====== Глава средняя. “Война – это ад” 4. ======

Городской посёлок Еленовские Карьеры будто вымер. Кто успел собрать пожитки и уехать – были уже далеко, а те, кто не успел или не смог – запрятались глубоко в подвалы, сбившись в кучки и дрожа от страха. По радио передавали, что приближаются немцы, которые не оставят здесь камня на камне, и до сих пор живой городок казался вымершим “призраком”. Над опустевшими домами поднимался утренний туман, ветерок пускал рябь по поверхности луж на пустых улицах. Люди остались только в райкоме – военные сделали это массивное здание своим штабом, и в просторном кабинете сидели за длинным столом, возле красного советского флага четыре человека. Один из них был мрачно суров – полковник Соловьёв, которого сам Жуков назначил руководить обороной – сидел на тяжёлом стуле, который остался здесь с дореволюционных времён, и глаза его были прикованы к карте. В руках он нервно крутил химический карандаш, а рядом с ним сидел лейтенант Комаров, тоже смотрел в карту, отмечая на ней положение окопов, в которых спрятались готовые к смертельному бою солдаты. Около Комарова ёрзал на скрипучем табурете секретарь райкома партии товарищ Кошкин, нервно шмыгая своим курносым, веснушчатым носом. Он ничего не понимал ни в картах, ни в планах, ни в атаках... Он тут сидел только потому что ему “сверху” запретили эвакуироваться, и приказали “стоять на смерть”, то есть, погибать вместе с городом, потому что немцы обязательно захватят его, иначе и быть не может. В углу, за отдельным маленьким столиком, около рации сидел радист, принимая радиограммы, в одних из которых сообщали о поражениях Красной армии, а в других – давали невозможные приказы “победить или погибнуть”. -Ну, и чего вы тут распускаете сопли? – буркнул полковник Соловьёв, оторвав свои свирепые глаза от карты и уставившись на нервного Кошкина, который под столом так шаркал ногами, что оставлял на полу чёрные полосы от своих подошв. -Я ничего... я так... простыл... – отбоярился Кошкин, шаркая всё громче и громче... -Вас назначили ко мне парторгом, а вы весь уже сошли на сопли! – рявкнул полковник Соловьёв, шваркнув химический карандаш на стол. – Если вы трус – я вас расстреляю! -У меня просто насморк... – пролепетал Кошкин, отвернувшись к окну, которое уже закрыли светомаскировочной шторой, чтобы свет в нём с немецких самолётов не заметили. -Чёрт, – рыкнул Соловьёв, бросив быстрый взгляд на напольные часы, маятник в которых качался с громким тиканьем, кажется, уже лет сто. Массивные стрелки показывали без десяти минут четыре утра... Четыре утра у фашистов – любимое время, и полковник Соловьёв инстинктивно чувствовал, что пройдут эти последние десять минут тишины, и они нападут... -Товарищ Комаров! – полковник отвернулся от Кошкина, чтобы не портить себе нервы и напал на лейтенанта. – Ваша диверсионная группа вернулась? -Никак нет, товарищ полковник, – невесело доложил Комаров, понимая, что группа уже не вернётся никогда, все сроки возвращения истекли вчерашним вечером... -Чёрт... – угрюмо буркнул Соловьёв. – Вы уверены, что город достаточно укреплён? -Так точно товарищ полковник! – поспешил доложить Комаров, набрал воздуха, чтобы подробно доложить о готовности... Как вдруг, где-то за закрытыми окнами, со стороны недалёкого леса, внезапно разразился жуткий грохот, буквально, оглушив, потопив голоса... Пол под ногами задрожал и загудел, из высокого книжного шкафа посыпались книги, кувыркнулся белый фаянсовый бюст Ленина, расколовшись на три острых куска... -Бомбят... – пискнул Кошкин и полез под стол, потому что с потолка кусками полетела штукатурка вместе с побелкой, и один кусок едва по голове ему не врезал. -Трус! – полковник Соловьёв рявкнул, полез за пистолетом, и тут же грохнулись на пол старинные часы, перед гибелью своей показав последнее время: без пяти четыре... -Не бомбят – артиллерия... – выдохнул вместе с набранным воздухом лейтенант Комаров, осознав, что затишье закончилось, и началась буря. -Всем сидеть, отставить панику! – Соловьёв зарявкал громким голосом, чтобы вразхумить всех и заставить работать. Вскочив, он подбежал к обалдевшему от грохота молоденькому радисту и крикнул ему в ухо, нависнув над душой: -Чего сидишь, Семенов?? Вызывай!! -А... д-да... – пролепетал радист Семенов, которому восемнадцать лет исполнилось только позавчера, и его сразу же призвали. – Ворон, Ворон, я – Земля, как слышите меня? – затараторил он в микрофон рации, прижав ладонями наушники к ушам, чтобы грохот канонады не мешал ему. -Ну? – нетерпеливо осведомился Соловьёв, решив, что Семенов слишком долго вызывает и всё не получает никакого ответа... -Ничего... – устрашённо прошептал Семенов, повернув к полковнику своё страшно побелевшее лицо. – Нет связи... -Чёрт! – в который раз рыкнул Соловьёв, а из шкафа вывалилась здоровенная книга, и шваркнулась на пол, подняв пыль. -Товарищ полковник... – осторожно обратился к нему Комаров, держась подальше, чтобы не попасть под горячую руку. – Нам необходимо эвакуироваться в убежище – они сейчас превратят город в развалины... -Вы тоже трус?? – страшно взрычал полковник Соловьёв, выхватил пистолет и выстрелил Комарову под ноги, заставив лейтенанта отпрыгнуть. – Или вы слепой?? Они же стреляют мимо – шумят!! Если бы они стреляли в нас – они бы уже всё развалили!! Или вы – идиот?? -Никак нет... – пробормотал в грохоте Комаров, бочком сдвигаясь к дальней стенке, чтобы на него не рухнул качающийся книжный шкаф. -Ну, чего сидишь – вызывай, не молкни!! – рявкнул Соловьёв радисту, кивнув ему пистолетом, и Семёнов, огорошенный происходящим, снова затараторил: -Ворон, Ворон, я – Земля... *** Эрих Траурихлиген спрятал свой “брахмаширас” недалеко от блиндажа – привёл и поставил в вымоину, приказав солдатам закидать паука ветками. Пока они работали, пряча невероятную машину, он спустился под землю, к Фогелю и Шульцу, которые топтались у стола с картой в компании двоих молчаливых солдат-охранников. Он даже не обратил внимание на то, как они все вытянулись – надоело уже, а прошёл к столу и натянул на голову наушники рации. -Проверка связи, Сокол, я – Босс! Как слышно? – Траурихлиген связался с танком Баума, чтобы выяснить, работает ли связь. -Отлично слышу! – ответил Баум, устраиваясь поудобнее на своём месте командира. -Готовы повеселиться? – осведомился у него Траурихлиген – это он бой так называет – “повеселиться”. -Яволь! – согласился майор, не возражая начальнику, хотя сам ничего весёлого в мясорубке не видел. Хоть этот бой и для галочки, как выразился Траурихлиген, но мясорубка тут скоро начнётся отменная. -Прекрасно! – просиял Траурихлиген. – План вы помните. Начинаем! Это был сигнал к началу “мясорубки”, и Баум почувствовал мурашки в кончиках пальцев. Пушки прекратили стрелять – артподготовка закончилась, пора начинать “мясорубку”. Грохот утих, ввергнув всё вокруг в тишину – в гробовую жуткую, звенящую тишину, которая повисает перед тем, как случится что-то очень плохое. Над широким полем ещё висел холодный туман, и из него медленно, в боевом строю выплывали танки. На их бортах собралась утренняя роса, стекая злыми струйками. Баум, как командир, ехал впереди всех, дав своим танкистам такой приказ: -Следуйте за мной, а потом – посмотрим! Хоть бой этот и для галочки – Баум решил, что даст русским сокрушительный бой, не оставив от них камня на камне. -Прибавить ходу! – негромко приказал он водителю и надвинул шлем, чтобы не пострадала его голова. -Яволь! – водитель подчинился, нажимая педали. Сокрушая всё, танки Баума неумолимо рвались к Еленовским Карьерам, где их ждали мины, противотанковые ежи, рвы и солдаты, поклявшиеся умереть за Родину. Баум видел, что навстречу уже спешат русские на своих жестянках, и закрыл заслонку смотрового люка, приготовившись к бою. -Сокол, я – Босс. К бою готовы? – осведомился по рации Траурихлиген. -Босс, я – Сокол, к бою готовы! – подтвердил Баум и тут же пустил первый снаряд, взорвав ближайший танк противника. Наверху снова началась оголтелая стрельба, и грохот похоронил тишину, потопил в себе все остальные звуки. Земля тряслась и гудела так, словно разверзся ад или тут, под лесом вырастал настоящий вулкан. Иногда невозможно было удержаться на ногах, и солдаты, выставленные в углах блиндажа, падали на дрожащий бревенчатый пол. Шульц и переводчик сидели в том углу, где не было солдата, и каждый из них ёжился, когда вблизи от блиндажа ударял снаряд, сотрясая землю, заставляя лампу на столе генерала гаснуть и гудеть. Штурмбанфюрер СС Фогель, в который раз едва устояв на ногах, вернулся к карте, на которую Траурихлиген заставлял его смотреть -Мне что вас носом уткнуть?? – прорычал Траурихлиген, перекрикивая грохот взрывов. – Что-то долго возятся! Как бы Баум не напортачил! -Пятнадцать минут всего... – решился