Грязь.

Грязь.

Влажными комьями падает из моей руки. Перед глазами – белый могильный камень, и я падаю на колени. Снова душно, но теперь меня душат рыдания.

Не успел.

Не смог.

Стремился на свободу к ней – и не успел.

– Прости меня, мама…

Джим расположился в библиотеке. Сегодня к нему подошли все последователи, начиная с обеда, где Маргарет, отводя глаза в сторону, отозвала его в угол.

– Джим, я… что бы между нами ни было, но я не хочу идти за Алисой. Я пойду за тобой.

Он крепко обнял девушку и поблагодарил. От всего сердца, чтоб и без того настрадавшаяся из-за него последовательница почувствовала, как для него важны её слова.

Тогда он решил, что раз уж довольно скромная Марго решилась на подобное «признание», то за остальными дело не станет. И действительно, один за другим, до установленного срока собрания почти все подошли к нему и изъявили желание присоединиться к работе. Не подходила Лайза, это ей и незачем, она ему утром под дверью оставила шкатулку с газетными вырезками и стопку подобранной им в библиотеке литературы.

Не подходил Энди – забыл, скорее всего.

Джим подозревал, что люди просто хотят получить задания до срока, чтобы не сталкиваться с Алисой и не заявлять о своём решении при ней. Трусовато, но их можно понять, Джим и сам бы не хотел связываться с этой фурией.

А потом она подошла сама. Посмотрела по-особенному, очень внимательно, сказала, что он достоин вести фракцию и попросила материалы, о которых он говорил. Даже жалко было ей отказывать.

– Не можешь, – взгляд Алисы стал ещё внимательнее, а после – удивительно – она понимающе кивнула. – Хорошо. Тогда я готова выслушать твои предложения. Что мне делать?

Пришлось признаться – здания с прошлого раза не особенно изменились. Газеты, прошлое дома. Хотя склеенную семейную фотографию он ей отдал. Сама попросила.

И вот теперь – библиотека. Едва дождался, пока под вечер в комнате никого не останется.

42 страницы – один дневник, 20 – начало второго. Достаточно зацепок.

Дверь закрыта. Испытание начато.

Джим поднял лицо к камере, равнодушно мигающей красным огоньком.

– Я хочу поговорить с тобой, Кукловод, – начал он. – Ты не можешь отмалчиваться вечно.

– Джим Файрвуд, надоедливость – ваша с братом фамильная особенность? – Устало-хриплый голос. – У меня нет настроения для философских бесед.

Озноб. Температура. Насморк, от которого помогают только самые сильные капли, но после из носа течёт и течёт, только успевай дёргать из пачки салфетки.

А теперь вот Джим, всерьёз настроившийся залезть к нему в душу.

Джон недовольно заёрзал в стуле, стараясь поудобнее завернуться в плед.

Когда Кукловод понял, что предотвратить болезнь не сможет, он резво забился поглубже, оставив Джона самого разгребать последствия его а) – недосыпа, б) – переутомления, и в) – ночных прогулок с мокрыми волосами.

Может, он просто не знал, что так нельзя?

А утром, за полчаса перед будильником, Джон проснулся от одного из своих самых постоянных кошмаров. Сначала побег из тюрьмы, страх, ожидание погони, а потом – могила матери и полная безнадёги неизвестность перед самым его носом.

Кошмар преследовал его давно, с самого Первого акта. И порядком измучил.

– Ты отказываешь ученику в уроке? – насмешливый, слегка искажённый системой передачи голос Джима.

Сначала предыдущие уроки усвой, – пронеслось в голове чрезвычайно язвительным тоном, но озвучивать мысль Джон не стал. Вместо этого поинтересовался:

– Тебе потребовались уроки? После такого перерыва? Сомневаюсь, что тебе нужен урок, Джим Файрвуд. Скорее, тебе не терпится разузнать побольше обо мне.

Свербит в носу. Проклятие. И не помогает ни медленный выдох, ни поднесённый к носу палец.

Кое-как успев выключить микрофон, Джон оглушительно чихает.

– Ты мне действительно очень интересен, – док не спорит, но головой качает отрицательно. – И я хочу помочь тебе. Ты же не просто так собрал нас здесь. Желаешь научить, в то время как мог просто убить или заставить убивать друг друга…

Ну почему, почему он не последует примеру брата? Вот Джек – считает Кукловода маньяком и не ищет никаких подводных течений. И за свободу борется.

