– Детская – снова твоя, – Арсень как не заметил паузы в рассуждениях, – библиотека... ну, будем считать, что я угодил в ловушку... Кукловода. Во всех смыслах. И вот опять чердак. Что-то мне кажется, это тенденция. Продолжим так и дальше...

– Не продолжим. – Джек отвернулся.

– Надеюсь. – Арсень поднялся, похлопав себя по карманам, – Ладно, пойду, вы тут и без меня разберётесь. А, да... коробка. Наверняка новые дневники. – Он неловкими скрюченными пальцами вытащил небольшую чёрную коробку и бросил её на покрывало рядом с сумкой младшего.

Джим недобро прищурился, прослеживая взглядом движение его руки. Закрепил бинт и жестом потребовал у Джека показать ему вторую руку.

– Нет уж, Арсень, раз пришёл, я и тебя перевяжу.

Поняв бесплодность попыток размотать на руке брата те лохмотья, которые ещё пытались притворяться бинтами, Джим просто разрезал повязку на тыльной стороне ладони.

– Да в порядке со мной всё. Кровью не истекаю. Может, завтра утром загляну, а?

– Нет. И включи свет, с лампой мне неудобно.

Общее освещение действительно значительно упростило работу. Теперь было гораздо проще отдирать побуревшие от крови слои. Арсень только беспокоил – Джим наблюдал за ним краем глаза, тот хмуро подпирал стенку и как-то очень уж внимательно рассматривал пол.

Решив, что при Джеке разговор начинать не стоит, Джим отлепил от ладони последний слой.

Увиденное чуть не заставило его заскрежетать зубами. Если Арсеня подвиг прийти на перевязку особенно не напрягал, то Джек почему-то этого очень не любил. А Джим и забыл, что его нужно пинать время от времени.

Ладонь – бурая, в тёмных потёках и пятнах, на ранах – ужасающего вида корки.

Когда он бинты менял в последний раз?

Джек, будто прочитав его мысли, смущённо уткнулся взглядом в пол.

– Арсень, – Файрвуд-старший очень старался говорить спокойно, – ты не мог бы периодически выпинывать моего младшего бинты сменить?

– Выпинывать – это мы запросто и с радостью, – с запозданием в пару секунд отозвался Арсень. – Хоть каждый день.

– Вот и верь тебе после этого… – невнятно пробурчал потенциально выпинываемый.

Через несколько минут ладонь Джека была обработана и перевязана. Джим удовлетворённо похлопал по тугой белой повязке и слегка толкнул брата в плечо.

– Освобождай место.

– О, наконец…

Джек тут же поднялся, взял кинутую Арсенем коробку, распечатал, подумав секунду, сунул Джиму пачку дневников вкупе с очередной марионеткой.

– Мемуары маньяка, том шестой. Читайте, комментируйте. А я пойду пока. Арсень, в комнате тебя жду.

Джим проводил брата взглядом. Что-то в поведении Джека было определённо не так, а что – он понять не мог.

Арсень молча сел на освободившееся место и протянул ладони, выведя дока из задумчивости.

– Всё лучше, чем я думал, – Джим, сев поудобнее, разрезал узелок и принялся разматывать бинт. – Дверь тайника открывал Джек?

Арсень отрицательно мотнул головой.

– А похоже. Ты так и будешь отмалчиваться?

– Говорить нечего.

– Ну да, ну да… – Джим спокойно покивал, хотя внутри уже начала подниматься злость, – это я, дурак, не заметил, какой у тебя характер молчаливый.

– Док, ты... – он нервно передёрнул плечами и ожесточённо потёр переносицу костяшкой большого пальца, – с задушевными беседами не по адресу. Устал я сегодня. Вот завтра с утра хоть целый день. Не сегодня. Если не устраивает, я пойду потихоньку, лады?

Джим промолчал, продолжая работать. Обработал и перевязал заново обе ладони, отложил бинт.

– Свободен, – сказал спокойно, выпустив только что перевязанную руку.

– Слово-то какое... многообещающее... свободен. – Арсень, удивительно несвойственно для него дёрнув уголком рта в судорожной попытке улыбнуться, поднялся и подхватил свою сумку. Выронил один раз, сграбастал ремень повторно почти панически, пару раз вхолостую процарапав отросшими ногтями по полу. Наконец, кое-как закинул на плечо и быстро вышел, забыв закрыть дверь.

Джим проводил его ничего не выражающим взглядом.

На душе было гадко.