уточнить Фогель, взглянув на свои точные часы. -Много! – рыкнул Траурихлиген, вскакивая из-за стола. – Сейчас, гляну, где они ползают, и тоже пойду, повеселюсь! Фогель не покинул бы блиндаж ни за какие коврижки – даже из-под земли слышно было, что снаружи кипит жестокий бой на смерть. Внутри себя, где-то очень глубоко, он понимал, что Траурихлиген совершил непростительную ошибку, не дождавшись Клейста и выступив своими силами, которых явно не достаточно... Он уже приготовился к тому, что русские победят их, и ему придётся застрелиться, чтобы не попасть в плен. -Бинокль дайте! – громко приказал ему Траурихлиген на ходу, распахивая тяжёлую дверь и впуская внутрь шум и грохот, который раздавался тут повсюду. Ба-бахх!! – что-то взорвалось прямо здесь, кажется, в нескольких метрах от них, и гвалт проглотил все другие звуки. -А? – Фогель переспросил, потому что не расслышал ничего из-за взрыва. -Бэ! Дайте бинокль! – Траурихлиген, буквально, взрычал, замахнувшись стеком на глуховатого Фогеля. -Яволь! – Фогель поспешил к столу, чтобы схватить бинокль, а Траурихлиген сделал широкий шаг за дверь. -Аааа, каску, хоть, наденьте... – сам Фогель кроме бинокля схватил каску, надвинув на самый свой нос, чтобы прикрыть голову от шальных пуль и осколков снарядов. -К чёрту! – Траурихлиген огрызнулся, выйдя наружу в одной фуражке, и резким движением выхватил из рук Фогеля бинокль – едва руку ему не оторвал. -Спасибо! – рявкнул он, устраиваясь на обрывчике так, что мог видеть всё поле страшного боя, затеянного без разрешения Гитлера. – Пока вы роетесь – можно победить или продуть к чертям! -Прошу прощения... – проканючил Фогель, выбираясь из блиндажа с такой неохотой, будто на казнь тащился. Там, снаружи, было страшно – воздух забит чёрным удушливым дымом, наполнен оглушительным гвалтом, рёвом, воем... Фогель невольно пригнулся к сырой земле, потому что прямо над головами кружили самолёты, подбивая друг друга и сбрасывая вниз тяжёлые бомбы. Придерживая руками свою каску, Фогель лёг на пузо и в таком положении пополз, в дыму видя Траурихлигена, который, пригнувшись за вывернутым деревом, поднёс к своим глазам бинокль и уставился на поле, которое было теперь полем боя. Поле просто кишело людьми и машинами – “бой для галочки” начался, быстро превратившись в страшную мясорубку. Войска мчались к городку, оставляя за собою убитых и горящие машины. Небо было всё забито самолётами, свистя, они резали воздух крыльями, сбрасывая бомбы вниз, на несущиеся танки, на бегущих людей. В один танк попали, и машина разлетелась на куски, башня покатилась, разбрызгивая искры и сминая людей, врезалась в земляную груду, заставив комья земли полететь во все стороны. Взорванный танк сейчас же превратился в ревущий пожар и остался позади, потому что уцелевшие продолжали переть, стреляя с огнём и дымом, попадая то в русские Т-34, взрывая их, то просто в землю, оставляя огромные кратеры. Какой-то отчаянный русский солдатик вдруг рванул вперёд и швырнул связку гранат под танк и тяжёлая машина, подбитая, на всём скаку перевернулась вверх гусеницами, пошла юзом, и застопорилась наворотив вокруг себя груды земли. Солдатик исчез, смятый под ней, а другой танк врезался в этот перевёрнутый и тоже перевернулся, загоревшись. Из люка, крича, выскочил человек, куртка на нём горела, дымилась. Сделав пару судорожных движений, он панически соскочил вниз, на закопчённую землю и тут же упал ничком, догорая. -Фогель, вы обдумываете будущий отчёт?? – проорал Траурихлиген в ухо Фогеля, перекрикивая грохот боя, а Фогель почти ничего не услышал, потому что ухо у него заложило. -А? – рявкнул в ответ Фогель, потирая это самое ухо, в котором звенело, будто в колокол били. -Глухая тетеря... – ругнулся Траурихлиген, пригибаясь, чтобы его не задели осколки от бомбы, которая разорвалась почти что под ними, под обрывом, взорвав вместе с собою танк. – Надо же, вы думаете, что я сдую... От кого, но от вас я этого не ожидал... Фогель содрогался от грохота и страха – любая бомба могла запросто обрушиться на их головы, где-то неподалёку строчил пулемёт, да и танковые снаряды пролетали, взрываясь вблизи, и заставляя комья земли неприятно ударять в спину. -Я советую вам спуститься назад... – осторожно произнёс Фогель, всерьёз опасаясь за свою жизнь и за жизнь генерала, который всё смотрел в бинокль и смотрел – на поле, где из-за хаоса, пыли и дыма