– И бутербродиками Дженни всегда угостит, – из пледа на последователя смотрели наглющие, разве что не мерцающие, как у кота, глаза. Лицо худое, измождённое, под глазами тени, и всё одно – наглющие. – С корнишончиками там…

– Корнишоны закончились, – парировал Джим, – ты мне сам говорил.

– Ну, мало ли… – пледовый комок поёрзал и стянулся поплотнее, – ты всё же поищи. Может я недоглядел, понимаешь ли…

– Арсень, я сделаю тебе бутерброды, – Джим понял, что если не прервать разбухтевшегося парня, подпледовый монолог затянется, – но ещё одно поручение, и вместо них получишь овсянку.

Кокон настороженно затих.

– Молчу, – заверили оттуда через секунду. – Лежу и молчу. А ты ещё здесь?

– Нет, я уже там. – Опыт подсказывал, что подобные фразы лучше без ответа не оставлять. А то совсем обнаглеет.

Через десять минут донельзя довольный Арсень уже жевал бутерброд, нежно прикусывал последний корнишон (нашёлся в самой глуби холодильника) и шумно хлебал горячий чай.

– А кетчуп намазал непрофессионально, без души, – прочавкал под конец трапезы, когда Джим уже снова ушёл в перечитывание записей. – У меня лучше получается.

– Так сам бы и делал.

– Я больной! – Возмущение в духе оскорблённой невинности. А если на него сейчас обернуться, как пить дать, глаза всё такие же хитрые.

– Арсень, путь в мою комнату проходит очень близко от кухни. Или ты тайными дорогами?

– Я ползком… – сообщили позади хриплым трагичным шёпотом. – Ну что это такое? Может же заслуженное Перо особняка отдохнуть вечерок, а, док? Сам мне отдых прописывал, между прочим.

– Прописывал. А ты отбрыкивался всеми руками и ногами. – Джим вздохнул и добавил, помолчав, – принести грелку? Я видел где-то в ванной.

Ну да, при переутомлении, кровопотере, да ещё и с такими ранами должно неслабо морозить. А уж учитывая, что психологически Арсень тоже переутомился изрядно…

Глубокий вздох. Судя по шуршанию, Арсень зачем-то скинул с себя одеяло, в которое до этого так старательно кутался.

– Ты до сих пор не осознал всей глубины моего падения. Я наглею, Джеймс Файрвуд. Я страшно, чудовищно наглею, как только может уставшее больное Перо. Обычная грелка меня не устроит. Ну, до сих пор не понял?

Внутренности как будто кипятком обдало. Джим медленно поднял на него взгляд – Арсень сидел не совсем без пледов, один был слегка накинут на плечи, пальцы стягивают края.

– Арсень, ты переутомлён и обескровлен. О состоянии твоих ладоней я и вовсе молчу.

Джим поймал себя на том, что вот говорит о переутомлении Арсеня, а глаза сами собой прослеживают держащие плед пальцы. Без пятен крови, оттеняемые белоснежными бинтами, каждую костяшку видно. И в паху подозрительно потеплело.

Ну что я за животное? – почти тоскливо.

– Так а я тебе о чём? – из голоса подпольщика враз исчезла вся игривая наглость. Он шмыгнул носом, сильнее стянул края пледа и слегка виновато посмотрел на хозяина комнаты. – Мёрзну я, Джим. Чертовски. Потому и пришёл – уснуть не могу. Когда с кем-то спишь, всегда теплее, вот я и поплёлся к тебе наглеть. До завтра не высплюсь – кранты, работа полетит, усну посреди какой-нибудь комнаты стоя, как неудачная пародия на лошадь.

Точно животное…

Но, как ни странно, стало намного легче. Накатившее было возбуждение само собой утихло.

– Хорошо, только разденься, – Джим отложил бумаги и стянул безрукавку через голову.

За забитым окном ветер взвыл как-то уж совсем тоскливо. Подпольщик поёжился, тихо выругался на иностранном и принялся за расстёгивание джинсов.

Дело шло туго. Видимо, его пальцы стремились к дендроморфному состоянию. Джим с минуту смотрел на его мучения, потом смилостивился.

– Подожди, – сел рядом, так и не дорасстегнув собственную рубашку, – дай я.

– Накормил, напоил и спать укладываешь, – хмыкнул тот, убирая руки от ширинки. – Ты не баба Яга? А то мне банька не помешала бы.

– Та страшная колдунья из русских лесов? – Джим читал про неё в хрестоматии сказок, в детстве. Не впечатлило. Разве что ведро, в котором она летала, заинтересовало.

