Казалось, что ей в этом не было равных. Такого удовольствие могла доставить только богиня секса, и она сидела у меня между лап, покойно и без всякого отвращения посасывая мой член. Постепенно она начала получать от этого и своё удовольствие — но я к тому времени уже вовсю держался, чтобы не разрядиться раньше времени.

Я так и не узнал, как её зовут. Это было очень странно, когда я вышел из бара, поправляя парадный мундир, кое-как пытался привести себя в порядок. И что, и почему, и вообще зачем — она оставила меня без единого ответа. Только призналась в одном — она любит быть таинственной и любит плотские удовольствия.

А я думал, что ей просто нравится издеваться над невинными самцами, которые очень легко поддаются на женские чары и горячий завтрак. Но — что бы я не думал — я понимал, что этого было как-то мало.

Впрочем, я нашёл нашу машину и добермана в ней. Он спал за рулём, откинув спинку кресла на заднее сиденье, на котором, впрочем, вполне мирно посапывал Атаман.

— Добби? — тихо спросил я, потрепав его плечо. Окно было открыто, несмотря на довольно прохладную погоду, — Доооб?

— Юнит шестьсот тринадцать докладываю о готовности к бою… — тихо промямлил он, — Команда заняла свои позиции, готовим артиллерию.

— Ты чего? — спросил я, но вдруг заметил на его глазах слёзы. Я отпрянул от него, поскольку такое видел всего однажды… Лучше не вспоминать, когда!

Добб вскочил как ошпаренный, стукнувшись головой об потолок салона и оставив в нём порядочную вмятину.

— Твою мать, семнадцатый! — закричал он, не понимая, что происходит, — Жарь этих крыс!

Он уставился в лобовое стекло, держась за сердце. Я решился подойти к нему.

— Дружище, всё в порядке?

— Плохо, когда… мозг органический…, а электроника лишь всё усиливает. Память…

— Это было триста лет назад… — напомнил я, но Добб медленно повернулся ко мне:

— Это было вчера…

Не стоит вдаваться в подробности и вспоминать, как мы провели остаток нашего отпуска. Конечно, были недели трезвости, но в основном это беспробудные пьянки, веселье, и, конечно, самки. К Доббу вообще выстроились в очередь. Как они сами шутили — за генетическим материалом. Дети от таких как мы, очень ценились… Но всё это было уже не важно. Отпуск кончился, и я, наверное впервые, не пожалел о проведённом мною времени — каникулы вышли на ура.

Морозным декабрьским утром, когда на перрон падал пушистый снег, мы с Доббом вернулись к нашему составу, снова вступив в звание старшего лейтенанта и старшего сержанта. Встретил нас полковник, попивающий кофе в своём уютном проводническом купе. Завидев нас, он махнул кружкой:

— Давайте за мной. У вас новые места.

— До Владивостока или вообще? — несмело поинтересовался пёс.

— Вообще. Офицерам у нас полагается своё купе, — шакал обвёл лапой своё купе, — В проводниках теперь будешь.

— Круто! — кивнул я, — Добб, пойдём собираться…

— Ваши вещи уже все перетащили, — заверил нас шакал, — Два «титаныша» — тоже. Могли бы и мне его отдать, на них многие зарились… — недовольно проворчал шакал и бросил нам ключи.

— Соседний вагон. Думаю, сами разберётесь.

Мы переглянулись и решили, что разберёмся. Я прицепил ключи от купе к ключам от складного вагона, и мы отправились к себе.

В тесной, маленькой комнатке на двоих было довольно тепло и уютно. Небольшая приборная панель, закрытая одеялом, две розетки — Добб этому очень обрадовался — всё это было хорошо. Но,главное, это то, что у нас теперь было личное пространство и дверь.

— Переодевайся, — посоветовал мне Добб и расстегнул свой плащ. Пёс, в отличие от меня, ничего не стеснялся, поэтому встал мордой к двери и распаковал свой комплект новой брони.