стало уже почти ничего не разобрать. Бойцы гарнизона “Рейхсваффе” сшиблись с русскими, схватившись насмерть. Убитые и раненые падали в грязь, а живые бежали вперёд, затаптывая их, стреляя в тех, кто бежал им навстречу. Впереди начинались окопы, они очень много их накопали, буквально, изрыли всё, словно кроты. Карл Заммер бежал вперёд, стараясь поменьше вдыхать удушливый дым от догорающего неподалёку танка, а навстречу ему русские скакали русские со штыками против автоматов, а то и просто с голыми руками, сжатыми в кулаки. Крал Заммер привычно стрелял, двигаясь как можно быстрее, чтобы уничтожить побольше врагов, и русские падали ему под ноги, убитые. Заммер перепрыгивал через трупы, опасаясь споткнуться, потому что следом за ним бежали солдаты, буквально дышали в затылок, затаптывая упавших, и если он вдруг упадёт – его тоже могут затоптать, ведь в бою не принято останавливаться и смотреть под ноги. Карл Заммер бесстрашно запрыгнул в первый попавшийся русский окоп, истребляя всех, кто там сидел. Молоденькие солдатики и опомниться не успели, как были убиты автоматными очередями и их кровь хлынула на землю. -А-а-а-а!! – очередной солдатик, отчаянно вопя, поскакал к нему, выпятив винтовку штыком вперёд, но Заммер хладнокровно выстрелил, прикончив его в нескольких шагах от себя. Убитый, солдатик повалился ничком, а Карл Заммер, переступив через его тело, побежал вперёд, ведя за собой своих солдат. Перед ним были мешки с песком, накиданные друг на друга, а на них – новые враги. Эти баррикады просто кишели русскими, как тараканами, они вскидывали свои винтовки, стреляя, когда солдаты Заммера начинали карабкаться вверх. Но у них плохое оружие – после каждого выстрела они мешкали, перезаряжая... Заметив очередную лазейку в виде перезаряжающего врага, Крал Заммер тут же избавился от него очередью из свего МР-38, перепрыгнул через навал мешков, и оказался в городке, столкнувшись с очередной порцией русских. Они бежали, выкрикивая: “За Родину! За Сталина!”, а Карл Заммер методично убивал их, прорываясь всё дальше и дальше. Ему было совершенно не жалко этих глупых мальчишек – Заммер стрелял и стрелял, его автомат даже нагрелся... Двое русских не могли разобраться, как стрелять из пулемёта, копались, сидя над ним, бесполезным, а Карл Заммер их тут же убил их, перепрыгнул через упавшие тела и побежал дальше, безжалостно стреляя по окнам домов, из которых высовывались дула русских винтовок. -А-а-а-а!! – один русский, застреленный, с жутким предсмертным воплем выпал из окна и рухнул на мостовую вниз головой. Карл Заммер сквозь дым и пыль видел впереди свою цель – низкое кубическое здание с заколоченными окнами, на котором сохранилась вывеска по-русски “Магазин ?3”. Но там нет никакого магазин – русские превратили его в оружейный склад, который Заммер должен был захватить. Около двери снова же топтались русские, кто-то выстрелил в Заммера из дома, а он, стрельнув в ответ, запрыгнул за первый попавшийся угол, притаившись за ним и высматривая, какого из горе-часовых он убьёт первым, чтобы прорваться к обозначенному складу. Рядом с ним притаились его солдаты, и Заммер быстро отдал им приказ: -Обойти склад и взять их в клещи! -Яволь! – солдаты тут же подчинились и скользнули в стороны, продвигаясь к бывшему магазину под градом пуль. Карл Заммер убил русского, который вдруг вырвался из-за дальнего угла и побежал к нему, нацелив штык в живот, а потом, видя, как его солдаты окружают склад, выскочил из укрытия и прыгнул вперёд, бросив гранату в того врага, который стоял напротив тяжёлой двери. Громыхнул взрыв, убив русского и подпортив дверь, а Заммер рванул туда, чтобы доломать её и ворваться на склад. Ударив кулаком того русского, который пытался ему помешать, Заммер в прыжке навернул ногой подбитую дверь, надеясь на то, что ей этого хватит, чтобы сломаться. Но дверь оказалась прочнее, выстояла, а выживший русский примерился оглушить Заммера по голове прикладом, уже замахнулся, но не успел, пристреленный одним из солдат, которые сомкнули клещи и оказались рядом со своим командиром, уничтожив всех часовых. Пристреленный русский повалился лицом своим к серому небу, а Заммер громко приказал: -Сломать дверь! Послушные солдаты потратили на эту работу не больше пяти минут, и дверь, взорванная и искорёженная, с металлическим лязгом обрушилась на бетонный пол бывшего магазина. Ожидая нападения