– Пытаюсь понять, зачем маньяк эти пописульки через Арсеня подкидывает. Ведь точно не затем, чтоб нам скрасить досуг интересным чтивом. Что-то его маньячная душонка сказать хочет. И пусть говорит, я только за. Может, проколется. Тайные ходы, слабые места дома, кто знает…

Он снова уткнулся в страницу.

– Скажи честно, тебе просто интересно читать, – поддел его последователь. Всегда весело поддевать младших братьев. – Такая история, такой сюжет…

Джек отложил бумажки и пару секунд пристально смотрел на брата. Потом быстро наклонился к его уху и воодушевлённо зашептал:

– Джим, мы с Арсенем помозговали над этими дневниками… Тут становится понятно, на последних страницах из второго тайника. Этот Джон – не просто какой-то мальчишка из прошлого Кукловода, он маньяк и есть! Это его детский дневник! Другое дело, что про тайные ходы до сих пор ни слова…

Джек отстранился.

Джим понял, что пора удивляться.

– Эти два дневника вёл один человек?..

Натурально, не натурально?

Да ладно. Джек даже россказням политиков всегда верил

Приняв округлённые глаза старшего как достаточную степень удивления, Джек кивнул и наклонился снова:

– И он даже был нормальным в детстве, но потом на него повесили убийство родителей, потом вообще тюрьма… Арсень думает, это он из-за чувства вины стал превращаться в маньячину…

Когда Арсений вернулся с бутербродами и марионеткой, Джим сидел на кровати один и внимательно читал новые дневники.

– А… – подпольщик указал на дверь и на кровать, – куда…

– Подскочил, сказал, что мы идиоты – обсуждать такие вещи при ушах маньяка, и унёсся. Клятвенно обещал, что на минуту, – Джим теперь не скрывал улыбку. – Арсень, что ты сделал с моим братом?

– А? Я сделал? – Арсений торопливо поставил тарелку с бутерами на тумбочку.

– Чтобы он так просто поделился со мной дневниками, сам…

– Да ничего я не делал, он сам решил, – подпольщик, улыбаясь, уселся на табурет и протянул доку марионетку дамы в светлом платье. – Вот, вторая, из тайника прихожей. Когда я её нашёл, Кукловод номер второй говорил о женщине, лежащей на полу прихожей в луже крови.

– Об убитой матери… – Джим осторожно принял на руки хрупкую куклу. – Матери Джона. Вряд ли он идентифицирует себя с семьёй «прототипа». А насчёт третьей?

Арсений отрицательно качнул головой.

– Может, ещё скажет. – Последователь положил марионетку к остальным и снова взялся за записи. Говорил он тихо, пришлось наклониться ближе. – Кукловод довольно последователен в своих действиях. Кстати, ты ещё не думал, зачем ему это нужно? Он подкидывает тебе дневники, кукол, даёт странные намёки и никак не проявляет своего недовольства… – Джим чуть нахмурился. – Как ни крути, он прекрасно знает, что ты делишься со мной информацией, но до сих пор не наказал за это ни тебя, ни меня.

Арсений встретил его взгляд. Вот вроде и спокоен, и говорит почти шёпотом, а в глазах азарт, волосы слегка растрепались, наверно, лента развязалась. Подпольщик машинально протянул руку, поправить выбившуюся волнистую прядь.

– Да, я об этом тоже думал. И ещё Джек знает, это нашего маньяка тоже устраивает.

– У меня какие-то плохие предчувствия. – Вздохнув, Джим слегка прикрыл глаза, прижавшись щекой к его ладони. – И вы ведь задумали что-то. Спорю на свой лабораторный стол – небезопасное.

– Тогда ты проспорил свой стол. Подполье вечно что-то задумывает, и ничего из этого безопасным не было – так смысл считать его таким? Просто очередное дело, – Арсений, услышав громкий топот по коридору, с сожалением убрал ладонь и слегка отодвинулся на табурете. Джим, кашлянув, встряхнул пачку записок.

Джек внёсся в комнату, тут же скомандовав Арсению освободить табурет.

– Щас всё будет, – сообщил, устраивая стул у дальней стены. – Арсень, помоги. В три руки точно управимся.

Спустя пару минут глушилка была установлена, а довольный лидер Подполья плюхнулся на кровать рядом с братом.