Я был постеснительней, поэтому сначала закрыл занавесочку, и только потом разложил на постели всю амуницию. В ней было всё, включая аж пять комплектов сменного белья. Раздевшись догола, я влез в тяжёлые штаны, накинул на белую тельняшку увесистую куртку. Подпоясался — пояс, надо сказать, был тем ещё чудом инженерной мысли — количество карманов, подсумков и каких-то держателей на нём просто зашкаливало. Как только застегнул куртку на тяжёлую стальную молнию, то почувствовал лёгкое неудобство — за моё тело взялся пассивный механический экзоскелет. Его работа заключалась в том, чтобы дать мне расслабится и закрепить все конечности при очень больших нагрузках. Более ничего. Приподнял воротник, я увидел микрофон и додумался найти в рюкзаке небольшой наушник, который при помощи круглого штекера подключался к куртке и вставлялся в любое ухо.

— Надо идти к ботанику — тут некоторых частей не хватает. Плюс, может, операционку посмотрит.

— Операционку? Тут ни одной компьютерной детали, — сказал я, осматривая костюм. Он был довольно тяжёлым, но не сковывал движения. А ещё я в нём казался больше. Повернувшись и посмотрев на Добба я осознал, насколько.

— Может, найдёт, что поставить, — проворчал воронёный гигант, осматривая странные порты на правом рукаве.

Но больше всего мне понравились ботинки. Пока Добб выявлял скрытые и не очень функции новой брони, я сунул лапы в кожаную обувку и буквально застонал от удовольствия.

Люди делали обувь для нас на совесть. Даже несмотря на то, что размер мне казался маловатым, чувствовал я себя потрясающе. Подушечка лапы легла в специальное углубление, пятка, которая не касалась земли, нашла себе удобную и прочную опору. Посмотрев на них снизу, я даже охнул — высоченная, рифлёная подошва из высокопрочной резины с металлическими кортами. Высокая шнуровка закрепила полученный результат и придала мне более пафосный вид.

Я прошёлся по купе, толкнув Добба. Пёс отреагировал на это совершенно спокойно и отстал наконец от системы на рукаве костюма. Он ещё и показал, зачем нужны крепления на поясе — специально для его системы жизнеобеспечения. Раньше Доббу приходилось таскать с собой на поясе пару-тройку прочных стеклянных колб, в которых содержались препараты для его организма — включая глюкозу, какой-то сверхпитательный коктейль и что-то ещё, о чём пёс не распространялся.

— Мы теперь с тобой двое в поле — армия, — пошутил он, стукнув меня в плечо.

— Это точно. Главное, чтобы сотня таких, как мы, не нашлось — а не то придётся туго.

— Бывало и хуже, — буркнул доберман свою коронную фразу.

Я промолчал, решив, что доберману может и приходилось встревать в такие щекотливые ситуации. Он натянул свои ботинки — без стонов, в отличии от меня. Я подождал, пока он полностью освоится, и мы отправились в другой конец поезда — к ботанику.

Ботаником называли нашего лиса-стратега. Прозвище своё он получил ещё в школе, где рыжего шпыняли как только можно. Ему сильно не повезло, когда он попал к нам, но когда Полковник выяснил, что оружие в руках он держать не умеет, он посадил его за компьютер — и не прогадал. Рыжий гений был единственный, кто во всём поезде занимал целое купе в одиночку. У него там было нечто среднее между приёмной у доктора и серверной у админа. Увидеть его ползающим по составу с мотком провода на шее было обычным делом — благодаря ему у нас всегда был выход в сеть, пусть и медленный, телевиденье, радио, иногда даже телефон. Добби иногда называл ботаника электрическим сердцем нашего состава — и навещал его довольно часто — отлаживать свою электронику. Теперь и мне предстояло познакомится с ним гораздо ближе, чем просто «Эй, а почему интернет не работает?».

Войдя в вагон, а он был одним из крайних, мы увидели, что по всей длине творится какое-то действие, и в главной роли был как раз нужный нам ботаник. Вокруг лиса со специальными очками для морфов суетились два наших торгаша-шакала. Впервые видел, чтобы они не передрались друг с другом, а они находились на расстоянии почти что вытянутой лапы друг от друга! Такое могло означать только одно — денег у лиса хватило на обоих. И сейчас серо-чёрные спиногрызы были самой любезностью.

— Слушай, покупай этот удлинитель, да! Шестьдесят ампер, мамой клянусь!