изнутри, Заммер забросил в тёмное чрево магазина гранату, и оказался прав – во взрыве утонули сдавленные вопли. Пригнув голову, спасаясь от разлетающихся осколков, он выждал минут пять, а потом – ворвался во мглу, поливая из автомата впереди себя. Солдаты у него за спиной засветили карманные фонари, рссеяв мрак, и Заммер увидел в неверном свете только трупы. Русские были убиты взрывом гранаты, Заммер переступал через них, чтобы не споткнуться, когда вдруг услышал какое-то нытьё. Повернув голову туда, откуда оно раздавалось, Карл Заммер увидел движение. Тот час же туда были направлены все фонари, и оказалось, что один русский выжил, барахтался в пыли среди выбитых взрывом камней и плаксиво ныл. Карл Заммер решил допросить этого русского, чтобы поскорее найти оружие и доложить генералу о том, что выполнил приказ. -Схватить! – Заммер заставил широкого рослого солдата схватить этого тщедушного врага за воротник и водворить на ноги. Русский почти что плакал, а лицо его было грязным, всё чем-то перемазано, соплями какими-то, да кровью... Солдат направил луч фонаря прямо в его бесцветные глазки, и он зажмурился, отвернувшись. – Wo Ihre Waffen bawahrt werden?? -Заммер зарычал, допрашивая, а русский только вздрогнул и хлюпнул носом, как трусливая девчонка. Разозлённый молчанием, Заммер хотел влепить проклятому врагу оплеуху, но понял, что виноват он сам: русский не понимает по-немецки. -Где хранится ваше оружие?? – Заммер повторил вопрос по-русски, надеясь на ответ, однако этот коммунист только плюнул ему в лицо. – Donnerwetter!! -злобно рыкнул Заммер, вытирая плевок. – Dieses Schwein zu den Teufeln zu erschiessen! Заставив солдат расстрелять русского, Заммер решил сам найти оружие среди всех этих полок, пустых овощных корзин, прилавков и прочей ерунды. Крутясь по бывшему торговому залу и подсобкам, он распахнул очередную дверь и едва не покатился кубарем вниз по крутой лестнице, составленной из высоких, острых ступеней. -Сюда! – Заммер позвал солдат, чтобы они её осветили, и принялся осторожно спускаться, держа впереди себя автомат – а вдруг русские и там засели?? Подвал был холодным, как подземелье какое-то, воздух сыроватый. Сам Заммер никогда бы не спрятал в таком месте оружие, потому что оно заржавеет от сырости и придёт в негодность, превратившись в груду металлолома. Но русские намного глупее Заммера, и, спустившись, он понял, что не ошибся. Подвал был обширным – наверное, размером с сам магазин или даже больше и весь занят – заставлен, завешен. Винтовками, пистолетами, ящиками с боеприпасами, противогазами, мундирами... -Рацию! – приказал Заммер солдатам, которые спустились вслед за ним и рассредоточились по пространству подвала, выискивая в нём притаившихся русских. -Яволь! – солдат тут же поднёс командиру это средство связи, установив его на деревянный стол, сиротливо торчащий посреди подвала в окружении двух неказистых стульев. За этим столом должны были сидеть русские часовые, охраняя склад, но их здесь не было: сбежали, наверное. Карл Заммер уселся на один из двух неказистых стульев, надвинул на уши наушники рации и громко заговорил в микрофон, вызывая Траурихлигена: -Босс, приём, я – Триста Седьмой! -Босс на связи! – рация ответила писком, и Заммер понял, что за генерала говорил переводчик. Фамилии его он не запомнил, и заглох на миг... -Босс на связи, говорите, Триста Седьмой! – настаивал переводчик, и Заммер, наконец-то, понял, что Траурихлиген, скорее всего, вышел наверх, чтобы в бинокль посмотреть. -Скажите герру группенфюреру, что задание выполнено... – без энтузиазма буркнул Заммер этому гражданскому переводчику, который в войне ни зги не понимает, а лезет... Лучше бы уж Шульц ответил, чем этот переводчик... -Хорошо! – пискнул переводчик, игнорируя устав. -Конец связи, – Заммер поспешил закончить разговор и откинулся на спинку стула, чтобы отдохнуть. *** -Медлительные слизни! – оценил Траурихлиген, наблюдая за “боем для галочки” со скукой. – Копаются, как хомяки... Он ещё хотел сказать что-то Фогелю, который стоял рядом с ним, надвинув каску, но вдруг неподалёку от них в землю с огнём и дымом врубился снаряд, пробив дымящийся кратер, вывернув с корнем старое раскидистое дерево. Со страшным треском оно переломилось, словно спичка, обрушившись в высокую траву, и тут же вспыхнуло, исчезнув в ревущем пламени. Горячие осколки, комья земли, камни, палки – всё