы сжались на его поверхности.

====== 16 – 18 января ======

Руки выполняют привычные действия: подкручивают регуляторы, защёлкивают фиксаторы на ногах штатива, выравнивают по встроенному уровню. Последнее – вытащить и привинтить съёмную площадку ко дну фотоаппарата, затем вернуть её в гнездо и щёлкнуть фиксатором. Всё, фотоаппарат установлен.

В последний раз огладить знакомые пальцам бока агрегата. Хорошая техника, очень. И стёклышко* что надо, специально перед поездкой заказывал для съёмок панорам.

Улыбка сама собой растягивает губы. Ветер – свежий, прохладный – ерошит волосы и пахнет дождём. Никакого сравнения с Лондоном. Под скалами – с уступа видно – уже погрузившаяся в синюю тень долина, а вверху ещё плещется расплавленным золотом солнце, высвечивая голубоватый рельеф далёких гор и резко очерчивая неровные чёрные гребни сосновых верхушек на их склонах.

А если

Просто мысль, но…

Как раз Софи только что подошла от палатки, встала чуть поодаль, привалилась спиной к большому камню, и теперь задумчиво смотрит на долину. Ветер трогает выбившуюся из хвоста прядь волнистых волос, вечерние тени смягчают черты. Руки – расслаблено – скрещены на груди, на пальце левой – подаренное им кольцо. Купил позавчера в деревушке у подножия, в сувенирной лавке.

Шестидесятое. Юбилей, как-никак.

– Здесь потрясающе красиво, – говорит она медленно. Кто знает, обращается к тебе, или так… для себя проговаривает. – В последний раз я была в горах ещё ребёнком. Да и то – мы не поднимались, только экскурсия у подножия…

– С твоей-то семейкой… Не хочешь сделать фотографию? – улыбаться так и тянет, но надо сохранять серьёзное выражение лица, иначе затея провалится.

Софи оборачивается.

Вот оно.

– Нет, Саймил**, это не ты, – замечает, наконец, ироничным тоном, явно скрывая удивление. Не дожидается ответа, всё же подходит ближе и на пробу, не сводя испытующего взгляда, протягивает к фотоаппарату узкую ладонь, будто смирение дикого зверя испытывает.

Давай, я не кусаюсь

Только если попросишь

– Это кто-то за тебя говорит, не так ли? Чтобы ты доверил кому-то свою обожаемую технику…

Не веришь

И сейчас…

Девочка, ты уверена, что я пошутил, не так ли?

Но она уже в шаге. Обхватить её левой рукой за талию, ладонью правой накрыть её пальцы и – кивком на долину:

– Будешь иронизировать, хорошее освещение уйдёт. Ну, так что ты решила?

В её взгляде всё ещё недоверие. Но ей и интересно – не раз замечал, как внимательно она наблюдает за работой с фотоаппаратом. Софи никогда не удостаивала подобными взглядами события её не интересующие. Тонкие пальцы женщины осторожно ложатся на объектив.

– Смотри, значит… смотря что именно ты хочешь показать. Скажи мне, чего ты ждёшь от своей будущей картинки.

Софи смотрит в долину, где уже сгустились ярко-синие тени. Внизу ещё поблёскивает отражённым золотом река, но скоро угаснет. Она не может этого не чувствовать.

– Не скажу, Саймил. – Взгляд непроницаемый. Она уже поняла, что получила исключительную возможность побаловаться с фотоаппаратом и, похоже, собирается воспользоваться ей на полную. – Но ты можешь сказать, что видишь сам.

– Неважно, что я вижу, – чтобы включить камеру, приходится выпустить её руку, но после снова накрыть ладонью изящные пальцы. – Фотография будет твоей.

Следующие несколько минут надо направлять её руки и объяснять, что делать. Поначалу даже для быстро соображающего человека профессиональная зеркалка кажется… тёмным лесом.

– Чуть меньше света. Тебе нужно, чтобы чётко была видна даль. Закрываешь диафрагму, но не полностью… Уже знаешь, да? Хорошо… нет, выдержка в этом режиме настроится автоматически… Даже одна третья секунды, старайся не шатать штатив. Теперь баланс…

– Саймил.

Её голос тихий и спокойный. Но, в общем-то, понятно, о чём она попросит.

– Что? – на всякий случай.

– Я поняла. Дай мне сделать мою фотографию.

Остаётся только убрать руки. А фотографирует она иначе. Не так, как привычно, когда процесс словно поглощает тебя, проглатывает целиком со всеми потрохами. Софи плывёт по течению – умудряется созерцать, даже копаясь в настройках. Два раза отвлеклась – сначала, когда захотелось положить руку ей на плечо. Потом – когда мимо пролетела птица. Но при этом в ней всё равно ощущался азарт.

– Готово, – шепнула, приникая к видоискателю. Приходится переместить обе ладони на её талию – совсем выпускать не хочется, – и пытаться наблюдать. Только наблюдать, не вмешиваясь.

Непривычно смотреть, как кто-то без твоего участия справляется с… кхм… фотоаппаратом. Как будто копается в тебе самом, а ты даже не можешь увидеть – аппендицит тебе вырезают, или камни из почек.

Вот и остаётся стоять и шмыгать носом. Хочется забраться ладонями под свитер Софи, но отвлекать её – вообще того, кто фотографирует – как-то не с руки. Теперь это и впрямь только её фотография.

Софи не осторожничает, мягко и решительно вдавливает кнопку спуска, секунду ещё примеривается, давая время фокусировке, затем жмёт до конца и, дождавшись щелчка, выпрямляется.

– А теперь можешь смотреть, – замечает задумчиво, глядя на результат. – Но я уверена, что напортачила. Я видела по-другому.

– Ничего ты не напортачила.

Ну… почти правда. Взгляд на получившийся снимок – пока он три секунды ещё виден на дисплее, – и теперь можно уже полноправно обнять её.

Софи слегка ёжится. Прижать к себе, запахнуть в полу куртки.

И вдвоём смотреть на угасающее солнце.

Чувак, так довольно лыбиться просто неприлично

А и чёрт с ним

Но иногда мне кажется, что людям не нужны фотоаппараты. Дурь какая.

– И всё-таки, как ты решился? – спрашивает она мягко, глядя на стальную ленту реки внизу. – Ты ведь и правда никому не даёшь свой фотоаппарат.

– Софи, девочка, тебе я жизнь без колебаний доверю, не то что технику… – закрыть глаза и уткнуться носом в её волосы (для этого приходится неудобно наклониться, но ничего, оно того стоит), с упоением вдохнуть их запах – за день тёмные пряди впитали аромат хвои и солнца. Хочется, чтобы Софи обняла в ответ, но под ладонями чувствуется только, как на секунду она вся напряглась, словно готовясь к прыжку.

Я чего-то не то…

Но Софи тут же расслабляется и наконец-то приникает, вся, гибко, как кошка, так, как… несёт крышу.

– Разумеется, Саймил, – замечает вполголоса и слегка насмешливо, – ты же только побегами оборонять её и умеешь.

Секунду попытка понять, о чём она. И остаётся только рассмеяться. Ну конечно, если тебе самому ненавистны все и всяческие огнестрельные убивалки, и вообще, когда ситуация накаляется, ты предпочитаешь дать дёру…