– Не надо так смотреть… – попросил он еле слышно и сделал попытку улыбнуться. – Господи, Софи, я опять влип.

Темнота.

– А и впрямь показалось, что Софи… Ну даю, – нахмурившись, Арсений остановил взгляд на забытом «письме». Подумал и заштриховал фон позади фигуры тоненькой девушки. – Если только призрак… Или галлюцинация.

– Чего ты там опять бурчишь? – поинтересовался только что вернувшийся Джек.

– А?.. Да так, ничего.

– Всё, нашёл несколько недостающих деталей, – крыс плюхнулся на кровать. – Сухаря нет?

– Блин, да я как в общаге, – хмыкнув, Перо полез в закрома сундука, где и впрямь была припрятана пара сухарей. – Давай ещё сюда, перевяжу.

– Да ладно…

– Кому ладно, а кому потом кровищу от покрывала отстирывать, – назидательно проговорил Арсений, вытаскивая початый бинт. – Давай быстро, да я буду дорисовывать.

– Чего хоть рисуешь-то? – Джек навис над письмом, разглядывая наброски. – Девушка ничего. А эта морда кто?

– Маньяк. – Арсений, вздохнув, протянул соседу сухарь. – Как видишь, после нервного потрясения я активно сублимирую и борюсь с гипотетическими ночными кошмарами, рисуя своего мучителя.

– Главное, стокгольмский синдром не заработай, – хмыкнул крыс. – А то точно решу, что ты от брата заразился.

– Я не дам тебе заснуть, Перо. Не надейся.

Другая комната. Вместо кровати с балдахином – тяжёлый стол и тёмно-красная обивка диванов.

Ровная огневая боль в правой ладони взрывается ослепительной вспышкой. Остаётся только хрипеть, орать нет сил. Он падает на твёрдый подлокотник кресла, перевешивается через него. Звякнув, натягивается цепь, ошейник сдавливает горло. Кукловод с силой разжимает его скрюченные пальцы, вкладывая в них тяжёлую тёмную кисть, снова сжимает их на лакированной рукояти.

– Давай, Перо, – шепчет, ведя его трясущуюся руку, подсовывает под неё лист.

Хватка нечувствительных пальцев разжимается, кисть падает на пол. По цепи проходит разряд.

– Я попробую обойти нехватку куска, – Джек продемонстрировал неохотно оторвавшемуся от письма Перу схему, которую он чертил второй час подряд. – Если всё же свезёт и соберём чердак – сверим по образцу.

– Да чего показываешь-то? Моих познаний в электронике только и хватит, чтоб на схеме среди всего остального узнать резистор.

– А учиться? Ну ладно, ладно, не грузись. Пойду в библиотеку, может, откопаю чего на тему. Всё ж таки перепроверка…

– Угу.

Арсений возвращается к письму.

– А, ещё, – уже у двери вспоминает Файрвуд. – Дженни теперь всех отлавливает и заставляет делать гирлянды к новому году. Они там весь чердак вверх дном подняли, ищут игрушки на ёлку. Так что лучше на глаза ей не попадайся.

– Понял.

– А ты ёлку-то хоть видел?

– Потом посмотрю, – Арсений махнул на него карандашом. – Иди уже.

«Я некоторое время провалялся без сознания. Кажется, сначала была одна комната, потом другая. Таскал он меня сам. Ничего так физподготовка, а? Рисовать я смог только на третий день, до этого он обрабатывал мои руки. И перематывал сам».

Перед обедом завалилось несколько «правых» подпольщиков – в гости, узнать о состоянии недавней жертвы, рассказать новости и, как оказалось, попробовать заманить его обратно во фракцию. Они, вроде как, и Джека рады были бы вернуть – Билл ни дня спокойной жизни не даёт – да только уже не получится. Но он-то, Перо, не в опале. Наоборот, со вчера, как живым от маньяка вернулся, даже «левые» поговаривают, что надо бы его зазвать в подвал.

– Знаю, зачем я им нужен в подвал, – хмыкнул Арсений, оглядывая по очереди Нэт, Джима-подпольщика, Джулию, Закери и Рича. Кто-то пристроился на тумбочке, кто-то на полу, девушки заняли притащенный Джеком ящик. – Им надо, чтобы я за них испытания проходил, вот и всё. Они ещё дойдут до того, что предложат Джеку вернуться на правах обычного подпольщика. Что касается прохождения испытаний – мы с ним почти наравне.

