Его дух и его тело если не едины, то точно действуют как хорошо слаженная команда.

Потрясающе…

С огромным трудом Кукловод заставляет себя оторваться от Арсеня. У него мало времени, нельзя оставлять мониторы без надзора более чем на час.

А ещё привести в порядок мысли и дыхание.

Раз-два-три… – мысленно до двадцати, вдох, и – работать.

2:00 PM

Циферблат часов мерно отсчитывает секунды под невидящим взглядом.

Зачем я это сделал? Я – позволил.

Десять… уже одиннадцать секунд.

Тик-так.

Если быть откровенным – меня и не спросили. Меня поставили перед фактом. Вот я – сижу в старом кабинете, там, выше – мониторы, в спальне... лежащий Арсень. В комнате матери.

Пальцы правой руки отстукивают ритм, ровный, в такт тиканью. Это непроизвольно.

Повернуть голову – к настенной картине, где изображена повозка с лошадьми.

Отец никогда не пускал меня за свой рабочий стол. Я мог только сидеть на диване и наблюдать. Он вообще был щепетилен по отношению к вещам и их принадлежности.

Арсень – в спальне Кэт.

Его бы обратно утащить, да Он разозлится, снова заберёт. Да и зачем утаскивать? Смысла нет.

Я успокаиваю себя?

Как же я устал…

12:20 PM

Пленник без сознания.

Загоняли.

Замучили.

Как смели?

Было у них право?!

Медленный вдох через нос, глубокий выдох. Раздражает, но ничего не попишешь – сейчас нельзя терять самоконтроль как никогда.

Арсень спит. Приходил в сознание пару раз, пил, отрубался.

– Ар-се-ний… – чужие буквосочетания неудобно выталкиваются языком изо рта.

Но в паспорте так и написано. Ar-se-ny. Как же хочется называть его правильно, его настоящим именем, но буквы – чувствуется – не те, акцент не тот.

Бесполезно.

Перо – имя услышал – повернулся, выдохнул что-то невнятное. Быстро-быстро: вскочить – на полу сидел – замереть рядом, прислушиваясь, но нет.

Уже замер.

Сколько ещё так будет?

И Джон скоро выйдет. Надо выпустить. Дальше его держать – себе дороже.

Хотя он ослабел…

Наклониться к Арсеню ближе…

Ближе…

Дыхание прослушивается с трудом, слишком истощён, слишком обессилен. Его руки пахнут кровью, слегка – мазью дока. Когда Кукловод только принёс его сюда – не удержался, исследовал всего.

Слишком долго ждал, слишком долго. Желал получить, привязать, присвоить, и вот – получил. Принёс, свалил на кровать, а после – трогал: руками, взглядом, вдыхал его, пил – жадно, захлёбываясь, пил его запах, тепло, присутствие.

Как с водой в жару – чем больше пьёшь, тем больше хочется.

Та пара минут, когда Джек выбежал из библиотеки, оставив товарища одного, была подарком свыше. Кукловод, осознав возможность, будто выпал из реальности, а когда очнулся – уже нёс бессознательное тело сюда по закрытой части коридора. Нёс, не чуя тяжести – да и Арсень похудел изрядно – а сердце колотилось как бешеное. Лицо горело, грудную клетку сжимало почти спазматически. Его, Кукловода – сердце, лицо, грудь, потому что Джон не способен испытывать подобное.

3:10 PM

Это спальня матери?

Джон растерянно осмотрелся. Он не заходил сюда довольно давно, чертежи спальни как испытательной комнаты были готовы пока только набросками и он довольствовался записями с камер.

Давно не заходил.

Это не может быть её спальней. Кэт никогда не допустила бы… когда она приезжала, она постоянно что-то меняла в своей комнате. Не выносила однообразия. Каждый раз часами убеждала Уильяма, что очередной ковёр-стол-тумбочка ей просто необходимы. Выдумывала псевдоразумные объяснения, а на самом деле, падкая как сорока на модные вещи, просто хотела новизны.

Джон кинул взгляд на лежащего на кровати Арсеня. Покачал головой.

Худой.

Бледный. Щёки впали, под глазами – синеватые тени.

Или серые больше?

Губы на лице не выделяются.

Трупы и то посимпатичнее бывают.

Нечего тут больше делать. И приходить-то не стоило.

3:20 PM

Кукловода колотило. Один за другим исчирканные идеями новых режимов и ловушек черновики рвались, сминались и выкидывались по направлению к урне.

