====== Глава 145. Каша. ======

Константин Сенцов в чёрном мундире группенфюрера СС спускался куда-то вниз по узкой каменной лестничке. Вдыхая сырой и холодный воздух узкого тёмного коридора, он думал о том, что скажет, когда будет приговаривать к колу пойманного партизана. Нужно будет выдумать что-нибудь пострашнее, достойное вселенского суперзлодея, и сказать таким голосом, от которого по спине мурашки бегут... Жаль только, что Сенцов так не умеет! Над головой Константина нависал, довлея, серый потолок, а за спиною, сопя, шагали его “ангелы-хранители” Красный и Бисмарк. Бисмарк держал в руке фонарик и освещал путь, а Красный шёл налегке и бурчал, что уделал мундир грязной водой, когда выливал тазик. -Да прекрати ты ныть! – буркнул Бисмарк и пихнул Красного в бок. – Тут же солдаты торчат, а ты всё: “Тазик”, да “Тазик”! Хочешь, чтобы тебя накачали свинцом, а, Красный? -Не пихайся, Бисмарк, мне больно! – огрызнулся Красный. – Новый мундир был, а теперь – пятно дурацкое! Чёрт, зря я “Вапороне” не захватил! -Ну, да, может быть, ещё DVD-плеер возьмешь и соковыжималку? – процедил сквозь зубы Бисмарк, стараясь светить на крутые склизкие ступеньки, а не в лицо Красному. – Красный, ты иногда бываешь так же гениален, как бык! – DVD-плеер бы не помешал! – мрачно вздохнул Красный. – А то скучища здесь, как в карцере, ей-богу! Кстати, Бисмарк, ты всегда гениален, как бык! -Да не, в местных карцерах – веселуха! – возразил Бисмарк. – Только послушай, как там орут на пытках – обхохочешься! -Слушайте, заткнитесь вы оба! – вмешался в интересную беседу Сенцов, заметив, что ступеньки кончаются и начинается коридор, в конце которого маячит тень солдата. -Слыхал, Красный, прекрати клекотать – а то заметут! – хихикнул Бисмарк и заглох, светя фонариком под ноги Сенцова. -Ну, я тебе... – начал Красный, замахнувшись кулаком, но тоже заглох, заметив, как тень солдата в конце коридора перевесила автомат с одного плеча на другое. Константин взял под мышку тяжёлый стек Эриха Траурихлигена и гордо поднял голову, чтобы во всём походить на него. Эрих Траурихлиген никогда не сутулился и не глядел на носки сапог, как это любит делать Сенцов... Нужно что-то менять в себе, иначе действительно, заметут... Подбитые железом сапоги гулко стучали о каменный пол, а Константин слышал в собственном топоте топот несуществующей погони, и собственная тень казалась ему тенью Эриха Траурихлигена, которая вынырнула из небытия и тянет холодные мёртвые руки к беззащитному горлу, стремясь безжалостно задушить... Солдат в конце коридора, не заподозрив ничего дурного, вытянулся в струночку и крикнул: -Хайль Гитлер! – приветствуя ненастоящего группенфюрера. -Хай! – ответил ему Сенцов, стараясь бросить это коротенькое словечко так же небрежно, как завсегда бросал его Эрих Траурихлиген. Где-то в глубине души Константина грызла хладнокровная слепая совесть. Он не имеет права ни за кого вершить историю, пусть даже ему приказал сам шеф Отдела Предотвращений... Сенцов не может вести за собой никакие войска, не может никому здесь приказывать и не может приговаривать партизан – это не его участь и не его роль... Так говорила совесть, впиваясь зубами во что-то, что есть у человека в глубине души... -Герр группенфюрер! – внезапно выскочил из-за поворота другой солдат и тоже вытянулся с поднятой рукой. – Арестованный в шестой камере! Сенцов удержался от того, чтобы вздрогнуть от неожиданности, и холодным тоном палача изрёк: -Веди! -Яволь! – отчеканил солдат и маршевым шагом двинулся вперёд, мимо вереницы одинаковых дверей и чадящих, трещащих факелов. Сенцов зашагал следом, а Бисмарк потушил фонарик – чтобы не разряжать зря аккумулятор. Все двери были наглухо задраены, за ними висела мёртвая тишина и пустота, и лишь одна дверь, впереди, была открыта. Наверное, это и была шестая камера, в которую запихнули партизана. Обречённого партизана, которого Константин Сенцов должен был приговорить к казни... В дрожащем свете факелов плясали бесноватые тени, похожие на древних демонов, и казалось, что где-то в глубине коридора рождается чудовищный адский рёв. Константин ощущал на спине чей-то тяжёлый взгляд – наверное, это призрак Траурихлигена явился из пекла, чтобы посмотреть “комедию”, в которой Сенцов сыграет палача. Солдат продвинулся вперёд, застопорился около открытой двери и снова вытянулся, словно бы приглашая Сенцова внутрь. Поравнявшись с солдатом, Сенцов бросил на него пренебрежительный, брезгливый взгляд, по-графски небрежно взмахнул свободной от стека рукой и приказал: -Убирайся! -Яволь! – будто бы с облегчением выдохнул солдат и исчез где-то в коридоре. -Супер! – шёпотом восхитился Красный и выпятил вперёд большой палец, показывая “Класс!”