– Это не шутки, и я не вру. Просто послушай.

Джим развернулся к нему – губы плотно сжаты, глаза непроницаемо-тёмные.

– Мы догуливаем последние дни. – Арсений перестал подпирать спиной дверь и тоже выпрямился. – Джон мне сказал сам – он уступает тело Кукловоду.

Проняло

Джим судорожно втянул в себя воздух. Руки, до этого сложенные на груди, упали вниз.

Кажется, даже немного побледнел. Не разберёшь – и так бледный до ужаса.

– Это очень, очень плохо, – проговорил последователь очень тихо и чётко. – Он сказал, почему?

– Да, – Арсений, нахмурившись, привалился обратно к дверному косяку. – Сказал, Кукловод «более достоин» занимать тело, потому он отходит в сторону. Предупредил, что нас ожидают не лучшие времена. Думаю, это у него такая интеллигентная альтернатива выражению «вам пиздец, ребятки».

– Это ты очень хорошо сказал… Нам – полный пиздец.

Джим подошёл к Арсению и привалился к стене, плечом к плечу.

– Мне пора, док. – Арсений попинал боковину левого кроссовка носком правого и обернулся на него. – Собрание нашей с Джеком мини-фракции. Вечером постараюсь слинять к тебе, но обещать ничего не могу.

– Насколько я знаю Джека, ты ко мне ещё долго не «слиняешь» – Джим опустил голову и посторонился. – Расскажешь мне потом, как всё на самом деле было?

– Я рассказал почти всю правду, – Арсений отлепился от стенки и уже взялся за дверную ручку. – А так – у меня выбора нет. Жди после одиннадцати.

Не оборачиваясь, он выскользнул из ванной. Коридор, по счастью, был пуст.

Испытания проходить Джим ему строго-настрого запретил, поэтому с вечера Арсений рисовал наброски будущей картины. Идея пришла ему ещё в гостях у маньяка. Когда он, скорчившись от боли, лежал на диване, свесив с края подушки горящие огнём руки. Ждал, пока подействует обезболивающее, вколотое Кукловодом напрямую в кровавую кашу его ладоней, и вдруг в полубреду подумал, что если выберется, до сбора бомбы и свободы останется всего ничего. Они выйдут из особняка и разойдутся в разные стороны. Останутся одни воспоминания. Это неплохо, конечно, но хотелось что-то подарить. Не на память, нет, вещи ради вещей он никогда не признавал. Просто что-то, что выражало бы его отношение.

Тогда-то в свихивающемся от боли сознании и нарисовалась мысль – написать для Дженни тот самый пахнущий солнцем пряный хмель, только уже в цвете. Чтобы и солнце, и зелёные колючие листья, и светло-зелёные шишки, а не то жалкое подобие, накаляканное на её двери синей тушью.

Благодаря Кукловоду у него имелся приличный запас масляных красок, холста и бумаги. Теперь вот в углу на стуле стоит натянутый и загрунтованный холст, просыхая, сбоку, на полу и кровати, разложены приблизительные наброски композиции, в другом углу, на своём ящике, шебуршит среди деталей задумавший что-то Джек…

Отвлёкся я.

Опущенная в воду кисточка приятно булькнула, с лёгким звоном задела край стеклянной банки.

Подпольщик постучал ей о банку, сбивая лишние капли, помотал головой и вернулся к размытию этюда, выполненного акварельными карандашами. Они хорошо позволяли прикинуть соотношение цветов в будущей картине. Кисть прошлась по зелёным штрихам, отчёркнутым густой тёмной тенью, сливая границы.

Или хватит

– Сколько там уже? – Он зевнул, отложил альбом и потянулся. Крыс оторвался от ковыряния в очередном притащенном откуда-то старом приборе и глянул на наручные часы.

– Половина одиннадцатого.

– Твою налево, – Арсений недовольно выдохнул и хлопнул себя по лбу. – Мне ж Джим сказал явиться вечером. Хочет меня прогнать на парочке психологических тестов – вроде как на предмет адекватности.

– Боится, что ты мозгами у маньяка поехал? – крыс хмыкнул. – И на сколько это затянется?

– Знаешь, твой брат – человек обстоятельный, – зам с тяжким вздохом поднялся с кровати. – Понятия не имею. Ну а вдруг выяснится, что я неадекватный псих, и со мной в одной комнате находиться нельзя?

– Ладно, вали уже, – Джек отмахнулся от него плоскогубцами.