– А я говорила, – фыркнула Нэт. – Без политики здесь не обошлось.

– Да кто ж с тобой спорил-то… – пробормотал из своего угла Ричард.

– Без неё никогда и нигде не обходится. – Арсений оглядел компашку. – Да ладно, может, мы с лидером и на пару сообразим чего на тему свободы.

Они ещё немного посидели у него – перебрасывались мало значащими фразами. Под конец, когда уходили, Джим-подпольщик, стараясь сделать это незаметно, положил на тумбочку апельсин.

Арсений подумал и припрятал фрукт до вечера – чтобы потом подкинуть Джеку и посмотреть на его реакцию.

– Отдохни, – Кукловод, сделав ему инъекцию обезболивающего, отошёл к столу. Арсений кое-как проглотил гемостимулин и скорчился на диване. У подножия валялись листы с кривыми линиями – плоды его судорожных попыток возить кисточкой по бумаге.

Маньяк долго шуршал чем-то на столе, потом вернулся. Опустился на пол около него. Некоторое время сидел рядом, потом нерешительно протянул руку и взялся за его запястье. Подержал так секунду, выпустил.

– Если ты не можешь работать, я перевяжу, – сказал тихо, принявшись разматывать плотный белоснежный бинт.

Арсений, потихоньку приходя в себя, смотрел, как маньяк обрабатывает и перевязывает его ладони. Неловко, ошибаясь и постоянно делая ещё больнее, чем было. В проясняющемся сознании всплыло воспоминание – он по заказу одного художника проводил фотосессию под рабочим названием «слепые эмоции». Художнику было нужно нечто на тему ощущения слепыми людьми реальности. После изрядной ломки головы были приглашены две модели и отснят большой старинный дом с заваленным чердаком. Арсений, за отдельную, правда, плату, попросил девушек два часа до съёмки посидеть с завязанными глазами. Обе друг о друге не знали. По истечении двух часов он снял повязки, но запретил открывать глаза, и завёл на большой чердак сначала одну, потом вторую. На чердаке были навалены во множестве разные вещи – вроде скульптур, мешков с хламом, старых рам, ящиков, старинных предметов мебели, одежды, игрушек. Некоторые были мокрыми, другие покрыты лаком, на третьи он налил сироп, на какие-то была приклеена наждачка. Он сказал девушкам просто осторожно, желательно не падая, исследовать комнату минут пять-семь, пока он приготовит свет и сделает несколько пробных снимков. Справились они замечательно – не ощущая себя под прицелом объектива, щупали предметы, о назначении которых не догадывались, а он бесшумно ходил вокруг и фотографировал их эмоции, проявляющиеся от соприкосновения с теми или иными поверхностями и попыток угадать, что именно оказалось под ладонями. Самое интересное было, когда они наткнулись друг на друга. К тому времени, как, по их мнению, должна была начаться сама фотосессия, работа уже была окончена. Художник остался в восторге, но суть не в этом.

Кукловод сейчас напоминал этих девочек с закрытыми глазами, которые в первые секунды, наткнувшись на какой-нибудь странный предмет, отдёргивали руки, затем с недоверием, осторожно, касались снова и, наконец, принимались настороженно ощупывать.

Только у маньяка было ещё и желание касаться. Желание и… страх.

– Ты будешь рисовать, Перо… – голос Кукловода дрожит. Может, дрожит он сам. Пальцы – кажется? – благоговейно скользят по запястью, касаются забинтованной кисти, слегка надавливают на плотные белые витки на ладони. Слабая вспышка боли. – Будешь?..

Тебе нужно было, чтобы кто-то признал тебя, а не его. Ты сам мог хоть сколько нарисовать своих портретов – художник… И неизрезанными руками. Но почему именно я? Разве ты не мог найти любого профессионального художника, притащить в особняк, заставить работать…

– Арсень… – Дженни, дождавшись кивка, проскользнула в комнату и устроилась на краешке кровати. – Тут такое дело… Ты извини, конечно… Когда ещё тебя не было, Райан вдруг решил передо мной извиниться за то, что тогда ударил дверью… Он не специально, конечно, но… Да что же это! – девушка всплеснула руками. – Я тебе о том, что его «подарком» – она тщательно закавычила это слово, – оказалась флэшка с программой. Она для слежения за людьми – даёшь фотографию, и…