. -Убери это! – возмутился Бисмарк и заломил Красному руку. -Полегче, сломаешь, зубробизон! – заныл Красный, вырываясь. -Да прекратите вы! – осадил обоих Сенцов. – Тут вам не Донецк! Тихо, а то прогоню! -Ты глянь, прыть проснулась! – буркнул Красный, потирая “поруганную” руку. – Наконец-то, зачесался! -Цыц! – сурово цыкнул Сенцов и широким генеральским шагом вдвинулся в ту самую шестую камеру. В шестой камере было электричество, и под потолком тускло светила единственная лампочка, подвешенная на пыльный проводок. Под лампочкой, на рахитичном, шатком стульчике, съёжился человек. Он не был связан, его руки схватились за ободранное сиденье, а ноги в дырявых сапогах упёрлись в пол. Пленного держал на прицеле всего один солдат. Когда вошёл Сенцов – солдат вытянулся в струночку и крикнул как можно громче: -Хайль Гитлер! Константин вспомнил, что должен только небрежно кивнуть в ответ, кивнул, а потом – снова перевёл взгляд на пленного. На вид ему было лет восемнадцать – молоденький худой парнишка с рыжим чубом, одетый в испачканные лохмотья. Сначала он угрюмо глазел в серый пол, но потом – тряхнул головой и уставился прямо на Сенцова. Уставился так, будто бы обвинял Сенцова в конце света. Константин и впрямь почувствовал себя виноватым, отвёл взгляд и начал глазеть на бурую стену над головой партизана. -Ну? – прошептал сзади Красный и пихнул Сенцова в спину кулаком. Константин сообразил, что создаёт неловкую паузу – Траурихлиген никогда не стал бы тянуть время и отворачиваться от партизана, он никогда бы не осознал вины... -Да конопать его уже! – бесился в коридоре Бисмарк, шумно сопя. Солдат в углу камеры выглядел безучастным. Он молча удерживал партизана на мушке, хотя его глазки так и стреляли за спину Сенцова – разглядывали Красного и Бисмарка. -Дойч швайн! – внезапно подал голос пленный партизан, распрямив плечи, и вперил в переносицу Константина взгляд, наполненный испепеляющей ненавистью. Сенцов даже испугался – ему на миг показалось, что этот пленный соплячок продырявит его глазами навылет. -А? – переспросил Константин, и его голос на миг уподобился мышиному писку. -Чёрт! – фыркнул в коридоре Бисмарк. – Да не срезайся же ты! Давай, суровее – приговаривай и шагай! -Я пришёл отомстить тебе за Чижи, гад! – сквозь зубы процедил партизан, ёрзая на скрипучем, рассохшемся стуле. – Помнишь Чижи? Константин впал в замешательство. Вместо того, чтобы читать подсунутые Звонящей бумажки, он пялился в телик и тупо спал. Он не знал, что это ещё за Чижи, и поэтому снова пискнул: -А? – только на этот раз – изумлённо. -Дура-ак! – протянул в коридоре Красный, хлопая себя по лбу. – Ой, дурра-ак! -Блин, Старлей, ты что, рявкнуть не можешь, или как? – вскипал Бисмарк, почёсывая пудовые кулачищи. А Сенцов торчал пнём – опять же, по-сенцовски, по-другому не умеет Сенцов... И вдруг что-то произошло. Грызущая совесть внезапно куда-то пропала, а на её месте из небытия возникла испепеляющая ярость. Сенцов чувствовал, как она вскипает внутри него, заполняет, распирает... “Убивай! Убивай! Убивай!” – кричали над ухом страшные голоса, а несчастный тощий партизанишка показался смертельным врагом. Константин скосил на него глаз, неожиданно вспыхнувший адским огнём, и партизан отшатнулся, будто бы увидел во рту Сенцова метровые клыки. Этот животный страх никчёмного человечка ещё больше подогрел ярость, и Сенцов, не понимая даже, что творит, взмахнул чужим стеком и залепил партизану затрещину. Пленный сжал зубы и не пикнул ни звука, удержался на стуле и вновь заговорил, потирая разбитую щеку: -Я заминировал твой дом, потому что ты там живёшь! Твоя фашистская жизнь в обмен на Чижи! Ярость внутри Константина забурлила убежавшим молоком, Сенцов замахнулся во второй раз, но раздумал. По-злодейски заложив руки за спину, он вальяжно и напыщенно прошёлся мимо пленного туда-сюда и уверенно заявил: -Ну, конечно, заминировал! Да, ты герой, но жаль, что безымянный и бесполезный! Завтра ты узнаешь, как у нас награждают героев! – Сенцов перевёл огненный взгляд с партизана на молчаливого солдата и выплюнул: -Завтра с утра высадить эту амёбу на кол! Всё, я пошёл спать! – сказал Константин Сенцов сам себе, развернулся и покинул шестую камеру, отпихнув с дороги