Будь это брат – он бы жилы из него тянул, но заставил признаться. А Арсень ему кто, чтобы так настаивать?

Выйдя на улицу, Арсений привалился к столбику перил, несколько раз жадно вдохнул сырой воздух. Темнотища. Фонарь не горит. За навесом едва слышно шуршит дождь, в кронах каштанов глухо шумит ветер. В решётке чугунных ворот свистит сквозняк.

На полу сидеть нельзя

Пол холодный

Ну да, пол холодный. Крыльцо. Холодное. Не сядешь, надо стоять на ногах. Зато можно не держаться и не выдавливать из себя слова.

Люди привыкли, что он улыбается. Ну вот и нечего их пугать. Особенно Джима, у него и так жизнь не сахар.

Истериков ему только не хватало на ночь глядя

Давящихся вяками на тему «меня залапал призрак»

То ли воображение, то ли память – живо подкинуло упорно отгоняемую картинку, воскресив ощущение – на горле сжимаются ледяные потусторонние пальцы. Сдавливают. До нутра, до шейных позвонков.

Арсений помотал головой и позволил себе расслабиться. Тут же затрясло. Страшное нервное напряжение, подспудно грызшее уже несколько дней, нашло выход и хлестнуло, затапливая сознание, выхлёстывая вместе с прочей дрянью наружу и сегодняшний ужас.

Соскакиваю с крыльца и с воплем «выпустите» врезаюсь с ворота

Мысли судорожно толклись, давя друг дружку, пришлось высунуться за пределы навеса, под дождь. Холодные капли тяжело шлёпались на голову, растекались по волосам.

Или нет лучше вопить «замуровали демоны»

Мать твою

Он зажал рот рукой, чтобы не заорать, второй вцепился в столбик перил.

Не темноты

Не призраков

Боюсь этих пальцев

Зажмурившись, прикусил губу и полез в сумку. Руки дрожали, пачку найти с первого раза не получилось. А когда вытащил, надо было ещё распечатать. Потом никак не хотела гореть зажигалка, щёлкала, выдавая одиночные, едва заметные искры.

Всё нормально. Просто ночь длинная как не знаю что. Хоть бы она уже закончилась эта чёртова ночь

Синяк на горле ныл. Сигарета дрожала в пальцах, но уронить сейчас было равносильно смерти: погаснет, а вторую он уже не зажжёт, не хватит сил.

Арсений жадно, рвано затянулся, вталкивая в лёгкие табачную горечь. Дважды, едва дав себе время на первый выдох. Терпкий табачный дым заполнил носоглотку, наждаком проехался по горлу. Зато стало легче. Внутри, под рёбрами, стиснуло на пару секунд тяжёлым спазмом, почти судорогой, прошло резким содроганием по животу, зато потом дрожь пошла на убыль, и скоро трясти совсем перестало. Он поёжился от холода.

Всё, успокоился.

Докуривай и баиньки, параноик.

А хорошие сигареты

Вот выберусь…

С сигаретой было покончено в четыре затяжки. Отброшенный окурок мелькнул ярко-оранжевой кометой, прежде чем погаснуть в темноте.

Выберусь – и никогда не буду покупать такие же. А эту пачку сохраню. И буду курить по одной в самые хреновые моменты жизни. Но обязательно вот так – на крыльце, одиноко, в дождь.

Арсений поправил на плече съехавший ремень сумки и, ёжась, вернулся в дом.

Джим проснулся от того, что его трясли за плечо. Аккуратно так, деликатно…

Разлепить глаза получилось сразу, хотя в них тут же заболело так, будто песка насыпали. Джим с силой протёр руками веки и резко сел.

Ударился обо что-то лбом. «Что-то» дёрнулось назад с негромким ругательством.

– О… Арсень… – Последователь от души зевнул, прикрыв рот ладонью. – Что… больше ничего не случилось?

– Нет, Джим, – хмурый и мокрый Арсень откинул с лица прилипшие пряди. Джим нахмурился. – Я извиниться пришёл.

– Мокрый?

– Ну, высушиться я не успел.

– Мне больше интересно, где ты успел намокнуть. – Джим скинул с себя одеяло, привычно нашаривая ногами обувь. Он специально для таких неотложных ночных побудок ставил обувь в одно и то же место. – Я схожу за чаем.

– Угу.

Арсень пошёл за ним. По пути распустил и отжал волосы, после снова собрал их в хвост. Джим не одобрял прогулок по сквознячным коридорам с сырой головой, но ничего не сказал. Вряд ли его молчаливого спутника сейчас это волновало.