Когда она так в первый раз поползла на него, Арсений даже испугался. На восьмой раз привык.

Девушка ползла к камину, беззвучно хрипя. Перекошенный от боли рот раскрыт, в глазах застывший ужас и безнадёжность.

Арсений в этот раз не смотрит в лицо, отрешённый взгляд цепляет чуть ниже. Белая грязная майка с глубоким вырезом наполовину открывает красивую грудь, вздымающуюся от судорожных вдохов. Скорей всего, кожа у блондинки при жизни была тёплая и гладкая, а грудь – упругая, приятная на ощупь. Девушка делает ещё один рывок, теперь можно лучше увидеть края кружевного лифчика и резкую красивую тень-ложбинку. Белые локоны призрака, раньше собранные повязкой, растрепались, спутанными кольцами упали на плечи. На секунду её то ли отпускает боль, то ли она понимает, что смерть уже близко – лицо проясняется, взгляд становится осмысленным.

Миленькая блондинка. В реальном мире, в нормальных условиях, встреться они…

Арсений так же отрешённо обзывает себя животным, порождая в окружающей пустоте новую порцию пепла. Сейчас-то он призрак и никаких плотских желаний испытывать не способен, но в реальности… А была ли она, реальность? Не приснилась? Может, её никогда не было. Скорей всего не было.

И он никогда не трахал симпатичных блондинок. Равно как и брюнеток.

Наверно, он это всё придумал.

Он в этом почти уверен.

Белокурая не доползает. Замирает, запрокидывает голову. Шевелит губами – звука нет, но Арсений сумел прочитать на второй раз – она говорит «Кукловод». Несколько раз дёргается в конвульсиях, роняет голову на ковёр. Выпускает из руки листочек со списком. Замирает так и через минуту растворяется, чтобы через какое-то время появиться и снова умирать с самого начала.

====== Музыка ======

Девочка, обитающая у дуба, тоже заговорила. К тому времени Арсений уже нашёл не только древние доспехи, но ещё и меч, щит и бронзовый горн. Воин дивился его способности отыскивать и возвращать чужую память. Однажды даже сказал, что мудрым должно называть его, а не Деву, обитающую у колодца. Кажется, он недолюбливал склочных баб.

Оставалось найти шлем – Воин вспомнил, что оставил его у дерева, под которым отдыхал. Арсений знал только одно дерево, потому упорно шуршал в палой листве под дубом, отыскивая старый элемент военного облачения. Когда прямо над ухом зазвенел чистый прозрачный голосок, он даже по-человечески вздрогнул.

– Тебя называют горячим, видящим, мудрым, ты несешь память и тяжесть душам. Найдешь ли ты память песни, живой, бродящий среди умерших? Разбита и потеряна она…

Арсений перестал шуршать и сел, глянув на неё снизу-вверх. Милое, почти детское личико, светлые вьющиеся волосы, забранные в странную причёску.

– О чём ты, девочка? – спросил мягко. Но она только покачала головой и села рядышком, в ворох палой листвы. Флейта в тонких руках порхнула к губам, но из неё по-прежнему не донеслось ни звука.

Воин сказал, что Филида, музыкант, молчала столетиями, пока они пребывали на границе Сида. И что она могла теперь сказать о разбитой арфе. Но больше его удивило, что девушка вообще заговорила. Он слегка нахмурился и отослал Арсения к Друиду – тот, вроде бы, должен был знать, что ищет Филида.

Друид был на месте, сидел в своей крипте – гробнице с покрытыми светящейся плесенью стенами, на треснутом каменном гробе. Известию о заговорившей Филиде он обрадовался и подтвердил, что девушка ищет именно свою разбитую арфу. Часть осколков хранилась у него, рядом с гробницей.

Остальные же… В общем, вдобавок к шлему Перо теперь искал по всему дому части арфы. Щепки, обрывки струн.

– Ты была в отчаянии? – спросил он девушку, вернувшись после очередного поискового рейда. Филида стояла под облетевшими ветвями и ловила на ладошку сухие листья. – Поэтому разбила арфу?

Она попыталась ответить, но не смогла вымолвить ни слова, и снова возвела глаза к теряющимся в тумане ветвям дуба.