надоедливого Красного. -Ну, ты, брат и врезал! – восхищался Красный, пока Сенцов шагал по сырому подвальному коридору. – Я даже поверил на секундочку, что ты – фашист! Круто, Старлей! -Думаю, что скоро ты научишься генералить на фронте, и мы тебе больше не понадобимся! – добавил Бисмарк. – Э, Красный, – он повернул голову назад, потому что Красный шагал в арьергарде и поминутно наступал на пятки. – А чего это такое нашло на Старлея? Чи, правда, генералит? -Гибрид! – шепнул Красный, уставившись себе под ноги. – Вот только работает он как-то не так... -Чего? – не понял Бисмарк, и тут же споткнулся, потому что смотрел назад. – Чёрт, ну и пол... Блин... Сапог не напасёшься! -Личностный гибрид! – повторил Красный, не забывая освещать фонариком свой путь, чтобы не спотыкаться, как Бисмарк. – Я забил ему личность Траурихлигена, чтобы он тут не крякнул, а оно как-то коряво работает... -Слышь, а ты его часом не попортил? – Бисмарк недоверчиво покосился на Красного и споткнулся во второй раз. – Блин... – ругнулся он, опасаясь, как бы его правый сапог не “разинул пасть” от полного счастья. -Выкарабкается! – Красный небрежно сделал ручкой и потопал вперёд, украдкой похохатывая над тем, как рослый Бисмарк спотыкается на каждом шагу. -Думаешь? – пожал плечами Бисмарк, усердно высматривая на полу трещины и камни, чтобы не споткнуться. – Какой-то он странный... А Сенцов тупо двигал ногами и перемещался вперёд, не слыша того, что о нём говорят, не видя перед собой ничего кроме пустоты. Злость и ярость исчезли, оставив за собою апатию и ещё что-то, что грызло, глодало где-то под ложечкой – наверное, это проснулась совесть. Константин Сенцов не замечал, что держит стек за кожаную петельку для запястья, и последний по-идиотски беспомощно тащится по полу. Из апатии выплывала то Катя, то её бухгалтер, то диван с телевизором, то чёрствый батон... Всё, к чему Сенцов привык за годы жизни, теперь долбило опустевшие мозги кувалдой и кричало басом в самые уши: -Ты монстр, Сенцов! Ты нас бросил! Константин отмахивался от них от всех виртуальными руками, но никак не мог одолеть диван: последний напирал вагонеткой и норовил раздавить... А где-то в конце коридора – там, где брезжит размытый свет – заливался адским хохотом подмокший сенцовский телевизор. -Эй, брат! – вдруг разорвалось над ухом, и Константин едва не упал назад от неожиданности. ХЛОП! – очень крепкая рука с размаху огрела по плечу, и Сенцов едва не упал назад во второй раз. -Чего? – гнусаво простонал он, вскинув мутные глазки. -Старлей, ты как? – пророкотал мощный басовитый глас, и в лицо Константина ударил плотный столб света. -Боже? – растерянно пискнул Сенцов, забыв на минуточку, что собственно происходит. -Э, ну, ты кисель! – угрюмо буркнул басовитый глас, а очень крепкая рука хорошенько встряхнула за шиворот. Константин даже на ногах не удержался, хлопнулся на пол и тут же сообразил, что он до сих пор в подземелье, а над ним нависает Бисмарк и светит в лицо дурацким фашистским фонариком. -Да ты чего, Бисмарк?? – возмутился Сенцов, копошась на полу червяком, перемазывая мундир Траурихлигена мхом, плесенью и сырой грязюкой. -Видишь, Красный, – говорил тем временем Бисмарк, отвернувшись от Сенцова. – Он с твоим гибридом по полу начал валяться. Не крякнет? -Не знаю... – поскрёб макушку Красный, приблизившись к Сенцову на два шага. – Слышь, Бисмарк, подними его, что ли? А то как-то не удобно: Траурихлиген и вдруг разлёгся посреди дороги... -Ага, – кивнул Бисмарк и сомкнул ручищи поперёк сенцовского туловища. -Да я сам встану! – отмахнулся от него Константин, суча ногами. – Вы что, ребята, того? -Да, не! – хохотнул Бисмарк, насильно отдирая Константина от пола. – Это у тебя в мозгах – “ку-ку”! Пошли уже, киселёк! Хохотнув ещё разочек, Бисмарк лёгонько приподнял Сенцова и взвалил на своё широкое плечо. Константин повис вниз головой, заболтал руками, требуя, чтобы Бисмарк опустил его на пол, но тут приблизился Красный. Константин видел его вверх тормашками, а Красный, ослепляя проклятым фонариком, поднял указательный палец и чуть заметно провёл им по сенцовской шее. -Поспи, Старлей, – сказал он тихо, как сквозь вату. – Убираемся отсюда, Бисмарк! Сенцова что-то мягко всколыхнуло, и он будто бы полетел сквозь тёплые плотные облака... А потом и облака исчезли куда-то, пропустив кромешную тьму. -Заснул... – вырвалось из тьмы. -Правильно, а то он шумный, как бомбовоз... – прошелестело где-то далеко и снова нырнуло во тьму...