это полетело на них смертоносным дождём, заставив обоих залечь за земляные навалы и закрыть головы руками. -Вот, чёрт... – рыкнул Траурихлиген, увидав, что линзы бинокля расколоты взрывной волной. -Мне кажется, достаточно динамично... – заметил Фогель, надвигая свою каску ниже на нос. – Думаю, нужно вернуться в блиндаж... Вывернутое дерево догорало возле кратера, а ветерок приносил удушливый дым и жар. Траурихлиген отшвырнул испорченный бинокль и повернул к Фогелю своё перекошенное злостью лицо. Осколок снаряда оставил на его щеке порез, из которого ручейками текла кровь. -Чёрт! – повторил он, поднимаясь на ноги и смахивая эту кровь со своей щеки кулаком, размазывая её. – Разнесу в щепки городок проклятый! Всё, я вывожу “брахмаширас”, надоело этот цирк смотреть! – Траурихлиген уже собрался пойти за своим “пауком”, чтобы разбросать все танки “одной левой”. -Смотрите! – закричал вдруг Фогель, заставив Траурихлигена повернуться и посмотреть. На навал к ним проворно карабкались люди – вооружённые русские в красноармейских гимнастёрках. -За Родину! – они кричали, их было человек пять, эти русские каким-то чудным образом прорвались через “непобедимую” пехоту Заммера, и громадными прыжками неслись вперёд, пытаясь атаковать их, со своими смехотворными винтовки и старыми пистолетами. -Смерть фашистам! – крикнул один из них, пальнув, и пуля, просвистев над ухом Фогеля, ушла куда-то вдаль... -Ай! – Фогель поспешил залечь опять, но Траурихлиген сдёрнул с плеча пистолет-пулемёт и, рыча, принялся отстреливать их очередями. Русские были обречены – Траурихлиген безжалостно высадил в них магазин, словно мстя за пораненную щёку, и они остались лежать у подножия навала, так и не добравшись до них. -Идёмте! – Траурихлиген дёрнул залёгшего Фогеля за воротник, подняв его на ноги, и потащил в блиндаж. Фогель отклеился от земли, весь грязный, потопал за генералом, оступаясь. Он подозревал, что контужен, потому что слышал всё, как сквозь вату... Хотя, это мог быть всего лишь страх. Они уже спускались вниз, когда внезапно один русский выпрыгнул из леса, из-за толстого дуба и тут же напал, собравшись обоих зарезать каким-то кургузым ножичком. Траурихлиген отпихнул Фогеля, и тут же перехватил в полёте перепачканную руку русского. Заломив её так, что враг вскрикнул, он без труда освободил его от ножичка, и швырнул на твёрдую землю, себе под ноги. Русский рычал и пытался встать, но Траурихлиген придавил его к сырой земле тяжёлым сапогом, заставляя барахтаться. -Ну и хлам, – оценил он его оружие и выкинул ножичек в высокую траву. – Фогель, давайте возьмём его в плен! – предложил он, поднимая русского из травы за ту руку, которую вывихнул ему только что. Пленный закричал, но голос его потонул в грохоте взрывов – он будто бы рот открыл без звука, а вокруг затряслась земля, потому что очередной снаряд прочертил по небу огненную дугу и взорвался в нескольких десятках метров от них. -Яволь, – Фогелю пришлось согласиться взять этого чумазого пленника, лишь бы получить возможность вернуться под защиту земли и брёвен, скрывшись от летящих снарядов и шальных пуль. Ему показались вечными те несколько секунд, пока генерал спускался обратно в блиндаж, таща за собою этого русского, который отбивался, кричал по-русски, но тащился, плача от боли в вывихнутой руке. Когда Траурихлиген запихивал его перед собою в блиндаж – русский заверещал особенно громко, пропустив убийственно высокую ноту, потому что разозлённый генерал, прижав сильнее, его вывихнутую руку сломал. Фогель аж вздрогнул от этого леденящего кровь визга, представив на минуту, что сломалась его собственная рука. -Закрыть дверь, не стойте, Фогель! – его отрезвил суровый приказ, и Фогель поспешил задраить тяжёлую дверь, отгородив относительно безопасный блиндаж от жуткого внешнего мира. Жуткий грохот рвущихся снарядов чуть притих, но легче от этого не стало. -Ой, ваша светлость, – закудахтал Шульц, высунувшись из угла и увидав, что щека генерала сурово рассечена, и на его аристократическом лице может остаться грубый шрам.