– Теперь на два часа ни один жучок в радиусе десяти метров ничего маньяку передать не сможет, так что говорим спокойно… – он заметил принесённую замом тарелку. – Новые идеи есть?

– Мы с Арсенем думали, почему Кукловод безнаказанно разрешает вам читать свои дневники, – Джим щёлкнул пальцами по пачке листов. – В конце концов, предназначались они Арсеню, если уж находятся в тайниках…

Ещё где-то с час строили предположения. Арсений уступил Джеку большую часть бутербродов и особо в дискуссию не вмешивался – мало ли, вдруг душевный порыв лидера задушит фракционная осторожность. Устроившись на краешке джимовой кровати, он потихоньку вытащил альбом и стал зарисовывать Файрвудов. Джека, доказывающего, что «если маньяка и замучила совесть, то слабо» и Джима, терпеливо выстраивающего логическую цепочку обоснований поведения Кукловода.

Чёрти чего ж вы такие разные

И похожие

Не объяснишь

Карандаш ещё яростней заметался в мягких, отрывистых штрихах наброска, рисуя – взлохмаченного, бешено-энергичного, заражающего всех вокруг оптимизмом и жаждой действия, вечно подвижного – младшего и старшего – рассудительного, уравновешенного, скрывающего за аристократическим спокойствием отчаянную страстность, неистощимое желание помогать другим. Ловил в чертах общее – присущее обоим упрямство, энергию, силу, дело было не в одинаковых линиях, а в чём-то таком, для чего и слов-то не было, что начинающий художник ощущал интуитивно и теперь жадно пытался ухватить в наброске.

А я их

Грифель переломился от слишком сильного нажима. Арсений медленно опустил альбом на колено, невидяще уставившись в пространство над кроватной спинкой.

Я их обоих по-своему

– Арсень, ты опять за своё? – вырвал его из транса недовольный голос лидера. Джек потянулся и цапнул альбом из-под пальцев зама. – Хорош бумагу переводить, давай сюда. Есть одна идея…

К пяти утра Арсений пристроился на кровати, опершись спиной на спинку, и уже начал задрёмывать, как в коридоре послышались приближающиеся шаги. Явно не одного человека.

Джек, первым сообразивший, в чём дело, молниеносно похватал с кровати все дневники (пачку листов вытащил прямо из пальцев слегка вздрогнувшего брата) и засунул в сумку; всё прочее – коробка, куклы, блокнот Джима – оказалось быстро затолкано под кровать. Арсений ещё успел одёрнуть край покрывала, как дверь распахнулась, и в комнату ввалились трое подпольщиков, тащившие четвёртого.

– У нас… – начал первый, но тут же осёкся, увидев лидера. – А что…

– Потом, – Джим почти нетерпеливо махнул им, ставя сумку с инструментарием на тумбочку. – На кровать.

Когда пострадавший бедолага был уложен на покрывало, Арсений понял, что это Джим-подпольщик. Он был без сознания; на лице – покрасневшем, слегка опухшем, потёки тёмной запёкшейся крови. Кровь была и на одежде, пропитала края надорванной ткани.

– Зеркальная комната, – Арсений заговорил раньше, чем опомнились притащившие пострадавшего подпольщики. – Ловушки.

– Маньяк просто запер его в подвале. Сначала сказал «против времени» и напороться на все ловушки, потом подвесил в зеркальный, заставлял проходить. Раз за разом, – глухо отозвался из угла кто-то из принёсших.

– И что, прошёл? – Джек неотрывно следил за манипуляциями брата. В сторону говорившего от даже не обернулся.

– Прошёл, три раза…

– Без перерыва, просто одно испытание заканчивалось – сразу другое, – перебил притулившийся у двери.

– А на четвёртый он засыпался и остался висеть ещё на сорок минут. Мы у дверей дежурили…

– Почему сразу не позвали? – резко осведомился Джим, набирая в шприц жидкость из только что вскрытой ампулы.

– А смысл, если дверь закрыта наглухо…

Кажется

Не похоже на Кукловода

Зачем ему

Арсений подошёл чуть ближе.

За спиной один из подпольщиков вполголоса пытался выяснить у Джека, что тот делает в четыре часа утра на пару с Пером в комнате последователя; Арсений на секунду обернулся и увидел, как лидер красноречиво демонстрирует товарищу разорванный окровавленный рукав рубахи и свежую перевязку.