– Только не вздумай свою эту сигнализацию опять настроить, – предупредил Арсений уже в дверях. – И если соберёшься дрыхнуть – делай это не на всю кровать.

Судя по шебуршанию и тихой ругани, его не слушали.

Арсений только головой покачал. Кажется, теперь маленькая чердачная комната больше не принадлежала ему одному.

Джим даже не думал ждать Перо всея особняка. Он хорошо знал характер своего младшего брата и достаточно адекватно оценивал сложившуюся ситуацию, чтобы понимать – если Джек Арсеня сейчас от себя отпустит, то только в туалет и ненадолго.

Поэтому последователь читал. Загнал поглубже желание увидеть Арсеня, пусть даже ненадолго, решительно пресекал мысли о руках и горячем члене подпольщика.

Последнее удавалось особенно плохо ровно с того момента, как они соприкоснулись плечами в ванной.

Совсем не удавалось, если быть точнее. Ни Фрейд, ни Юнг с их обворожительными концепциями не желали втискиваться в голову, плясали только буквами перед глазами. Концепция либидо, концепция мортидо – чушь.

Джим откинулся на спинку стула.

Сделал глубокий вдох.

А стоило зажмуриться, как перед глазами вставали картинки содержания, мягко говоря, фривольного. Это не очень нравилось самому Джиму, но крайне нравилось определённой части его тела.

Стоит. Как часовой. Голову вытягивает.

Закусив губу, док осторожно прикоснулся к твёрдому бугорку в области паха.

Ну ещё бы

– В гроб меня загонишь, охальник, – Джим со вздохом отложил книгу. Рука сама собой потянулась к пуговице на поясе. – Тридцать лет, всё как… ох… – Ладонь крепко обхватила ствол, поэтому договорить получилось только шёпотом, – подросток…

Член был не против, дескать, называй меня, как угодно, только рукой двигай.

Увлёкшись процессом, Джим не услышал ни шагов в коридоре, ни скрипа открываемой двери.

– А… Это самое… мне, может, выйти? – насмешливо поинтересовались от двери.

Джим приоткрыл глаза, бросил взгляд на зашедшего Арсеня и слегка покачал головой.

– Ни в коем… случае...

– А я был приятно удивлён…

Арсений, тяжело дыша, отвалился от Джима и плюхнулся рядом. Помолчал секунду и начал безудержно смеяться.

– Чем?

– Тем… – новый приступ смеха, – как… фу ты господи… как ты меня встретил. А вот… вот если бы… если б не я зашёл?

– Не ты б зашёл, не ты б и вышел, – логично заключил Джим и повернулся на бок, лицом к всё ещё хохочущему подпольщику. – Но вообще, мне тоже понравилось.

– А уж как мне… да. – Арсень внезапно перестал смеяться и хитро прищурился. – А ты вот в курсе, что в это время я у тебя должен проходить тесты на психическую адекватность после встречи с маньяком?.. Такие скучные, нудные и длинные, что я страшно не хотел на них идти.

– Могу приготовить, – Джим пожал плечом, разглядывая лежащего рядом сквозь полуопущенные веки. Свободная – на которую он не опирался – рука легла на грудь подпольщика и начала медленно поглаживать. – Но я отчего-то уверен, что тебе это без надобности. Ты полностью адекватен.

– Вот-вот! Я сама адекватность… – Арсень смотрел куда-то ему за спину. Потянулся вдруг, нависнув, протянул через него руку. Секунду спустя на кровать между ними плюхнулся тяжёлый матерчатый футляр чёрного цвета. – И сейчас сама адекватность сделает то, что у него по жизни получается лучше всего… – на свет из футляра появился массивный корпус фотоаппарата. Арсень в два щелчка пристегнул к корпусу объектив, огладил верхнюю панель, нажал на пару кнопок. То, с какой почти любовной нежностью двигались пальцы подпольщика, выдавало его привязанность к этой вещи. Впрочем, уже через мгновение он резко сел, вскинул фотоаппарат к лицу, снял заглушку с объектива и сильно прищурил левый глаз. Пальцы в это время выполняли магический танец с кнопками настроек, настраивали резкость по кольцу на объективе.

– Боги, Джим, я и не думал… В видоискатель ты ещё офигеннее, – яростно выдохнул подпольщик, опуская тяжеленный агрегат. Взгляд у него был полубезумный. – Не хочешь мне спозировать на пару кадров?