Джим, ободряюще улыбнувшись напоследок, оставил его наедине с листком бумаги. Арсений обречённо просмотрел перечень. Мёд, корица, горчица, пресловутый уже имбирь, старые куски ткани, ножницы и клейкая лента (последние три объединены скобкой и подписаны – «заткнуть щели от сквозняков»), тёплая одежда с пометой «любая», таблетки, градусник. Напротив некоторых предметов даже предполагаемые места их дислокации.

Арсений прикинул, что при условии быстрого нахождения хотя бы половины списка меньше чем пятнадцатью прохождениями он не отделается. Запихав список в карман сумки, подпольщик поплёлся по лестнице обратно в прихожую.

– Определённо, перед тем, как катапультироваться на землю из астрала, я случайно расписался в журнале регистрации напротив графы «больше всех надо», – бормотал по пути для поднятия настроения, сунув руки в карманы и глядя в потолок. – Я устал, не высыпаюсь и вообще какой-то дохлый, я даже…

– Древнее даосское учение гласит, что, не считая постигших, есть обычные люди и те, что рождены для великих деяний, – сказали ему у подножия лестницы. Арсений вернул голову в нормальное положение и увидел Тэн. Японка стояла у столика напротив двери с замками и перебирала маленькие бутылочки тёмного стекла в коробке.

– Это я-то – великий? – удивился Арсений.

– Заметьте, Перо, – Тэн отвернулась от него, закрыла коробку, аккуратно придавив картонные створки сверху, – вы даже не подумали, что я могу говорить об обычном человеке. Не поможете мне? Это аромамасла, Джим хотел использовать их для ингаляций. Нужно отнести ему коробку наверх.

– А как же имбирь?

– А за имбирём, я полагаю, – Накамура отдала ему коробку, окинув непроницаемым тёмным взглядом, – вы вернётесь позже.

На этом моменте Арсений понял, что день безвозвратно потерян. А он так хотел просто побыть у себя в комнате, подумать о последних событиях и пораскинуть мозгами, как быть дальше, заняться, наконец, первым рисунком поверх подготовленного холста – тот уже был натянут на подрамник и покрыт пробной версией грунта. Финальный эскиз картины тоже был почти готов, а Кукловод насчёт модели, видимо, шутил.

Вместо этого он вместе с Заком, которому тоже «повезло» не заболеть, до трёх часов скакал по комнатам, разносил приготовленный Тэн отвар, полотенца, тазики горячей воды, подносы с едой, снова проходил комнаты (отправив Зака, поизрезавшего ладони о дверные ручки, отдыхать), один раз угодил в мышеловку и не нашёл даже половины списка. Впрочем, когда перед обедом пересёкся с уставшим Джимом, резко перестал заниматься саможалением: последователь уже валился с ног, а рабочая пора только-только началась. В пятом часу вечера Арсений зашёл в гостиную навестить лидера, не особо надеясь его там найти. Но Джек был на месте – дремал, завернувшись в два пледа. Рядом с ним лежал, свернувшись клубком, кот. За окнами хлестал дождь, ранние серые сумерки уже наползли в комнату и свернулись в углах густой темнотой. В складках шторы Арсению снова почудилась странная тень.

На звук открывшейся двери лидер приоткрыл глаза. Взгляд был нехороший, вялый.

– А, это ты… – хрипло. – И не с отваром… счастье.

– А то, – Арсений водрузил поднос на столик, а сам плюхнулся в диванные подушки. – Ужин по расписанию. Джиму некогда, Дженни сама болеет, я ей сейчас чай относил.

Подпольщик неуверенно притянул к себе тарелку, как бы сомневаясь, что это реальность.

– Ты не поверишь, но есть совсем неохота, – признался грустно.

– Мне больше достанется, – Арсений стянул с подноса кусок хлеба с маслом.

– Да щас…

Съел он только половину, после чего, ёжась, откинулся на спинку дивана.

– Совсем хреново? – осведомился Арсений. Игнорируя вялые попытки сопротивления, потрогал лоб. – Ну да, совсем. Сгоняю к Джиму за таблеткой, подожди.

– Только не вздумай ч-чай принести, – прошелестел подпольщик вслед.