Хотя, двух Джеков Файрвудов особняк не выдержал бы.

Джон вытирает нос тысячной по счёту салфеткой и включает микрофон.

– Я – не консервная банка, Джим. Не надо меня вскрывать.

Как там обычно Кукловод общается?

Совсем не соображаю…

– Борись за свободу, Джим. Или ты решил променять её на примочки обездоленным?

Вот, вроде, как надо

– Я помогаю тем, кому это нужно, – спокойно возражает тот. Вот и поспорь с ним, со здоровым, когда собственный мозг превратился в кипящую кашицу.

Начну обливаться

– Твоя помощь, Джим, превращает их в бесполезные ошмётки мяса.

Ошмётки?

Я сказал – ошмётки?

– Хорошо, о чём ты хотел поговорить?

– О тебе, – Файрвуд откликнулся с готовностью. – О твоей семье, твоём прошлом.

– Спрашивай.

Что угодно, только не говорить самому.

– У всех есть семья. Какая была у тебя? Мать, отец, брат?

Мать, отец, брат

– Самая обычная семья. – Глаза слезятся и голос гнусавый. Скорее бы договорить. – Спрашивай дальше.

– И ты, думаю, очень любил их. Все дети любят родителей.

– Я любил родителей, Джим Файрвуд. Ты не мог бы спрашивать по существу?

Да когда же это закончится?

В носу снова засвербело – неожиданно, резко, и Джон нажал кнопку отключения микрофона одновременно с оглушительным чихом.

Замер.

Успел?

– Жаропонижающее, капли в нос, если нет температуры – грелка на ночь, и в любом случае – много жидкости. Тёплая вода с лимоном и солью, на крайний случай чай, – Джим на экране снова поднял голову к камере. – Это никуда не годится.

Даже голос изменился.

Вот же… маньяк.

– О чём ты… – начал Джон, но сообразил, что забыл включить микрофон. Прокашлялся. Включил. – О чём ты?

– Говоришь «в нос», – Джим начал загибать пальцы, – немного замедленно и тихо. Я слышал чих. Твои ответы запаздывают. Налицо запущенный насморк…

– Да что ты себе позволяешь?!

– … грозящий перетечь в гайморит, – Джим как не слышал. – Поверь мне, это очень опасно.

– Джим Файрвуд!!!

Джим затих. Как будто осознал, что перешёл дозволенные рамки. И Джон уже хотел закончить разговор, но…

– Неплохие рекомендации, – вырвалось против его воли.

В этот раз Кукловод даже не стал завладевать сознанием. Пробрался мимо воспалённого болезнью мозга, воспользовался тем, что Джон отвлёкся на Джима, потерял контроль, и перехватил ниточки, управляющие телом.

– Похвальная забота об учителе, Джеймс Файрвуд, – продолжало тело вкрадчиво. Как Джон ни силился, перехватить контроль обратно не получалось.

Неужели он настолько запустил ситуацию?

Лучше бы гайморит…

– Подойди к шкафу, Джим.

Пусти меня!

Пусти!

Это моё тело!!!

– Подойди к шкафу, и возьми, то, что там лежит, – уже с большим нажимом, – не заставляй меня ждать.

Нет!

Не подходи!

Рука тем временем набрала комбинацию на клавиатуре. Код набирался всего раз за этот акт.

Неужели Джим не слышит скрип половиц? Пусть тихий, но всё же!

Моё!

Тело!

Бешеным рывком – откуда только силы взялись – Джон вытолкнул успевшего рявкнуть в микрофон «Быстро!» Кукловода.

Теперь поздно останавливать. Оставалось только наблюдать, как доктор медленно, прислушиваясь к динамикам, идёт прямиком в расставленную ловушку.

Хлопанье распахнутой двери – и Джек торпедой врезается в брата, отталкивая от шкафа. Следом, явно отставая в скорости, забегает Арсень.

– Похоже, опять брат спас брата. Только теперь вы поменялись ролями… – Джон очень надеялся, что в его голосе больше не слышно болезни. И облегчения.

Джек насуплено грозит кулаком в камеру, за его спиной переглядываются его зам с его же старшим братом. Забавное зрелище.