– Я не сдох, я не сдох, я не…
В камине потрескивает холодный тёмно-синий огонь. Здесь всё было синим, разных тонов, на ощупь не теплее арктического льда.
Он не позволял себе раскиснуть до последнего – терпел, боролся с приступами тоски, слушал Друида и искал.
Перо должно искать…
Теперь на ковре рядом – найденные серп, белый плащ, два жёлудя с дуба, растущего в гостиной (а корни его спускались под пол, Арсений сам видел, проходили сквозь кирпичную кладку, и наверно, вели в какой-нибудь там, как сначала подумалось, Хель и Аид – он не был силён в кельтской мифологии и правильного названия не знал).
Ещё тут же валялась маленькая фигурка белого быка – Друид после нахождения желудей сказал, что зелье, которое они собираются варить (какое к чертям зелье?! – пробовал было заорать Арсений, за что получил в морду порцию пепла своих же слов), нуждается в жертве богам. А на границе мира мёртвых, Сида (о боги, так вот как оно называется! А то бедный Аид уже задолбался икать), больше принести в жертву было нечего.
А после того, как Арсений притащил старику эту фигурку, до него вдруг внезапно дошло во всей красе, что он полудохлый, что Джек умирает, что где-то там, в реальности, остался сходящий с ума от горя Джим.
В результате – он лежал на ковре/в траве и не мог пошевелиться. Любое движение взрывало внутри страшную тоску, которая, мало того что, падла, грызла оголодавшим диким зверем, так ещё и вдобавок пахла такими родными и тёплыми запахами, что можно было от горечи сдохнуть второй раз. Или, как выразился бы Друид, «упасть в тёмные воды Сида».
Лучше было не шевелиться.
Он слышал шуршание опадающих с дуба листьев. Хотя, скорей всего, только думал, что слышал. В остальном – глухая тишина.
Вдруг на его плечо легла чья-то ладонь. Арсений поднял голову от ковра и с ошалелым видом обернулся. Оказалось, рядом сидел Друид. Смотрел на него и молчал.
Почему-то стало немного легче, хотя рука старца была холодной как лёд.
Арсений стряхнул её, тихо поднялся с ковра. Прихватил золотой серп – Друид сказал, ничем другим омелу срезать было нельзя – и пошёл к холму.
Когда он лез на дуб, на миг словно увидел чей-то силуэт под высохшими ветвями. Но, может, это просто несуществующий порыв ветра – вдруг взял и всколыхнул лежащие у корней листья и хлопья туманного пепла.
– Омела — чудо, дарующее защиту, повергающее нечистые души… – скрипел Друид, пока Арсений оглядывал стащенные к камину предметы. – Спасение от смерти, капля, вызывающая бесконечные круги на поверхности жизни…
Вода, набранная из колодца в кухне, ступка, в которую она была набрана (с кухни стащил не саму конечно, только отпечаток, вроде тени), на белом плаще разложены ветки срезанной омелы. Рядом же – жёлуди. На них старик, кажется, имел виды – вертелся вокруг, мерцал, хотел даже взять, но не смог, призрачные пальцы прошли насквозь. Статуэтку белого быка Друид забрал и отнёс к подножию дуба, она нужна была ему для жертвы своим богам. Теперь он вернулся и молча заглянул в ступку, кивнул. Значит ли это, что воды достаточно?
– Добудь клок тумана, окружающего нас, – заскрипел монотонно, – затем раствори его в мёртвой воде из колодца, добавь омелу и поставь внутрь очага, на огонь. Не бойся, горячий. Мёртвый огонь не жжёт руки.
Арсений даже не подумал спорить или сопротивляться. Уселся на пол, поставил перед собой чашку.
– Глубина резкости, – сказал в пустоту первое пришедшее на ум, грустно усмехнулся. Несколько хлопьев пепла-тумана упали в прозрачную воду и тут же растворились в ней. Арсений кивнул сам себе и подтащил поближе ветки омелы. И только тут понял, что не знает, как их правильно заваривать. Целиком не влезут, а вдруг ломать нельзя? Он поднялся и подошёл с ними к мерцающему чуть поодаль Друиду. Старик, закрыв глаза, парил над сухой травой и неясно переливался, то совсем исчезая, то становясь почти материальным.
Арсений про себя вздохнул. Как объяснить, чего ему надо, если он говорить не может?
