Еще Динкевич мог бы рассказать об одном интересном разговоре с полоумным немцем, заживо гнил на его глазах. «Они бросили меня здесь подыхать.. Бог им судья, - бормотал немец, на плечах которого блестели остатки золотого шитья. - Безумцы, они безумцы! Это так просто не остановить! … Бежать, бежать — вот что они выбрали, - его глаза лихорадочно блестели. - Ха-ха-ха! - выплевывая сгустки крови смеялся он. - Безумцы! Надо идти назад! Назад! В этот проклятый лес! Нам почти удалось...Слышишь меня камрад? - его глаза невидящи смотрели прямо вперед. - Ты здесь? Скажи хоть слово, камрад? … Ха-ха-ха! Ты здесь. Так вот, нам почти удалось пробиться в самый центр их логова. Гренадеры добрались до землянок... Вот! - его мосластая пятерня хватанула Динкевича а плечо. - Они были у меня вот здесь! Я знаю, это проклятое оружие была там... Оно было в паре шагов от меня... Ха-ха-ха!, - его снова охватил безумный смех, от которого ужас пробирал до костей. - В паре шагов, я мог дотянуться до него рукой. Ты понимаешь, камрад? Эти выродки создали страшное оружие, - его голос упал до шепота и Динкевичу приходилось наклоняться к самым губам умирающего генерала. - Господи, за что ты так ненавидишь немцев? - из его рта пошла потоком почти черная кровь. - За что?».

  - Нам надо попасть в этот район, - вновь повторил он, всматриваясь в лица своих заместителей. - Они думают, что тут одни... никто не знает о нас. Надо спороть все это, - он показал на кокарды и повязки. - И нацепить звезды... Если ударим внезапно, у нас будет шанс... А эту всю шваль пустим вперед, - Динкевич кивнул на отдыхавших сечевиков. - Разделим бригаду на несколько частей. Весь сброд соберем в одной, которая будет отвлекать внимание и собственно будет играть за Белорусский легион, - ротные понимающе переглянулись. - Сами перекрасимся. В этом тряпье нам сам черт брат! Сейчас хрен разберешь, кто сечевик, а кто партизан... Понятно?

  Вдруг, недалеко раздался женский крик, через мгновение смолкнувший. Все обернулись. Прямо через лужи к ним шли пара легионеров из охранения, гнавших перед собой двух женщин.

  - Голова, пымали тут недалече, - вытолкнув женщин вперед, доложил старший. - Вот, падла, кусалась как кошка, - пнул он ту, что постарше.

  - Черти, разложить что ли же успели? - раздраженно спросил голова. - Да?

  - Ага, как же..., - пробурчал один из легионеров. - Одна монашка, а вторая - больная похож... Больно охота мараться. Подхватишь еще чего-нибудь.

  И действительно, женщина постарше, стояла сложив руки, словно на службе и молча шевелила губами. На голове у нею был черный платок, надвинутый почти на самые брови.

  - И всю дорогу так, - кивнул на нее легионер. - Бормочет и бормочет... Вторая, вон, глазищами зыркает, того гляди вцепится.

  Та стояла с вызывающим видом, словно это не ее поймали, а она взяла их в плен. Пронзительные черные глаза буравили Динкевича, отчего ему становилось явно не по себе. В какой-то момент ему показалось, что кто-то выворачивает его наизнанку. Вот так медленно берет и рукой достает его нутро - все внутренности наматывает на ладонь и тянет, осторожно тянет...

  - Вот, вот, - легионер сдернул накидку с девушки, обнажая ее плечи. - И вся спина такая.

  По девичьим плечам змеились буро-черные рубцы, отвратительно стягивающие кожу на всем своем протяжении. Они причудливо извивались, то пропадая на внутренней стороне рук, то снова появляясь на их видимой стороне.

  - Что это такое? - едва не сплевывая, пробормотал голова.

  Девушка усмехнулась и с видимым удовольствием потянулась, отчего создалось впечатление, что на ее руках ожили змеи и начали двигаться... Черные жгуты то и дело сменялись бурыми, потом багровыми. Казалось, ее плоть пластична и способна пропускать в себя инородное...

  - Ведьма! - прошептал с отвращением Динкевич, с силой ударив девушку по лицу. - Проклятая ведьма! Пока в обоз ее! Потом займемся.. Тварь, - плюнул он в ее сторону.