- Я аптечку принесу... -На место, Шульц, а то назначу вас начальником штаба вместо Фогеля! – Траурихлиген усадил Шульца на место одним только словом и адъютант поспешил вернуться в угол, к съёжившемуся переводчику. -А, ваша светлость, – переводчик вспомнил про Заммера и решил доложить, подняв щекастую голову. – Заммер там выполнил какое-то задание... -Отлично! – ухмыльнулся Траурихлиген. – Я был уверен в том, что он не сдует! Допросить! – тут же приказал он переводчику, шваркнув русского в угол, а солдат-охранник взял его на прицел, мешая последнему “выкинуть коник”. -Яволь! – поспешил подчиниться переводчик, подобрался к побитому пленнику и принялся озлобленно пищать по-русски, требуя от последнего ответов. Русский или молчал или нёс какую-то чушь... “Колобок” какой-то непонятный и дед какой-то... мороз... Траурихлиген собирался покинуть блиндаж и вывести на поле боя свой “брахмаширас”, и направляясь к выходу он услышал от русского эти странные слова: “Колобок” и “Дед Мороз”. -Что есть “Колобок”?? – выбивался из сил красный переводчик, шаркая своими крокодиловыми туфлями, на подошвах которых налипли килограммы чернозёма. И чернозём этот он обтирал о чистый пол блиндажа. -По сусекам поскреби, по амбарам помети – вот тебе и колобок... – бредил в ответ ему русский, нагло и открыто издеваясь над ним. В другое время Траурихлиген бы выбил из него правду под пытками, а переводчик получил бы стеком за грязь, но на этот раз им повезло: Траурихлиген хлопнул дверью и исчез за безопасными пределами блиндажа, выйдя под страшное небо, чтобы добраться до своего “брахмашираса”. Машина-паук оставалась в вымоине, под еловыми ветками. Эрих проворно спрыгнул туда, оказавшись рядом с чудом смертоносной техники, залез в высокую кабину и удобно устроился в мягком кресле с широкими подлокотниками. В кабине было темно и тихо, будто бы паукообразная машина не работала вообще, но Траурихлиген знал, как заставить её ожить. Расстегнув воротник своего полевого кителя, Эрих снял со своей шеи тяжёлый родиевый медальон со сверкающим камнем посередине. Взяв его двумя пальцами, он всунул его в едва заметное гнездо на приборном щитке своей машины, и тот час же словно бы чудо случилось. В кабине вспыхнул свет, заработал кондиционер, ожили индикаторы приборов. “Брахмаширас” работал идеально, и Траурихлиген заставил его подниматься на ноги. Адская машина, издавая страшное шипение, словно бы встала с корточек, распрямив свои блестящие лапы, сбрасывая еловые ветки, которыми была закидана, и быстро зашагала в сторону колхозного поля, которое раскинулось между блиндажом и Еленовскими Карьерами. Дойдя до земляного вала, который защищал блиндаж, “брахмаширас” остановился, будто зверь, который примеривается прыгнуть. Отойдя назад на пару шагов, машина взяла небольшой стремительный разбег, выдирая и расшвыривая земляные комья, а потом – резко оттолкнувшись сразу четырьмя задними лапами – взмыла высоко в воздух в гигантском прыжке, вмиг перемахнула высоченные груды земли и врубилась прямо в засеянное поле, в озимые, сминая зелёные всходы, подняв вокруг себя брызги чернозёма. Оказавшись по ту сторону, Эрих Траурихлиген бросил “брахмаширас” в галоп, машина, совершив три-четыре громадных скачка, пересекла половину поля и там остановилась в гуще всходов. Эрих Траурихлиген выжидал – пускай, они немного подерутся “для галочки”, прежде чем он закончит бой с помощью “брахмашираса”. Зевая, Траурихлиген просто наблюдал за ними, как они бегают, стреляют, взрывают и погибают для его галочки. С высоты своей сверхзащищённой кабины, сплав которой не побьёт ни один известный снаряд, Траурихлиген видел, как солдатик, которому было лет семнадцать, оказался окружён пятью русскими. Они травили его как собаку, загоняя в ловушку между глубоким кратером и горящим танком, из которого торчало тело обуглившегося танкиста. Он пятился, но застрял, потому что некуда стало отступать, а русские злобно скалились и говорили непонятные слова: -Давай, сдавайся в плен, собака! Приказы командования требовали от него крикнуть “Зиг Хайль!” и рвануть в оголтелый бой не на жизнь, а на смерть... Но русских было в пять раз больше – они убьют его до того, как он успеет сделать первый шаг, поэтому немчик послушно поднял руки, уронив оружие в грязное месиво и сделал на лице собачье выражение, показывая, что драться он не будет. -Молодец, собака! – рыкнул ему один широкоплечий русский, протянул руку, чтобы схватить его... и вдруг они все начали разбегаться, роняя оружие... Неужели устрашились и отступили перед мощью великого рейха... в его очкастом лице?? Солдатик удивился, позабыв на минуточку о том, что вокруг него рвутся снаряды и летают шальные пули... А потом услышал позади себя