Нет.

Нет!!!

Руки дрожат всё сильнее.

Зубы – как не сломались? – сжаты сильно, до боли.

Перед глазами плывёт – стены плывут, люди, злосчастная дверь подёргивается лёгким туманом.

Остановка сердца от…

От…

Ещё пара судорожных толчков.

Обломок кости поддался, и Джим выбросил его в подставленную Лайзой посудину.

Он знал этот сердечный ритм. Последние попытки цепляться за жизнь, когда бедная мышца ещё старается перекачивать кровь. Его личная агония.

Руки – дрожат настолько, что ими уже нельзя работать. Они еле держат инструмент, они сейчас напортачат только.

Щипцы падают вслед за уроненным в посудину обломком.

Джим закрывает лицо окровавленными руками.

Банка разбивается.

Нет, НЕТ!!!

Сейчас сердце отсчитает последние сокращения.

Замрёт.

Он знает это.

Он не хочет этого видеть.

– Джек… – тихий всхлип сквозь пальцы.

Его брат. Слишком живой, чтобы с ним могло происходить подобное.

С кем угодно.

Только не с Джеком.

Не с ним!!!

На плечо опускается чья-то холодная и тяжёлая рука.

– Джеймс, я могу помочь, – тихое, еле слышное у уха.

Да!

Да, помоги!!!

Кто угодно, как угодно.

Джим убирает руки от лица и бешено озирается, но видит только туман. Тот самый прихожный туман, силящийся принять форму человека.

– Да, – голос хрипит и срывается в шевеление губами. Док отчаянно кивает головой – дублирует так и не произнесённое согласие.

Туман слегка вздрагивает.

– Я задержу его в жизни, – снова шелест у уха. Веющий холодом шелест, от него мёрзнет ухо и щека, только что волосы инеем не покрываются, но это не имеет значения.

Джим согласится на всё.

– Держи. – Он сжимает кулаки и поднимает голову. Если есть шанс – его нужно схватить и держать что есть сил. Любой ценой выкупить жизнь брата, любой.

– Я буду держать его, пока будут силы. А потом…

– Бери мои. – Холодно, бескомпромиссно. Кто бы он ни был, предлагающий помощь, пусть предлагает её качественно. Джиму не нужны двухминутные отсрочки.

Туман коснулся его плеча, овил шею.

– Моих сил хватит на час. Действуй.

====== Прихожая ======

– Иди… Другого пути нет.

– Ещё один…

– Двое, их двое.

– Не бойся, Перо…

– Помолчи, пусть поступает, как знает. Иди дальше, попробуй уйти дальше!

Сознание возвращается резко, как мокрой тряпкой по лицу. Он поднимается на ноги, упирается ладонью о стену. Голова кружится зверски. Мир плывёт, подёрнутый туманом. Или это дым?

Арсений делает шаг.

Кровь. Поблёскивает в неверном мерцающем свете. На полу, возле двери. Джека он не узнаёт, догадывается только – тот на боку, всё тело с правой стороны – кровавая пузырящаяся каша. Мешанина из крови и клочьев одежды, торчащие белые обломки – костей кости прямо сквозь кроваво-тканевое месиво.

Его начинает трясти. Первая, пока несильная дрожь проходит…

Он не чувствует себя. Тишина там, где должно было сжаться сердце.

Кровь толстым ленивым потёком следует по лёгкому наклону пола к его ногам.

Вытекает.

Арсений втягивает воздух сквозь сжатые зубы. Он не слышит свиста воздуха. Внутри не бьётся сердце.

Господи

Я ж не верующий

Помоги

Обожжённые пальцы Джека – страшно смотреть, страшно, голова запрокинута, пол-лица, кажется, разворочена – ничего из-за крови не разберёшь, запёкшаяся кровяная корка, чёрно-багровая, наплывами, волосы с одной стороны опалены, на приоткрытых губах вздуваются кровавые пузыри.

Попытка сделать ещё шаг вперёд.

Не верю

Дышит

Он ещё дышит

Джим!

Кровь натекает в лужу под неподвижным телом.

– Да нет же!..

Он не слышит собственного вопля.

Ему едва исполнилось девятнадцать. Начинающий фотокор, сотрудник-стажёр в газетёнке, посвящённой криминальной хронике. Надо зарабатывать на жизнь, надо держаться в чужой стране.

Взрыв жилого дома на окраине, пожар, первый срочный вызов посреди ночи.

Стоптанные задники рвущихся кроссовок, в круглосуточной забегаловке на углу дрянной кофе, заглотать на ходу, такси.