  Слизывая языком кровь с разбитых губ, девушка неожиданно засмеялась. Обнажились крупные ровные зубы, через которые просачивалась красноватая жижа.

  - Покойники! Ха-ха-ха-ха! - жуткий смех в исполнении избитой в кровь девицы сразу же напомнил Динкевичу точно такой же смех умирающего немецкого генерала. - Вы же покойники, - широко раскрытыми словно от удивления глазами она оглядела всех, кто ее окружал. - Вы только еще не знаете об этом! Все вы! Ты! Ты и ты! - она кружилась на месте и ее вытянутый палец попеременно указывал то на одного, то на другого сечевика.

  - Сучка, - с воплем один из легионеров сбил кружащуюся девушку на землю. - Жидовская подстилка! Закрой свою пасть! - он несколько раз с силой вбил приклад ей в живот. - Молчи!

  - Мертвецы! Ха-ха-ха-ха! - смеялась она как сумасшедшая, катаясь по земле и даже не стараясь уворачиваться от ударов. - Вам же говорили, не появляться в лесу..., - очередной удар, попав прямо в колено, отозвался неприятным хрустом. - Сдохните! - она уже не кричала, а хрипела, то и дело харкая кровью. - Сдохните все до единого... Лес вас пожрет и не оставит ни единого следа...

  Отдыхавшие недалеко сечевики, привлеченные странным зрелищем, столпились за спинами своих командиров. Они со странным чувством смотрели, как девушку месили ногами пара здоровых мужиков, а она лишь хрипела в ответ и время от времени жутко смеялась...

  114

  15 декабря 1942 г. Орша. Ставка командующего Центральным фронтом генерал-лейтенанта К.К. Рокосовского.

  Константин Константинович мерил шагами гостиную, широкое пространство которой было залито солнечным светом. Он делал ровно пятнадцать шагов в одну сторону, потом - столько же в обратную, и после этого смотрел на часы.

  - Григорий Павлович, как там? - не выдержал он, подойдя к полуоткрытой двери. - Не слышно?

  - Не слышно..., - было слышно, как его зам подошел к окну. - Может, Константин Константинович, командарм возле Волновки застрял. Там сейчас так намело, что в обход придется ехать.

  - Значит... не скоро, - пробормотал он. - Зачем же, Георгий, ты едешь? Ставка же все решила...

  Он со вздохом сел в кресло и задумался. Ему сразу же вспомнилось недавнее заседание Ставки, на котором решалась судьба зимнего наступления. При одной только мысли о тех событиях, когда ему пришлось докладывать о разработанном им плане, Рокосовского вновь и вновь бросало в дрожь.

  «После доклада и последующих за ним вопросов, он замер возле карты.

  - А вот остальные товарищи, - Сталин указал курительной трубкой куда-то в сторону собравшихся. - С вами, товарищ Рокосовский, не согласны. Вы утверждаете, что Красная Армия в настоящий момент обладает необходимыми силами и опытом, чтобы предпринимать столь масштабные операции фронтового масштаба. Нанесение сразу нескольких сильных ударов по обороне противника — это не что иное, как распыление наших сил. Получается..., - Верховный посмотрел на сидевших так, словно приглашал их принять участие в дискуссии. - по сильному и матерому противнику мы ударим не кулаком, а ладонью, - сидевшие недалеко от Рокосовского Буденный и Конев согласно закивали головами. - Разве мы можем себе позволить так делать? Что помешает немецкому командованию, - Сталин повернулся к карте. - здесь и здесь нанести мощные фланговые удары и создать мешок. И не надо забывать, что согласно данным разведки, где-то в тылу у немцев созданы три крупные маневренные группы, в состав которых целые подразделения с новейшими тяжелыми танками. При разработки своего плана вы учли все эти моменты?

  Все эти угрозы присутствующим были уже прекрасно известны и не раз обсуждались в ходе доклада. Возвращаясь к ним вновь Сталин требовал очередных гарантий...

  - Предлагаю вам выйти и еще раз подумать, действительно ли предлагаемый вами план приведет к желаемым для нас результатам?

  Рокосовский, не говоря ни слова, вышел из кабинета в приемную и под удивленным взглядом Поскребышева, сел на диван. Он уже третий раз за последние полтора часа присаживался на это самое место и молча о чем-то размышлял.