Плеча касается чья-то рука.

– Переволновался.

Вата и запах нашатыря упорно не отступают, из чего Арсений делает вывод, что Джим рядом.

– Вот хрень… Док, не надо, я в норме…

Собственный голос хриплый и почти неслышный.

– Ага, ты в такой же норме, как все мы – на свободе! – Джек злится. По голосу слышно. Когда он беспокоится, всегда злится…

– Помолчи.

Арсений отстранил руку Джима и поднялся. Док, правда, поддержал, помог дойти до кровати.

– И что мне с вами делать? – он потянул плед с брата.

– Э, ну я мёрзну, вообще-то! – возмутился подпольщик.

– Оба мёрзнете, – возразил Джим, – а плед только один. Так что садитесь рядом.

– Это мы завсегда, – прохрипел Арсений еле слышно. Даже в таком состоянии перспектива жаться под одним пледом с Джеком его рассмешила.

– Вот и сидите так, а я схожу за чаем. – Док накрыл их обоих пледом. – И чтобы никаких геройств. Вернусь через десять минут.

Он ушёл, не став до конца закрывать двери.

– Двинься, – буркнул Джек, отвоёвывая место под пледом.

– Вот сам и сдвигайся.

– Ну… – крыс миролюбиво хмыкнул, – напоминаю, это я тут раненый.

Тишина. Арсений, немного успокоившись, начал задрёмывать.

Плед пошёл волнами.

– Чего вошкаешься? – Пришлось открыть глаза.

– Я запутался в какой-то тряпке… Вот же чёртова…

– Предполагаю, это одеяло. А можно не толкаться?

– Можно, – неожиданно ехидно заметил Джек. – Свалить тебе можно хоть сейчас. О, всё… – выдохнул, приваливаясь спиной к подушкам. – Выпутался. Так ты сваливаешь?

– Угу, только плед заберу, – Арсений сделал вид, что поворачивается на бок, и потянул за собой покрывало. Всё-таки толкать Джека нельзя, с этой стороны у него как раз «боевое» ранение.

Утянуть плед ему не позволили, конечно. Джек вцепился в покрывало так, что если тянуть дальше – точно порвёшь.

– Слушай, а ты чего это позеленел-то так резко? Испугался, что ли?

– Нет. – Арсений с силой сжал ткань, радуясь, что лидеру выражение его лица не видно.

– Вот и я думаю, крови ты точно не боишься. Переутомление, наверно.

– Ну, в библиотеке те ещё шипы.

– Это да… и резистор мы так и не нашли. Да вообще ничего.

Снова молчание. Арсений закрыл глаза. Невольно в голову пришла мысль, что его и Джека разделяют несчастные сантиметров десять. И ладно бы в бытовом общении, так нет же, судьбе угодно было проявить своё извращённое чувство юмора и сунуть их под один узкий плед.

– Это явно одноместная кровать, – медленно сказал он вслух. – И плед одноместный.

– В особняке все кровати такие… – Джек на секунду замолчал. Арсений прямо ощутил, как лидер хмурится. – Только у тебя в комнате кровать двуспальная.

Арсений повернулся к нему. Сел.

– А я об этом не думал.

– Угу… Тебе, значит, все условия… А остальные ютитесь на узких кроватях…

– Ты вообще в подвале на ящиках спишь.

– Я…

Но тут как раз вернулся Джим с подносом, на котором красовались две кружки, здоровенный чайник и накрытая салфетками тарелка. Поставил поднос на тумбочку, секунду смотрел на них, потом покачал головой:

– Ну просто соревнование какое-то. У кого самая бледная физиономия. Даже я победителя не сразу определил бы.

Джек сердито засопел в своей половине пледа. На чай он косился как на врага народа. Или на брата, Арсений так и не понял. Впрочем, наличие бутербродов в большой тарелке несколько примирило его с чаем.

– Ну так я о чём, – сказал уже после второго бутерброда, – мы тут решили… Арсень, коробку.

– Гав, – лениво отозвался Арсений с другой стороны пледа и с хрустом надкусил вытащенный из бутерброда огурец.

– Очень смешно. – Крыс отряхнул руки от крошек. – Где у тебя остальные страницы?

– С собой. Ну дай доем, а? – запротестовал Арсений.

– Тогда гони один свой бутерброд. – Не обратив внимания на протестующее мычание зама, Джек стянул с тарелки последний бутерброд. – Это налог.