Иногда, когда он приносил ей части арфы, она сидела под деревом, гладила их и тихонько не то рассказывала, не то пела свою историю. Что-то о погибших воинах, крови и горе. Он даже научился её понимать. Её же, эту тонкую девочку, жалела Дева. Аластриона выплыла из тумана и с тоской сказала, что не желает возвращать память юной певунье, потому что память – это страшный груз… но всё-таки отдала хранимую часть арфы.

После Арсений сидел под дубом в листьях и пепле и чинил арфу. Филида, пристроившаяся рядом, заглядывала через его руку, иногда забывалась, начиная тихонько что-то напевать. Её голос походил на нежный переливчатый звон. Под него Перо скреплял части старинного инструмента, обматывая их призрачным подобием ниток, промазывая древесину прозрачным аналогом клея. Туман в пальцах послушно становился нитями, струны мягко натягивались, обретая упругость. В них путался несуществующий ветер, Арсений до кучи ловил и его, вплетая в тихо гудящие струны. Его пугала такая податливость Сида. Казалось, захоти он – и сможет слепить из тумана что угодно. Филида вот слепила себе дуб, Воин – камни, Друид – старую крипту, а Дева – заросший травой колодец…

Может, это значило, что он уже умер. Он прикрепил последнюю туманную струну и передал арфу в руки Филиды. Она провела пальчиками по струнам. Арсений ничего не ждал, насмотревшись на концерты с беззвучной флейтой, но звук под прикосновением всё же родился. Тихий, робкий, нежный звук – зазвучал, потянулся над сухой травой, и вместе с этим звуком выдохом облегчения Филида назвала своё имя.

– Эслинн, – шепнула она тихо, светящимися глазами глядя на Арсения. – Имя моё Эслинн. Когда-то я забыла его, как свои песни, имя моё ушло в туман, вслед за тем, кого я любила… Но ты вернул его, мудрый, в твоих руках исцеляются раны, вновь разжигаешь ты пламя в холодной душе. Ушедшие вспоминают забытое, сердца плачут горячими слезами…

– Хороший знак, – проскрипел за его спиной неизвестно откуда появившийся Друид.

– Да, пожалуй. – Перо улыбнулся, глядя, как девушка ласково перебирает струны. – И всё-таки хорошо, что я не стал тыкать в остальных омелой, а?

====== Дуб ======

Когда Воин полностью облачился в доспехи, он следом за Друидом и Девой вспомнил своё имя. И проклятие, произнесённое на старых камнях. Он проиграл битву и предпочёл забыть об этом.

Перо едва не оглушил его боевой вопль – вот уж точно от чего Сид содрогнулся.

– Теперь ты вернёшься, мудрый. – Воин вскинул ясный взгляд на стоящего у крайнего камня Видящего, опустив щит и меч. – А я, Виллем, сын Бриана, защитник, проклявший своих богов, останусь меж камней, вечно хранить свою память. Теперь знаю я, за что несу кару.

– Друид говорил, вы сможете уйти в Сид… – протянул Видящий не слишком уверенно. Но призрак уже, мерцая, исчезал среди камней.

Привычно не думая, Перо сквозь толпящихся в коридоре призраков-шатунов (один всё пытался повеситься на дверце шкафа) побрёл обратно в гостиную, в своё логово среди сухой травы у камина. Там он сел, как сотни раз до этого, обхватив колени руками, и уставился в холодное пламя. Позади наигрывала на арфе Эслинн, тихо шуршали опадающие с дуба листья. Рядом сквозь стенку прошёл Друид.

Туман плыл, окутывая всё вокруг, яркими оставались только синие искры в чёрном каминном жерле.

– Ты вернул нам наши имена и теперь можешь вернуться к живым…

– А мне надо куда-то возвращаться? – Перо очень хотел пожелать старикану застрять в стене. Авось хоть перестанет появляться так неожиданно. – Мне и тут нормально, старик. Столько призраков шатается – потерпите ещё одного. Места много не займу…

– А то, что без тебя умрут люди, которых ты любишь, для тебя уже не имеет значения?

Он обернулся. Старший стоял за его спиной, не обращая внимания на толкущихся позади мутных призраков. Они на него, впрочем, тоже.

– Люди?.. – он честно попытался вспомнить, но внутри него давно осталась одна ледяная темнота. Он помнил запахи – что-то тёплое, мята… вытянул перед собой едва различимую прозрачную руку. – Я не помню…