Моросящий дождь, отсветы полицейских «мигалок» и пламени на блестящем от дождя асфальте, жёлтая лента с извечным «keep out», тёмные силуэты зевак, вопль его напарника-журналиста «где ты был, сукин выродок?! Щас конкуренты наедут, БЕГОМ!..». Хрустящие под подошвами осколки стёкол, фотоаппарат привычно сжат пальцами правой руки, пальцы левой на объективе. Люди в защитных костюмах вытаскивают из горящего дома тела.

Арсений на бегу делает кадр. Останавливается.

Спасатели с носилками быстро проходят мимо, кто-то громко требует накрыть тела.

На носилках изуродованные трупы. Пузырящаяся кровь, запёкшаяся корка, вывернутые конечности, обломки костей. Запах палёного мяса.

Две секунды Арсений смотрит на них, в ушах – гул голосов, шум работающих моторов, треск оседающих балок, помехи в рациях работников спецслужб. Потом наклоняется, выблёвывая на асфальт пятнадцать минут назад выглотанный кофе вперемешку с остатками вчерашнего ужина.

Ужас наконец берёт верх. Туман захлёстывает, заглатывая, Арсений кидается прямо в него, в ледяную голубоватую мглу. Он не хочет думать о взрыве. Он не хочет вспоминать полгода работы в газете-хронике, пусть выворачивало его только однажды, в тот первый раз. Он видел слишком много трупов. Он видел кровь, мозги и кишки, размазанные по асфальту, по полу, по земле.

Когда кровь натекает на полу в лужу – труп. Смерть. Бесполезное мелькание зелёных халатов «неотложки».

– Твою… Джек! Джек!..

Собственный голос не слышен, он вязнет в тумане. Или дыме. Дым должен свербеть в горле.

Вместо этого он становится гуще и заволакивает всё вокруг. Арсений рвётся сквозь него. Но натыкается на стену. Едва не падает. Сзади обхватывают чьи-то руки, пытаются закрыть глаза.

– Я живой, слышишь?! – неслышно орёт он неизвестно кому, вырываясь из цепкой хватки. – И Джек живой! Это вы сдохли, вы!..

– Выпусти его.

Холодный резкий голос. Приказ.

– Я не сумею удержать, старший.

Второй – старческий, дребезжащий.

– Он не уйдёт.

Снова первый.

Ледяные руки разжимаются.

Туман расступается.

Во взлохмаченные опалённые волосы лидера, слипшиеся от крови, опускаются знакомые крупные пальцы. Мелькает короткий шрам на костяшке. Здоровенный кудрявый призрак в плаще нависает над умирающим.

– Ты! – Едва разжалась ледяная хватка, Арсений кидается к призраку, пытаясь отпихнуть его от истекающего кровью Джека.

– Я не даю ему умереть, – ровно отвечает призрак, даже не размыкая губ, и начинает словно таять – всё прозрачнее и прозрачнее.

Джим вдруг оборачивается прямо к нему, этому прозрачному, и говорит:

– Бери мои.

Кудрявый коротко кивает.

– Моих сил хватит на час. Действуй.

– Джим, не верь этому уроду, он меня чуть не задушил! Он убьёт Джека!

Арсений уже надрывается, не слыша собственного голоса, пытается ухватить призрака и оттащить от Джека, но пальцы проходят сквозь.

Он пытается звать Джима снова и снова. Последователь не слышит.

– Дженни, очнись, – резко приказывает Файрвуд дрожащей рядом девушке. – Подай скальпель.

– Держи, – её опережает Лайза, протягивает доку слабо взблеснувший инструмент. – Джен, ты, может…

– Всё в порядке. – Она встряхивает головой, поспешно собирает волосы. Голос удивительно спокоен. – Джиму нужна моя помощь, я справлюсь.

Арсений хватает воздух раскрытым ртом, не ощущая и не слыша дыхания, но двинуться не может. Всё тело как льдом сковало. Теперь он видит всё с другой стороны и сбоку – словно его подвесили на стену.

Развороченные перила, расколотые вазы, подпалины на стенах, горящие клочки обоев и книг, перевёрнутый стол. Галдящая толпа, собравшаяся у двух выходов.

Билл руководит тушением горящих обоев и ковра, командует, чтобы убрали из прохода упавший шкаф, заставляет двух подпольщиков растянуть у лестницы влажную простыню, чтобы легче было дышать. Резко становится темно – вырубается электричество. Приглушённые ругательства.