– Ещё подеритесь, – Джим переводил слегка недоумённый взгляд с одного на другого. – Точно как дети… Сделаю я вам ещё бутербродов, только объясните, что у вас ещё за шифры и коробки.

Арсений попытался за спиной Джека жестами объяснить, что всё в порядке. Джим секунду смотрел на него, прищурившись. На его лице промелькнула понимающая улыбка, после чего он торопливо опустил голову.

Ага, понял… Святой маньяк, только не проколись.

Арсений торопливо подтянул к себе сумку, извлёк из неё уже порядком потрёпанные пачки дневников Джона и Кукловода и найденную час назад коробку.

– Вот, – Джек с сожалением покосился на опустевшую тарелку, потом сграбастал листы и протянул брату. – Это дневники нашего обожаемого маньяка. Арсень их в тайниках находит, а в коробке, спорю на что угодно, ещё одна порция. Мы только что тайник детской вскрыли. Ну как, заинтересовало?

– Дневники?.. – Джим нахмурился. Арсений искренне надеялся, что с трудом сдерживаемая улыбка последователя видна только ему. – Джек… это же сенсация. Почему ты раньше мне не рассказал?

– Да как-то… мы всё-таки в разных фракциях. – Подпольщик явно смутился. – Арсень, чего там с коробкой?

– Да вот, – Арсений подтолкнул открытую коробку к братьям, незаметно сжав в руке крошечный клочок изрисованной бумажки, явно – новую часть схемы бомбы. – Страницы, ещё одна марионетка… и ключ с паззлом, кстати, но это потом.

– Это как части той игрушки, из библиотеки? – Джек мельком заглянул в коробку.

– Да, это уже третья, – Арсений позволил себе выдохнуть. Самое сложное было позади. – Джим, я тебе вторую забыл отдать, извини.

– Не думаю, что это так страшно, – последователь, явно радуясь возможности скрыться ненадолго из поля зрения брата, с минуту рылся в тумбочке и извлёк наружу коробку из-под обуви, в которой лежала склеенная марионетка крестьянки с ведром.

– Кукловод совсем шизнулся, – хмыкнул Джек. – Дневники, куколки… Того и гляди, в следующем тайнике найдём пачку женских романов, перевязанных розовенькой ленточкой.

– Я за второй марионеткой схожу, – Арсений поднялся с кровати. – Попутно соображу поесть.

– Арсень, ты там по пути, – Джек, уже успевший притянуть к себе свежую пачку дневников, не отрываясь, помахал рукой в его сторону, – бутеров сделай… Ну как ты обычно делаешь, с огурцами…

– И кетчупом?! – Джим вытаращился на брата. – Да вы что, оба с ума сошли?

– Да ты попробуй, – посоветовал младший. – Сначала гадость – гадостью, а потом ничего…

– Ну уж нет.

– Сделаю, – Арсений, прежде чем прикрыть за собой дверь комнаты, не удержался, окинул взглядом Файрвудов. Оба в пяточке света от прикроватной лампы, Джим на стуле, придвинулся к брату, чтобы читать страницы, которые Джек держит в руках. Вокруг, на покрывале – листы, карандаши, его сумка, коробки, потрёпанный блокнот.

Идиллия, мать её…

Арсений всё-таки закрыл дверь.

Да я за то, чтоб эта идиллия не разрушалась больше, пополам тресну, чесслово

И отдам пять бутербродов с огурцами в придачу

Но ни на один больше.

Джим чувствовал себя почти счастливым. Ну видел он эти записи, ну глаза себе все ими промозолил, это всё неважно. Главное – брат поделился, брат доверяет.

Он осторожно потянул на себя край листа, читаемого Джеком. На возмущённый взгляд ответил как можно более невинным.

– Мне плохо видно.

– Ну вот и читай старые, – брат окинул его недоумённо-подозрительным взглядом, – смысл с новых начинать? Не поймёшь ничего.

Джиму захотелось настучать себе по голове. Душевно так, как давно никто не стучал.

Дурак.

Я ж их «первый раз вижу».

Глупость какая – с новых начинать.

Джим подтянул к себе старые страницы. Пролистал парочку. Заново читать о том, как зовут хозяина дневника и как он любит маму, было неинтересно. Совсем.

– Джек, – от скуки Джим решил разговорить брата. Начитается ещё. – Тебе же незачем знать прошлое дома, сам говорил. Зачем ты это читаешь?

Джек кривовато ухмыльнулся.