металлический лязг. Ощутив животный страх, солдатик обернулся рывком и увидел у себя за спиною блестящего паука, как тот, прошагав, вдруг застопорился в нескольких метрах от него и присел на лапах, издав громкое шипение. На беднягу-солдатика словно ступор какой-то напал... Он застрял на виду, осознав, что русские испугались этой непонятной машины, а вовсе не его. Ба-бахх!! – недалеко разорвалась бомба, и солдатик пришёл в себя и поспешил исчезнуть, припустив к ближнему лесочку... Русские самолёты пытались бомбить паука, пролетали, сбрасывая бомбы, а они падали и рвались повсюду, оглушая, обдавая жаром, осыпая землёй. Солдатик поддался панике, малодушно испугавшись за свою жалкую жизнь и бежал, невменяемо загребая землю своими ногами. -Ты куда, дезертир?? – откуда-то из тучи жирного дыма возник потрёпанный офицер, зарычал... но тут же был убит очередью из русского пулемёта, и упал ничком прямо в кучу других трупов. -Ай-ай! – солдатик взвизгнул, отскочив – очередь не зацепила его чудом... но в следующий миг рядом врубилась бомба, превратив в кратер ближайший окоп, солдатика отшвырнуло взрывной волной и обрушило в жидкую грязь на дне другого окопа. Плюхнувшись, он не пострадал, поднял голову, поправляя каску, и тут же столкнулся нос к носу с окровавленным трупом. Кровь стекала с него вниз и смешивалась с грязной водой на дне. Страх задушил его совсем и бедняга заплакал, свернувшись на грязном дне в позе эмбриона. Бомбардировщики с красными звёздами на крыльях носились туда-сюда, как назойливые мухи, приближаясь с громким жужжанием и кидались бомбами, пробивая кратеры, поднимая столбы земли и рождая дополнительный грохот. Ба-бахх! – один из них чуть не попал, разорвавшись почти под ногами “брахмашираса”, Эрих Траурихлиген почувствовал, как вздрогнула земля, но его кофе оставался в чашечке в полном спокойствии, как на вернаде летним утром. В узкое окошко он видел, как уносится в небо самолёт дб-3, а за ним несётся второй, готовый сбросить бомбы ему на голову. -Бах! – негромко произнес Траурихлиген и нажал на красную кнопку, на миг утопив всё вокруг в погибельном море невыносимого света. Свет уходил, будто таял, становясь тусклее, предметы отбрасывали резкие чёрные тени, а с неба дьявольским дождём падали самолёты, разваливаясь в падении на части, буквально рассыпаясь, разлетаясь... а земли достигла лишь лёгкая ржавая пыль. Эрих Траурихлиген открыл окошки и наблюдал за тем, как эта пыль разлетается, подхваченная ветерком, и летит в сторону Еленовских Карьеров, вокруг которых кипел “отчётный бой для галочки”. А тут, наконец-то, стало тихо и спокойно – никакого движения, ни звука, ничего, даже писка, потому что всё живое было убито залпом “брахмашираса”. Замершие танки разваливались от малейшего дуновения, превращаясь в щербатые остовы, а людей вообще не было видно, потому что от них ничего не осталось, даже нельзя сказать, что они погибли – просто исчезли. Эрих Траурихлиген не спеша, допил свой кофе, поставил чашечку перед окошком и откинулся на божественно мягкую спинку нового кресла, чтобы немного отдохнуть в тишине. Солдатик, съёжившийся на грязном дне окопа, открыл глаза. Он выжил чудом, потому что оказался в глубокой сырой яме, и был благодарен богу за то, что жив. И над ним нежно светит утреннее солнце, а вокруг так тихо... Он не оглох – он слышит, как шумит ветерок, принося запах чего-то сильно горелого, который мешает дышать... Солдатик решил взглянуть вверх... и с ужасом увидел, что на трупе, лежащем под бруствером, горит мундир. Но вокруг так тихо... Солдатик решил, что бой закончен, вокруг безопасно, и полез вверх, цепляясь руками за землю, которая стала какой-то сухой и необычайно твёрдой. Осторожно выбравшись на поверхность, солдатик не без опаски выглянул из ямы и обнаружил, что вокруг него нет земли, а одно только стекло – зелёное, горячее настолько, что даже рукой дотронуться нельзя. Солдатик отдёрнул свою незадачливую ладонь, которая получила ожог через перчатку и позволил себе робко оглядеться... Вокруг произошло что-то страшное, пока он страдал от страха на дне этого развороченного окопа – всё чёрное, как прогорело, стекло это повсюду, а чуть поодаль – скелет, вернее, один закопченный череп торчит из кучки серого пепла... Страх пронзил его, пробрав до косточек и бедняга, не в силах терпеть жуткий стресс, упал в обморок, опять скатившись на дно окопа.