Когда Арсений вернулся, Джек спал, натянув плед на голову. На этот случай были чёткие предписания от Джима – разбудить и заставить выпить таблетку. Подпольщик в ответ на расталкивание обозвал его садистом, но лекарство послушно принял.

– Завтра за тобой будет ухаживать Дженни, её ты обзывать не сможешь, – Арсений весомо водрузил на стол очередную чашку имбирного чая и пересел к камину, чтобы растопить. К вечеру в гостиной сделалось совсем уж промозгло, и мало больного Джека, так ещё и Джим собирался после всей возни с простывшими попробовать синтезировать хоть какое-нибудь лекарство и должен был засидеться тут допоздна.

Он возился с розжигом, когда лидер его окликнул.

– Я за него, – Арсений не обернулся.

– Чего?

– Да забей, это так.

– Какого ты со мной носишься-то? Хуже брата.

– Я, к твоему сведению, – Арсений устало провёл по лбу ребром ладони и только тогда спохватился, что рука в саже, – на побегушках у всего особняка. Куча народу с температурой валяется.

Заткнутая между поленьев бумага соизволила разгореться, и Арсений торопливо сунул в слабенький огонёк ещё пару газетных листов.

– Так и шёл бы… к ним, – совсем тихо. – Что там наши?

– Да чего… все болеют. Подвал пустой, вороны тоже почти все слегли.

Арсений сел на край ковра – совсем на полу было сидеть холодно, – и стал смотреть, как огонь пробирается по сухой коре крайнего полена. Из-под двери тянуло сквозняком, в окна продолжал хлестать ливень. Пока он возился с камином, сумерки начали темнеть в ночь.

Сколько ещё дней так будет продолжаться

Главное, чтоб Джим отдыхал. Если он свалится, нам тут всем...

Кот, мякнув, спрыгнул с дивана, потянулся, подошёл к Арсению. Как одолжение, боднул его руку, напрашиваясь на поглаживания, не добился своего и ушёл, недовольно помахивая кончиком задранного хвоста.

– Про вчера. – Джек стянул со стола кружку. – Я там всякую ерунду городил, в общем, забудь.

– Пойду, срочно сделаю себе склероз, – кивнул Арсений.

– Я серьёзно.

Подпольщик, кажется, начинал злиться.

– И я серьёзно. Серьёзнее не бывает.

Надо было заставить себя подняться. Если представить, сколько ещё бегать, желание куда-то идти резко отпадало.

Арсений мысленно себя пнул и встал, перекинул через плечо сумку. Джек злобно косился на него из своего пледового кокона.

– Забыл уже, ну, – заверил он лидера, собираясь уходить. – Тебе одеяло притащить?

Подпольщик отрицательно мотнул головой.

Арсений прикрыл за собой дверь. В коридоре лампочки горели через одну-две, некоторые ещё и мигали. К ночи электричество могло вырубиться.

Интересно, Кукловод мёрзнет?

Арсений остановился у ближайшей камеры.

– Эй, особнячное божество, не подкинешь нам пледов и антибиотиков, а? А то как бы мы не прочихали весь твой особняк насквозь.

Динамик, квадратом чернеющий у камеры, молчал. Да он и не особо ждал ответа. Поправил сползший было с плеча ремень сумки и пошёл на кухню, за новой порцией чая для страждущих.

Джон настолько привык смотреть на мир через мониторы…

Вот сейчас: количество шебуршащихся по комнатам людей резко упало, почти все мерцающие голубоватым квадратики пустовали, и на Фолла навалилось ощущение полного безлюдья особняка. Как будто не просто на мониторах не было движения – люди-то были, просто по своим комнатам – а вообще, кругом. Кажется, ещё вчера подпольщики носились по комнатам, искали что-то, совали друг другу записки. И их лидер в первых рядах. Всё это – деятельность, странные планы подполья, шебуршание книгами последователей, всё – вчера. А теперь?

Тишина.

Из динамиков – торопливые шаги Джима, от лабораторного стола к одеяльному кокону на диване. Несколько негромких слов, лёгкая оплеуха, и вот он, не обращая внимания на тоскливое хрипение кокона, возвращается к столам.

– Ты меня угробишь…

– Зато вылечу. – Редко когда услышишь такой твёрдый голос у этого мягкого человека. И лицо: не измученное, как месяц назад, не уставшее от всего, а сосредоточенное и волевое.

Заботится он о брате.