Он молча сунул призраку под нос омелу и сделал вид, что отрывает листья, приняв при этом вопросительный вид.
Друид медленно поднял морщинистые веки, увидал омелу и тут же резво отшатнулся от Пера. Теперь через него просвечивали призрачные сухие травины, растущие на холме.
Арсений попробовал ещё раз – с тем же результатом. Только теперь старик ещё и ладони перед собой выставил.
– Не приближайся ко мне! Омела не очистит меня, а погубит, вернув память, ведь я забыл свою жизнь, свой гейс, забыл слишком многое!..
Арсений прищурился. Мысль пронеслась так быстро, что не успела осесть пеплом. Но пока было рано.
Он послушно вернулся к очагу. То есть камину. Общипал омелу, сбросил листья и ягоды в ступку, а ту запихал прямо в центр холодного синего огня.
Когда жидкость забурлила, Друид велел вынуть посудину и умыться отваром. Арсений вытащил ступку и сунул палец в жидкость – она оставалась холодной. Омела внутри растворилась.
Он выпил половину отвара, не ощутив ни вкуса, ни запаха, остальное по совету опасливо мерцающего Друида вылил на голову. Отвар стекал по волосам, затекал в уши, скатывался каплями по лбу, застревая в ресницах. Арсений моргнул пару раз. Ничего не изменилось, разве что…
– Ты меня слышишь? – он обернулся к старику. Тот, внимательно глядя на него, кивнул.
– Я слышу тебя, горячий. Теперь – слышу.
– Отлично.
Арсений растянул рот в ухмылке от уха до уха. На белом плаще ещё лежало некоторое количество омелы – той, что не пошла на отвар. Он схватил её в пучок и резко надвинулся на Друида.
– Говори, где мой спутник. Он должен быть у вас, кудрявый сказал так.
Он ткнул пучком омелы в сторону отпрянувшего призрака.
– Я не в силах разуметь, о чём говоришь ты, Перо…
– Ах, ты не в силах разуметь, значит…
Арсений, ощущая злорадное торжество, резко прыгнул вперёд, выбрасывая перед собой омелу в почти фехтовальном выпаде.
– Где Джек, в последний раз спрашиваю!
– Я не знаю!
Друид, панически мерцая, поплыл прочь, оборачиваясь через плечо.
Арсений кинулся следом, потрясая перед собой омелой.
– Не скажешь, где он, поймаю и до смерти защекочу омелой, понял?! – заорал он вслед спрятавшемуся за стволом дуба Друиду. – Отправлю в твой обожаемый Сид паровозиком-экспрессом!
Некоторое время Перо гонял призрак вокруг дуба, тыкая перед собой омелой, но каждый раз промахивался – старикан был на удивление проворен; а потом и вовсе исчез. Арсений навернул вхолостую пару кругов вокруг священного дерева, резко остановился, оглядевшись.
– Ага, вот ты где!!! – заорал на всю гостиную, швыряя омелу в проявившийся у камина призрак.
На Друида было страшно смотреть. Он сжимал в морщинистых пальцах омелу и мелко трясся весь, до кончика бороды. Капюшон съехал на глаза, закрыл половину лица.
– Эй, ты чего? – Арсений, хмурясь, подошёл к нему ближе, пытаясь заглянуть под капюшон. – Ты там живой? Тьфу, чёрт… старик! Я ж не хотел ничего плохого, просто хотел узнать, где…
Друид перестал трястись. Медленно поднял руку, поправив капюшон. Глаза его сияли.
– Память мою вернули Туата Де Дананн, и имя мое, Арлен, дарованное не при рождении, но когда я обрел веру свою! – произнёс он торжественно. – Я помню себя и знаю гейс свой, груз мой – лишь на моих плечах…
– Да, это всё замечательно, но что…
– Благодарю тебя, мальчик. Ты слеп, но видишь дальше старика…
– Ага, не за что. – Арсений сел к камину и уставился на огонь. Он только что выяснил, что говорить можно было только с призраком, просто произносить слова не получалось. Он по-прежнему оставался немым.
– Омела – великое чудо, дарованное богами… – с этим экстатическим придыханием старик просочился сквозь стенку и исчез.
Арсений оторвал листик от лежащих на плаще веток. Попробовал пожевать. На языке осталась холодящая безвкусная корка, вроде инея или изморози. И – всё.
Никаких волшебных озарений.
====== Дева ======