– Что-то вроде, – Арсень отмахнулся. – Правда, некоторых она съедала, а некоторых… ну, вроде как достойных, отпускала с мудрым советом. Чем не Кукловод, а? В идеальном, так сказать, варианте.

– Похоже. – Джим отщёлкнул заклёпку, расстегнул ширинку и потянул джинсы подпольщика вниз. Чтобы доку было удобнее, тому пришлось откинуться на спину, опереться на локти – на ладони не получилось бы – и приподнять таз. – Если опустить каннибализм. Вот уж чего не понимаю, если убивала она только недостойных, зачем их было есть? Вот если ешь достойного… – стянутые джинсы он автоматически аккуратно сложил и положил на тумбочку и принялся за стягивание толстовки. Это тоже вряд ли было бы удобно самому Арсеню. – Согласно мифологическому сознанию, съесть достойного значило взять себе толику его хороших качеств. А недостойного зачем?

– А чтоб окружающее пространство не засорял. Наверное, старуха придерживалась радикально-гуманистических идей… П-принцип меньшего зла, если проще. Ну вот, теперь плед… – Арсень, дрожа, торопливо натянул на себя покрывало и продолжил уже под лёгкий стук зубов, – вот же ч-чёрт, да чего ж так холодно-то?.. В-всё, дальнейшие дискуссии о мифических созданиях – т-только под одеялом…

– Никаких дискуссий, только крепкий и здоровый сон. – Джим скользнул под одеяло и осторожно обнял совсем замёрзшего подпольщика. Кожа того и вправду была чуть ли не холоднее комнатной температуры. – Спи. Тебе и утром желательно встать чуть позже, чем обычно.

– Посмотрим… – Арсень вжался щекой в подушку и забормотал, – Ну вот, наконец-то тепло… С меня причитается. Найдём твой паровоз, обязательно… и не только его… я тебе весь дом взрою, как бешеный крот…

– Кстати, Арсень, – Джим неудержимо зевнул, только сейчас понимая, насколько хотел спать до этого. Рука, обнимающая подпольщика, автоматически дёрнулась ко рту, – как твоя фамилия?

– Да смысл… давай так, пока мы в особняке, у меня фамилии нет.

– Нечестно. – В сон клонило ужасно, последние фразы были уж совсем смазанные. – Ты мою знаешь. Джеймс Файрвуд, Джеймс Файрвуд… нечестно…

Утром Джим проснулся как обычно, ещё до восьми.

Арсеня уже не было.

====== 7 декабря ======

– И вот, я попыталась выманить его с чердака, пригласила выпить чаю – да и просто хотела хоть чем-то накормить, а то он на своём чердаке вообще не понять чем питается, – рассказывала Дженни, в клубах пара и клокотании кипящих кастрюль хлопоча над плитой шесть утра откуда только энергия берётся, – а Зак в это время должен был обыскать чердак – мало ли, от этого люка должны быть хоть какие-то ключи…

Арсений ел вчерашний рис и слушал в пол-уха. И так понятно, что попытки выследить таинственного хвостатого провалились – иначе кухонная фея сейчас порхала бы от воодушевления. Он ткнул ложкой в самую сердцевину риса, смутно надеясь на подлив. Надежды не оправдались.

– А потом он разговаривал с Тэн в детской, – Дженни захлопнула ворчащую кастрюлю крышкой и повернулась к нему, огладив фартук. – Тихо-тихо, мы еле подкрались и подслушали у двери. Они о какой-то обезьяне говорили, которой не хватило бы мозгов, и несколько раз «он не пустил», но «он» – наверно Кукловод? Кукловод кого-то не пустил в дом…

– И он даже не хамил? – Арсений отложил ложку. Всё равно еда в горло не лезла.

– Кукловод?..

– Райан. Разговаривал с Тэн и не нахамил ни разу?

Дженни покачала головой.

– Нет, они очень тихо говорили… Потом мы, кажется, повели себя неосторожно, он резко распахнул дверь, и… – она с виноватым видом потёрла лоб. Арсений только сейчас понял, что там красуется лейкопластырь. – Получилось, что я не успела отдёрнуться… Ужасно болит. И мне стыдно, всё-таки мы подслушивали. Зак так рассердился на Райана, начал обзываться, а я испугалась, мало ли, на что этот тип способен, он таким страшным кажется… Но нет, Райану хоть бы что, даже внимания не обратил… Сказал, что мы стадо баранов и чтобы больше даже не пытались подслушивать…