На секунду всего секунду увидев Арсеня глазами Джона, он понял, насколько пленник истощён.

А всё они.

Они!

Марионетки!

Чёртовы марионетки, привыкшие бороться за свободу чужими руками!

Руки лихорадочно чертят на листке верёвочную петлю, конец которой уходит под шкаф, к механизму. Марионетка запинается, её ногу стягивает, и тащит к стене. Очень-очень быстро. Это и шок, и растяжение, и об стену приложить может…

Два предыдущих плана: иголки со слабым ядом в обивке мебели и те же иголки, выстреливаемые из замаскированных дырочек в стене, уже отлетели измятыми к урне.

Джон, видите ли, не желает.

Не хочет.

Арсеня чуть не загнали до смерти, а Джон, сын суки и верблюда, совершенно не желает мести.

Он-не-желает. Намерение ясное. Никакой платы за то, что Арсень…

Не сдерживая отчаянного рыка, Кукловод яростно рвёт очередной план.

Очередной листок – выдернут из отработанных Джоновых набросков – пригвождается к столешнице острым кончиком грифеля, и Кукловод замирает.

На листке картинки нет. На остальных – смазанные наброски тюрьмы, побега, раз несколько могила Кэт, а тут – нет картинки. Два слова, жирно, на всю страницу.

– Хочу уйти, – читает вслух, и, не веря, по слогам, – хо-чу-уй-ти.

Да, ради такого стоит подождать

И не мстить стоит

Кукловод откидывается на спинке стула.

Он смеётся.

2:50 PM

Если бороться с Кукловодом, если выиграть – то что? Снова – сны? Назойливый шёпот в ушах – отзвуки прошлого, голоса умерших тут людей. Джон смотрел в их мёртвые глаза тогда, он продолжал смотреть в них и сейчас. Видел помутневшие радужки каждого.

Здесь каждая стена пропитана их смертями, в каждую ручку двери вместе с кровью всосана частичка их души. Иногда они приходят – во сне, а в последнее время и просто, когда закроешь глаза. Смотрят, шепчут, силятся дотянуться до сердца осклизлыми пальцами.

Им не нужна жизнь Джона. Она не вернёт им собственную. Им не нужна месть. Они просто хотят ощутить тёплую, живую кровь на своих ладонях.

Джон думал о самоубийстве. Но не захотел пополнить их голодные ряды, чтобы смотреть в души живым пустыми глазницами.

А если жить – зачем? Он отомстил за мать ещё в первом акте. Кто-то из умерших там точно был её убийцей, все факты указывали на это. И ему больше нечего тут делать. Кукловод и то более жив, чем он – с целью, с желаниями, со своим неутолимым голодом. Пусть боль, пусть ярость, что угодно – эти чувства делают его живым.

Джон если и жив, то по инерции.

Рука выводит на очередном листке набросок. Пустые глаза. Это была девушка, циркачка. Когда Джон забирал её ещё тёплое тело из комнаты, он даже не стал закрывать ей глаза.

Тогда ему казалось, что так он подарит ей несколько мгновений на свободе, вне особняка. Перед тем, как класть в яму.

А я хочу уйти.

Я уже ушёл, живу в прошлом, а настоящее проносится мимо смазанными снами. В ней – повзрослевшая Джейн, сумасшедшие Файрвуды и белобрысое Перо, которое почему-то бесконечно нравится Кукловоду. И он – Кукловод – правит в этой реальности.

Здесь никому не нужен последний отпрыск семьи Фоллов.

Хочу уйти.

Рука размашисто пишет это на очередном листке. Пишет, а после – жирно обводит каждую букву.

Хочу уйти.

Пусть даже в посмертии он вечно стоит на коленях перед могилой матери. Пусть смотрит в глаза девушки, мельком, урывками, пока копает ей могилу. Тогда он ещё хоть чего-то хотел.

Комментарий к 14 декабря В Англии используется 12-ти часовой формат времени. Полдень обозначается как “12:00 pm” – “12 после полудня”, а далее нумерация соответствует обычному счёту: 13:00 – 1pm, 14:00 – 2:00pm, и т.д.

====== 17 – 18 декабря ======

Ошейник натянулся сильнее. Металлическая полоса, спрятанная под слоем мягкого материала, впилась в кожу. Подсунутая под ремень ложка вдавилась черенком в позвоночник и начала гнуться.